Я на миг замер с открытым ртом, затем клацнул зубами и переспросил:
– Руками?
– Ну да, – подтвердила знахарка, заметила мое удивление и встревожилась: – А что?
Ритуалисты не могли напрямую касаться эфира, им приходилось довольствоваться использованием схем и жезлов. Марта – истинная?
Это многое объясняло. Истинных совсем не так просто приучить работать с волшебными палочками, им куда сподручней действовать руками, а это мешает, отвлекает и создает помехи. Да никому из одаренных таким талантом и в голову не придет использовать магический жезл! Лишь по большой нужде…
– Покажи! – потребовал я. – Сделай хоть что-нибудь!
– Не могу, – потупилась девушка. – Силу мне дает лес, а он сейчас спит.
У меня засосало под ложечкой. Силу дает лес? Дает силу? Известно, кто делится энергией с заклинателями! Князья запределья и прочие потусторонние твари!
Я припомнил поистрепавшиеся края эфирного тела знахарки, будто кто-то отрывал от него по кусочку, сглотнул и спросил:
– Это какая-то особенная сила? Попробуй описать свои ощущения от нее.
Марта неуверенно пожала плечами.
– Она такая… такая… Вот ты спросил, колдун! Даже не знаю, как сказать!
– Цвет? – задал я наводящий вопрос.
Глаза знахарки раздраженно сверкнули.
– Тем цветам не придумано названий!
– И все же. Какие аналогии он у тебя вызывает? Тебе известно слово «аналогия»?
Марта фыркнула и задумалась.
– Зелень распускающихся дубовых листочков с древесным налетом.
У меня отлегло от сердца. Идущую из запределья силу описывали по-разному, но диапазон этих цветов начинался серым и заканчивался черным с заходом в пурпур и багрянец. Зеленой ее не называл никто и никогда.
– Попробуй использовать другую силу. Ту, которая наполняет весь мир. Теплую, она может показаться оранжевой или желтой. Прикоснись к ней, создай светляка. Да оставь ты жезл! Используй пальцы! Тебе это должно быть даже проще. Пробуй! Основа плетения останется прежней.
Знахарка посмотрела на меня с нескрываемым удивлением, но после недолгих колебаний все же предприняла попытку сотворить магический огонек. Эфир явственно сгустился, что само по себе было хорошим признаком, но не поддался знахарке и просочился через пальцы.
– Вот видишь… – поникла Марта.
– Пробуй еще! – потребовал я.
И вновь девчонку преследовала неудача.
– Сейчас нет нужной силы! – вспылила знахарка. – Говорю тебе, колдун! Она появляется весной! Лес дарит ее, а эта проходит сквозь пальцы! Я даже ничего толком не чувствую!
– Вздор! – отмахнулся я. – Отбрось суеверия! Ты можешь работать напрямую с эфиром! Я вижу это! Пытайся!
Марта попробовала раз и еще, но ничего хорошего из этого не вышло. Она никак не могла приноровиться к тончайшему эфирному полю, пальцы рвали его, а не сплетали в нити.
– Да покажи сам, как надо! – выкрикнула взбешенная неудачей знахарка. – Покажи!
Если б я только мог! Если б только мог…
– Ты ведь сам используешь палочку! – продолжила горячиться девчонка. – Почему? Ответь!
Я на миг задумался и, к своему величайшему облегчению, не испытал ни малейшего позыва сказать правду.
– Так проще, – ответил я, задумчиво посмотрел на четки и предупредил Марту: – Ладно, смотри очень внимательно и готовься повторять.
А затем принялся раздеваться до исподнего.
Марта захлопала ресницами, неуверенно взялась за поясок платья, спросила:
– Мне тоже?
– Тебе – нет, – усмехнулся я, хоть и ощутил немалый соблазн ответить утвердительно, лишь бы только придать нашим занятиям толику пикантности.
Но не стоит. Немалое количество университетских сообществ начинали такими вот невинными шалостями, а заканчивали свальным грехом и еретическими практиками. А уж сколько ритуалов постигла неудача из-за не вовремя брошенного взгляда на обнаженную грудь симпатичной девицы, и не сосчитать!
Собравшись с духом, я зажал в пальцах наполненную эфиром янтарную бусину – последнюю из тех, что купил в лавке братства святого Луки и еще не успел использовать для собственных нужд.
– Следи! – потребовал я и усилием воли разрушил запирающие чары, позволил эфиру выплеснуться наружу и заклубиться призрачным облачком энергии.
Марта разинула рот, наблюдая, как растекается и развеивается в пространстве чудотворная сила.
– Повторяй! – рявкнул я, захватил эфир левой рукой и сжал его, а после легким усилием воли заставил вспыхнуть, превращая в парящий перед собой огонек.
Знахарка повторила мои движения, но энергия просочилась через ее пальцы, мигнула разреженным сиянием и погасла. Марта в немом изумлении уставилась на свою ладонь, потом перевела взгляд на меня и ойкнула.
– Твоя рука светится! – забеспокоилась она. – Ты видишь эти лучики?
О да! Я не только видел их, но и прекрасно ощущал. На коже проявились сотни укусов призрачных ос, они зажглись ярчайшими точками и даже испустили лучи незримого света, будто моя рука засияла изнутри. Но она не сияла, она сгорала. Захваченный при мимолетном касании эфир разжег жгучее пламя, и я скрипнул зубами от боли. Ухватил стоявшее под столом ведро, как был – босиком, вышел на улицу и облился, смыв ключевой водой излишки энергии.
Полегчало враз. Я вернулся в дом, стянул мокрые рейтузы и принялся растираться полотенцем.
– Мое эфирное тело повреждено, – сообщил я встревоженной девчонке, сев поближе к печи. – Эта старая… порча, ее уже не свести. Ничего страшного, просто нельзя работать с энергией напрямую, сама видела, к чему это приводит. Но ты – другое дело. У тебя талант истинного мага. Тебе надо ехать в столицу или даже в Кальворт.
Марта рассмеялась, не приняв мои слова всерьез. И совершенно напрасно.
– Весной выправлю для тебя рекомендательные бумаги, – пообещал я.
– Не смеши меня, колдун! – отмахнулась девчонка. – Дай лучше посмотрю твою руку.
Она присмотрелась к покрасневшей и заметно припухшей коже, помяла пальцами, принюхалась.
– Порча, говоришь? – задумчиво глянула на меня и отошла к заставленному коробками и склянками шкафу. – Пожалуй, смогу тебе помочь.
Я только фыркнул.
– Не веришь? – обиделась Марта. – Думаешь, куда там этой неграмотной ведьме? А вот сейчас увидишь!
Знахарка выставила на стол банку, заполненную непонятной трухой, сняла притертую крышку и смерила меня пристальным взглядом с головы до ног.
– Что это? – забеспокоился я, когда она кинула щепотку неведомого зелья в кружку и залила ее кипятком.
– Толченый корень мандрагоры в основном, – сообщила она. – Ему надо настояться.
– С чего ты взяла, что он мне поможет?
– Я же ведьма! Нам многое ведомо!
Меня такой ответ нисколько не убедил, поскольку в ученой среде слухи о чудодейственных свойствах корня мандрагоры полагались изрядно преувеличенными. Использовали его разве что алхимики, вконец отчаявшиеся создать эликсир вечной жизни, да… неграмотные ведьмы. Людей разумных от таких экспериментов удерживала угроза сурового наказания. В отличие от Вселенской комиссии, которая закрывала глаза на использование столь сомнительного ингредиента, церковь относилась к подобным деяниям несравнимо строже. Любого аптекаря, пойманного на торговле мандрагорой, ждало лишение лицензии, а то и суд. Виной тому были главным образом ритуалы не самого приличного свойства, считавшиеся обязательными при сборе корня.
И все же от протянутой кружки я отказываться не стал. В несколько длинных глотков выпил настой, скривился от пронзительного солоноватого вкуса и прислушался к собственным ощущениям. Ничего особенно не изменилось; разве что боль в левой руке утихала необычно быстро, но так неизменно и происходило всякий раз после своевременного обливания водой.
– Попробуй коснуться эфира! – потребовала Марта.
Я воззрился на ведьму с недоумением.
– Ты сейчас серьезно?
– Попробуй! – повторила знахарка и задорно сверкнула серовато-льдистыми глазами. – Или боишься?
Идти на мороз и выливать на себя очередное ведро воды нисколько не хотелось, но знахарка была настроена серьезно и могла не на шутку обидеться, выкажи я столь откровенное недоверие ее способностям.
– Хорошо, но ты тоже готовься! – решился я, встал от печи и кинул полотенце на лавку.
Марта смущенно зарделась и попросила:
– Оденься!
Я натянул штаны и махнул волшебной палочкой, закручивая эфир и заставляя его уплотниться. Получилось это легко, но поразило совсем другое – пусть кожа и вспыхнула лучиками ослепительного сияния, боли на этот раз не было, кисть не загорелась огнем, не опухла и не покраснела.
– Святые небеса! – невольно вырвалось у меня, и я заработал жезлом пуще прежнего, а затем скомандовал Марте: – Пробуй! – и сразу прикрикнул на замешкавшуюся девчонку: – Да обеими руками, бестолочь!
Знахарка попыталась захватить непослушный эфир и даже успела сплести силовую нить, прежде чем та выскользнула из пальцев и развеялась.
– Вот видишь! – разозлилась Марта. – Не получается!
– А чего ты хотела после месяца обучения? – хмыкнул я и повертел кистью. Боли не было, лишь ощущалось некое онемение. – Дар у тебя есть, остается его отесать.
Девчонка фыркнула и поджала губы.
– Лес дает чистую силу, а эта… – Знахарка передернула плечами и замялась, подбирая нужное слово. – Она сочится сквозь пальцы и не позволяет себя захватить! Она слишком слаба!
Слишком слаба? Чем же таким потчевал девчонку ее драгоценный лес?
Я покачал головой и напомнил:
– Лучше синица в руке, чем журавль в небе.
Знахарка нахмурилась.
– Всегда думала, что высшая магия творится одним усилием воли!
Я покачал головой.
– Колдуны управляют эфиром либо жестами, либо жезлами. Еще есть вербальная магия, но ее мало кто использует кроме духовенства, заклинателей погоды да малосильных ведьм вроде тебя. Сначала приходится зубрить толстенные сборники чар, потом проговаривать их текстовку в не самых подходящих для того условиях. Это… непрактично. На юге распространено сочетание вербальных и невербальных практик, но и только.
– Вербальных… Невербальных… О чем ты, колдун?
У Марты голова пошла кругом от незнакомых слов, и я пояснил:
– Слова и жесты.
– А воля? – упрямо продолжила допытываться девчонка.
– Воля лежит в основе всего, – усмехнулся я. – Но без слов и жестов, управляющих эфиром, работает разве что ментальное доминирование. Тонкая энергия слишком слаба. Взглядом можно зажечь свечу, а истинные способны отвести в сторону арбалетный болт или сдвинуть предмет, но и только. Сотворенное подобным образом заклинание целиком и полностью расходует внутренние силы колдуна, мощные чары так могли творить лишь настоящие чудотворцы. Тебе на первых порах не стоит даже пытаться, только заработаешь истощение эфирного тела. Я помогу с азами управления эфиром, остальное даст обучение в университете.
Марта ненадолго задумалась, потом с обреченным видом кивнула.
– Научи меня, колдун, – попросил она. – Я буду стараться. Правда, буду!
Я еще раз повертел левой рукой, на какую-то долю мгновения вновь ощутил былую целостность и вздохнул.
– Ну почему бы и нет? Времени у нас хоть отбавляй…
Прежде мне никогда не доводилось обучать истинных магов, но я вдоволь насмотрелся на этот непростой процесс и знал все ухватки наставников, призванные раскрепостить сознание неофитов и подтолкнуть их к единению с незримой стихией. Я знал их все и все перепробовал. Результат… не впечатлял.
День за днем я пил отвар из корня мандрагоры, несколькими пассами заставлял сгуститься эфир и давал Марте возможность сотворить какие-нибудь примитивные чары. А та не справлялась, сила утекала у нее из рук, будто вода сквозь пальцы. Мало-помалу Марта нарабатывала практику, но пока что так и не сумела разбудить свои дремлющие способности.
Переломить ситуацию никак не получалось, знахарка даже порывалась все бросить, но я был неумолим. Честно говоря, мне просто нравилось ощущать мягкое тепло уплотнившегося эфира, его упругое сопротивление и даруемую им власть. Я наслаждался ощущением всесилия и ничего поделать с этим не мог.
Но все уроки заканчивались одинаково: Марта уходила плакать, а я отправлялся на поляну молиться и успокаивать нервы. А когда возвращался, то вбивал теоретические познания в голову успокоившейся к тому времени девчонки. После знахарка занималась грамматикой, используя в качестве учебного пособия сочинение о ментальном доминировании; я же упражнялся со шпагой или просто сидел у теплой печи и прорабатывал мысленные блоки.
Назавтра все начиналось сызнова, и так – день за днем, седмицу за седмицей, пока однажды не вернулась боль. В то утро на исходе первого зимнего месяца я привычным движением зачерпнул эфир, намереваясь закружить его, слить воедино и сделать более податливым, и тотчас загорелась призрачным огнем левая кисть. Вновь, как и прежде!
Я скривился, но все же довел начатое до конца, а Марте о неприятных ощущениях рассказал уже после завершения урока. Знахарка нахмурилась.
– Ты привыкаешь, – сказала она. – Привыкаешь к мандрагоре.
– Так увеличь дозу!
– Слишком опасно! Если переборщить, зелье превратится в яд. Ты почувствуешь сонливость, жажду и упадок сил, станет сложно дышать и говорить. Потом заснешь и не проснешься.
Я подавил вспышку раздражения и вздохнул.
– Но хоть немного?
Марта неуверенно кивнула.
– Можно попробовать.
И мы попробовали. Следующим утром знахарка присовокупила к щепотке смеси малую добавку, дальше этот довесок пришлось увеличивать снова и снова. Боли я больше не испытывал, на смену ей пришло неприятное онемение, пальцы толком не слушались, всякий раз перед упражнениями их приходилось подолгу разминать. Меня подташнивало, болела голова, но я не собирался – просто не мог себе позволить! – отказываться от зелья. Я не желал вновь становиться разбитым и собранным из нескольких кусков. Ничто не должно ограничивать мой талант!
В полнолуние приснилось счастье. Беспредельное и неописуемое. Чистое и светлое. Поразительное.
Я кое-как сполз с полатей и даже доковылял до помойного ведра, прежде чем меня скрутил приступ рвоты. Но счастье не отпускало. Оно, словно вцепившийся в жертву коршун, тянуло обратно в сладостное забытье. Сон полностью выветрился из памяти, а само ощущение безмятежности и всепоглощающей любви никуда не делось. Было погано.
Больше настоя мандрагоры Марта мне не давала.
– Ты и так принимаешь отвара куда больше, чем способен вынести нормальный человек! – отрезала знахарка. – У всего есть границы! Если пристрастишься к зелью, то рано или поздно оно прикончит тебя!
Я оделся и ушел, хлопнув дверью. Привычной дорогой добрался до поляны, постоял на своем заветном месте, тщетно пытаясь очистить разум от гнева и сожалений об упущенных возможностях. Увы мне, но Марта была совершенно права. Я поддался слабости и погнался за миражом, допустил ошибку. Нельзя вновь обрести целостность, пичкая себя ядовитой дрянью.
Разумом я это прекрасно осознавал, но внутри все так и клокотало. Эмоции били через край, им требовался выход, и оставалось лишь закричать, выплескивая раздражение и боль:
– Святые небеса! За что мне все это?! За что?!
Но я знал. Знал и не пытался переложить вину на Провидение, просто проявил мимолетную слабость.
– Прости, господи, мою несдержанность…
Несколько минут я бездумно вдыхал морозный лесной воздух, затем огляделся по сторонам. Кроме одинокого дуба, других лиственных деревьев на глаза не попалось, и, поскольку раньше мне ни разу не доводилось работать ни с соснами, ни с елями, я остановил свой выбор именно на спящем великане. Кинжалом срезал с него пару толстых ветвей, сунул их под мышку и отправился в обратный путь.
Пока стягивал сапоги, Марта глядела на меня настороженно, словно затравленный зверек; я не выдержал и усмехнулся:
– Не думай, что сможешь отлынивать от занятий!
Глаза знахарки просияли; уверен, она даже расцеловала бы меня, если б не заснеженная куртка.
Какой прок возиться с ведьмой? Если начистоту, я упражнялся с ней отнюдь не из-за банальной благодарности за спасение жизни. Все объяснялось ничуть не менее банальными скукой и тщеславием. Заняться в этой глухомани в любом случае было решительно нечем, да к тому же мало кому в жизни выпадает возможность вылепить из простой девчонки истинного мага.