Логично было бы вступать в связи с другими бессмертными, однако служители ада не отличались постоянством и надежностью. За прошедшие века у меня было несколько таких романов, но они закончились ничем.
Однако говорить об этом с Романом не имело смысла. Поэтому я призналась в своей второй по значимости мечте, удивленная собственной горячностью. Люди редко спрашивали, чего я хочу от жизни. Гораздо чаще задавали вопрос, какое положение я хотела бы занимать в обществе.
– Ну, если бы я не работала в книжном магазине, хотя мне там очень нравится, то хотела бы стать хореографом и ставить танцы в стиле лас-вегасских шоу.
Лицо Романа расплылось в улыбке.
– Ну, вот видите? Именно о таких невозможных вещах я и говорю. – Он наклонился вперед. – И что удерживает вас от танцев топлесс в костюмах из блестящей мишуры? Риск? Приверженность традициям? Страх перед чужим мнением?
– Нет, – грустно ответила я. – Просто я этого не умею.
– Неумение – это…
– Я не умею ставить танцы, потому что не могу описать их движений. Я пыталась, но ничего не вышло… Я не умею создавать, вот в чем дело. Не умею создавать новое. Творец из меня никудышный.
Он нахмурился.
– Не могу поверить.
– Нет, это правда.
Когда-то мне сказали, что бессмертные вообще не способны к творчеству: мол, это отличает их от смертных, которые должны оставить что-то после себя. Но я знала бессмертных, которые умели придумывать новое. Например, Питеру нравилось готовить. Хью использовал человеческое тело как холст для живописи. А я? Я не умела творить даже тогда, когда была смертной. Так что дело заключалось во мне.
– Если бы вы знали, я пыталась заниматься творчеством… Ходила на курсы рисования. Брала уроки музыки. Но в худшем случае терпела оглушительное фиаско, а в лучшем – слепо копировала произведение какого-нибудь гения.
– Но с этим шкафом вы не ударили в грязь лицом.
– Чужой проект, чужие указания… Это мне по плечу. Я сообразительна, наделена здравым смыслом, понимаю людей и могу с ними общаться. Могу подражать, могу научиться что-то делать правильно. Взять хотя бы косметику. Я умею красить глаза так же, как и остальные девушки, работающие в магазине, если не лучше. Но при этом пользуюсь чужими идеями. Например, иллюстрациями в журнале. Не могу придумать ничего своего. Лас-Вегас? Я могла бы танцевать в шоу, причем очень неплохо. Могла бы стать звездой любого ревю, исполняя танцы, которые поставил кто-то другой. Но сама не в состоянии придумать ни нового па, ни новой комбинации этих па.
С боковой стенкой было покончено.
– Не верю, – возразил Роман. Страстность, с которой он защищал меня от самой себя, была очаровательной. – Вы живая и умная. Очень сообразительная. Вы должны дать себе шанс. Начать с чего-то небольшого, а потом идти дальше.
– Вы хотите сказать, что нужно верить в себя? В то, что совершенству нет предела?
– Нет, я хочу сказать, что уже поздно и мне пора. Что шкаф собран и что я чудесно провел вечер.
Мы встали, подняли шкаф и прислонили его к стене гостиной. Потом сделали шаг назад и молча изучали его. В осмотре приняла участие даже Обри.
Все полки стояли под разными углами. Одна боковая стенка почти совместилась с краем задней, зато вторая отошла от нее на четверть дюйма. В задней панели зияло шесть дыр. Но хуже всего было то, что шкаф заметно дал крен влево.
Я непроизвольно расхохоталась. Через мгновение Роман последовал моему примеру.
– О боже, – наконец проговорила я, вытирая слезы. – Ничего страшнее в жизни не видела.
Роман открыл рот, собираясь возразить, но передумал.
– Вполне возможно. – Он отдал мне честь. – Но я думаю, он выдержит, мой капитан!
Мы отпустили еще несколько добродушных шуток, а потом я проводила Романа до дверей, вспомнив, что должна вернуть ему пальто. Он продолжал острить, но был расстроен неудачей со шкафом сильнее, чем я. Считал, что подвел меня. Почему-то его смущение казалось мне более привлекательным, чем остроумие и очаровательная бравада. Впрочем, они мне нравились тоже. Когда мы прощались, я смотрела на Романа и вспоминала его рыцарство и страстную веру в то, что я должна реализовать свою хрустальную мечту. Страх, который я неизменно ощущала в присутствии нравившихся мне мужчин, слегка утих.
– Но вы так и не рассказали мне о своей безумной мечте.
Глаза цвета морской волны подмигнули.
– Не такая уж она безумная. Мне хочется встретиться с вами еще раз.
«Не такая уж безумная». Я решила прыгнуть в воду.
– Ну, раз так… Какие у вас планы на завтра?
Он улыбнулся.
– Пока никаких.
– Тогда приходите в книжный магазин перед закрытием. Я даю урок танцев. На урок придет множество народу, так что мы оба будем в безопасности.
Его улыбка на мгновение поблекла.
– Урок танцев?
– Вы имеете что-то против? Передумали?
– Нет, но… Это будет как в Лас-Вегасе? В набедренных повязках и фальшивых бриллиантах? Если так, мне нужно будет приготовиться заранее.
– Вовсе нет.
Он пожал плечами и широко улыбнулся.
– Ладно. Прибережем это для нашего второго свидания.
– Нет. Вы забыли, что второго свидания не будет? Только одно. Мы больше не увидимся. Вы сами так сказали. Дали честное скаутское.
– Это тоже можно трактовать как преувеличение.
– Нет. Только как ложь.
– Ага… – Он снова подмигнул. – Значит, это все-таки не то же самое?
– Я… – Его логика заставила меня умолкнуть.
Перед уходом он отвесил мне еще один насмешливый поклон.
– До свидания, Джорджина.
Я вернулась в комнату, надеясь, что не совершила ошибку, и увидела сидевшую на полке Обри.
– Осторожнее, – предупредила я. – Я не уверена, что эта штуковина тебя выдержит.
Было уже поздно, но усталости я не чувствовала. После вечера, проведенного с Романом, мои силы утроились. Я шуганула Обри и начала загружать полки книгами. Казалось, шкаф должен был рухнуть, но этого почему-то не случилось.
Добравшись до пачки романов Сета Мортенсена, я внезапно вспомнила о катастрофе, случившейся сегодня вечером. Во мне снова вспыхнул гнев. За все это время он так и не объявился. Конечно, гипотезу о том, что Сет попал под машину, отвергнуть было нельзя, однако инстинкт подсказывал мне, что дело не в этом. Он просто кинул меня.
Хотелось спустить его книги в мусоропровод, но я знала, что никогда этого не сделаю. Я слишком их любила. Зачем наказывать книги за грехи их создателя? Я с тоской достала взятый в магазине экземпляр «Пакта Глазго». Внезапно мне мучительно захотелось прочитать свои пять страниц. Я бросила остальные книги и села на диван. Обри тут же прыгнула мне на колени.
Добравшись до последней из намеченных страниц, я обнаружила нечто невероятное. Кейди кем-то увлеклась. Это было неслыханно. Поклонник прекрасных дам О'Нил недостатка в романах не имел, но Кейди хранила целомудрие, несмотря на намеки и шутки сексуального характера, которые она отпускала, сидя за столом с О'Нилом. Пока ничего страшного не произошло, однако я уже чувствовала, что случится с Кейди во время расследования в Глазго.
Эта сюжетная линия захватила меня до такой степени, что я продолжила чтение. Чем дальше я читала, тем труднее было остановиться. Вскоре до меня дошло, почему я с таким удовольствием нарушала собственное правило пяти страниц. Мне хотелось как-то отплатить Сету.
Давно миновала полночь. Кейди легла с этим парнем в постель, а О'Нил проявил несвойственную ему ревность и страшно разозлился, хотя сохранил внешний лоск. Чушь собачья. Я встала с дивана, надела пижаму и легла в кровать. Обри последовала за мной. Я снова продолжила чтение.
Я разделалась с книгой в четыре часа ночи. Глаза у меня воспалились, сил не осталось. Во время распутывания очередной тайны – как всегда очень сложной, – Кейди встретилась с этим парнем еще несколько раз. Почему-то линия, связанная с расследованием, стала казаться мне менее интересной, чем развитие отношений героев. Потом Кейди и шотландец расстались, Кейди и О'Нил вернулись в Вашингтон, и статус-кво был восстановлен.
Я вздохнула и положила книгу на пол, не зная, что и думать, возможно, в этом была виновата усталость. Но затем я совершила героическое усилие: встала с кровати, нашла ноутбук, залезла в электронную почту «Изумрудного города» и отправила Сету дерзкое послание.
«Кейди получила свое. Что бы это значило?» А потом добавила: «Кстати говоря, хоккей был отличный».
Удовлетворенная тем, что выразила свое мнение, я быстро уснула… только для того, чтобы через несколько часов проснуться от звона будильника.
Глава десятая
О господи, о чем я думала? Мне предстояло отработать целый день! Более того, до начала смены оставалось десять минут. На сборы времени не оставалось. Я вздохнула и трансформировалась. Халат сменился серыми слаксами и блузкой цвета слоновой кости, прическа и косметика стали безупречными. Но избежать чистки зубов и опрыскивания духами было нельзя. Справившись с этими задачами, я схватила сумку и понеслась сломя голову.
В вестибюле меня окликнул клерк.
– Для вас кое-что есть. – Он протянул мне какую-то плоскую коробку.
Продолжая думать о времени, я быстро сорвала бумагу и ахнула. На коробке было написано «Раскрась картинку». А под этим красовалась реклама: «Создайте собственный шедевр! Здесь есть все нужное, чтобы вы почувствовали себя настоящим художником!» Шедевр, который я могла создать, представлял собой пустынный ландшафт с гигантским кактусом с одной стороны и воющим койотом с другой. В небе парил орел, а рядом с ним проглядывала голова индейца, лишенная туловища. Большей дешевки и не представишь.
К коробке был приклеен листок бумаги. Записка гласила: «Начните с самого простого. С любовью, Роман». Почерк был таким красивым, что казался ненастоящим.
Я фыркнула и пошла дальше. Добравшись до своего кабинета, я села за компьютер и обнаружила второй сюрприз за сегодняшний день: еще одно электронное послание от Сета, отправленное в пять часов утра.
«Джорджина!
Несколько лет назад во время работы над „Богами золота“ я познакомился на курсах по южноафриканской археологии с одной женщиной. Возможно, у женщин это проходит иначе, чем у нас, мужчин, но, когда я знакомлюсь с привлекательной женщиной, время для меня останавливается. Планеты выстраиваются в очередь, и я перестаю дышать. Ангелы сами спускаются, садятся ко мне на плечо и шепчут о любви и преданности, в то время как другие не столь небесные создания сулят более земные и плотские наслаждения. Догадываюсь, что это неотъемлемая черта человечества.
Но вернемся к этой женщине. Мы понравились друг другу и очень долго встречались. Иногда мы не могли расстаться ни на минуту, а потом не виделись месяцами. Должен признаться, второе происходило чаще по моей вине, чем по ее. Я уже говорил что Кейди и О'Нил – публика очень требовательная. Когда я писал, то не мог думать ни о чем, кроме своего романа. И делать тоже. Я знал, что это причиняло ей боль, знал, что она была из тех людей, которым хочется создать семью и вести тихую и спокойную жизнь. Я таким человеком не являлся и не уверен, что стал им сейчас, но мне нравилось думать, что рядом всегда есть тот, на кого можно положиться и к кому я всегда смогу обратиться за помощью. По отношению к ней это было нечестно, нельзя все время держать человека в подвешенном состоянии. Мне нужно было покончить с этим раньше, но я оказался эгоистом и к тому же слишком любил комфорт.
Однажды я позвонил ей после нескольких месяцев молчания и с изумлением услышал на том конце провода мужской голос. Потом она взяла трубку и сказала, что встретила другого человека, так что больше мы видеться не сможем. Сказать, что я испытал шок, было бы преуменьшением. Я начал лепетать, что она мне очень дорога и не должна отказываться от связывавшего нас чувства. Она вела себя безупречно, понимая мое психическое состояние, но, в конце концов, поставила точки над i объяснив, что не могла ждать вечно. У нее есть своя жизнь.
Причин, которые заставили меня поведать вам случай из жизни Сета Мортенсена, две. Во-первых, я должен извиниться перед вами за вчерашнее. Несмотря на свое брюзжание, я все же собирался встретиться с вами. За пару часов до начала матча я приехал домой переодеться, и вдруг меня посетило вдохновение, которое не приходило ко мне весь день. Я начал писать, надеясь закончить через час. Но, как вы, наверное, догадываетесь, это заняло намного больше времени. Я совершенно забыл про игру… и про вас. Не слышал, как звонил мой мобильник. Не думал ни о чем, кроме того, как поскорее запечатлеть эту историю на бумаге (точнее, на экране).
Боюсь, именно в этом и состоит моя проблема. Так случилось с моей бывшей возлюбленной, так случается с моими родными и, к несчастью, произошло с вами. Только не напоминайте моему брату, как я чуть не пропустил его свадьбу. Миры и люди, обитающие в моей голове, настолько реальны, что я порой не могу отличить реальность от вымысла. Я вовсе не убежден в том, что мир Кейди и О’Ниле является моей выдумкой. Я ненавижу обижать людей. После этого я ужасно переживаю, но ничего не могу с собой поделать.
Конечно, это не оправдывает мое вчерашнее поведение, но я надеялся, что вы поймете, как тяжело жить в двух мирах одновременно. Я очень виноват перед вами.
Вторая причина заключается в ваших словах „Кейди получила свое“. Думая о ее отношениях с О'Нилом, я решил, что она не из тех женщин, которые будут ждать вечно. Поймите меня правильно: я не считаю, что у Кейди и моей бывшей гёрлфренд много общего. Кейди не стремится к мирной супружеской жизни с О'Нилом. Она умная и страстная женщина, которая любит жизнь и хочет жить. Многих читателей огорчит, что она изменила О'Нилу и перестала играть роль его комнатной собачки, но думаю, что это было необходимо. Давайте посмотрим в лицо фактам: О'Нил без зазрения совести пользуется ее чувством и должен получить урок. Возможно, именно этого не хватало главным героям, чтобы пожениться? Читатели часто задают мне этот вопрос. Естественно, у меня, как их создателя, на устах печать, но могу сказать только одно: я задумал еще несколько книг с их участием, а после свадьбы главных героев читатели теряют к ним интерес.
Сет.
P.S. Кстати, я купил квартиру. Мисти была так возбуждена, что отвезла меня туда, после чего мы занимались любовью на гранитном парапете крыши.
P.P.S. Ладно, последняя фраза моя выдумка. Я уже говорил, что я мужчина. И писатель».
Я терла слипавшиеся глаза и лениво обдумывала содержание письма. Значит, у Сета была постоянная подружка. Вот тебе и раз. Впрочем, это не удивительно. Сексуальные сцены он явно писал с натуры, одной фантазии для этого недостаточно. И все же было трудно представить себе интроверта Сета принимающим участие в общественных мероприятиях, которых невозможно избежать при долголетней связи.
А объяснение того, почему он так и не пришел… Как к нему относиться? Он прав: взрыв вдохновения – не оправдание. Впрочем, теперь случившееся казалось не таким обидным: это была не сознательная грубость, а простая забывчивость. Нет, забывчивость – это тоже обидно. Рассеянность – вот подходящее слово. «Это не такая уж страшная вещь», – думала я, потому что только игнорирование реального мира позволяет ему создавать мир вымышленным. Просто я этого не знала.
Я думала над этим все утро. С каждой минутой мой вчерашний гнев уменьшался, а уважение к труду писателя возрастало. Когда наступило время ленча, мне стало ясно, что о вчерашнем недоразумении можно забыть. Он не хотел меня обидеть, а вечер получился неплохой.
Во второй половине дня ко мне забрел Уоррен.
– Нет, – тут же сказала я, увидев его взгляд. Я терпеть не могла его торопливость, но в ней было что-то зловеще притягательное. – У меня отвратительное настроение.
– Я тебе его улучшу.
– Говорят тебе, я бросаюсь на людей.