В его объятиях госпожа Ванесса ощутила себя той слабой и хрупкой женщиной, какой, по сути, была. Но при этом сын обеспечивал ей надежную защиту, и она простояла рядом с ним дольше, чем допускали правила этикета.
- Ты подрос, - отметила хозяйка особняка, окинув сэра Говарда взглядом. - Тебе надо разучиться расти, иначе отец почувствует себя ущемленным.
- Пока что я чувствую лишь радость, что мой сын идет по верному пути, - вмешался господин Хандер. - Но, дорогая, ты забыла о нашем главном госте. Прошу прощения, мой король, помилуйте великодушно...
И он преклонил колено перед худеньким, по мнению госпожи Ванессы, юношей. Королевский венец - более простая и удобная замена короне, - блестел в черных, как уголь, и белых, как снег, прядях, а искристые сапфиры бросали на них синеватые отблески.
- Милорд, - сэр Говард повернулся к Уильяму, - разрешите представить: это моя мама, госпожа Ванесса Ланге, и мой папа, господин Хандер. Они бесконечно рады, что вы согласились поселиться в нашем семейном особняке. Это большая честь и для них, и для меня.
- Приятно познакомиться, - улыбнулся Уильям, и хозяйка дома окончательно растаяла.
- Вы такой милый! - не выдержала она. - Я боялась, что вы похожи на короля Талайны, а вы... вы...
- Да, милорд похож на свою мать, госпожу Элизабет, - перебил ее сэр Говард, прекрасно помнивший, на какие сентиментальные речи способна его родительница. Самому рыцарю они были привычны, и он пропускал их мимо ушей, порой благодарно щурясь в необходимых местах, а вот Его Величество был обделен материнской любовью и не догадывался, какое испытание ему угрожает. - Как я похож на тебя, мама.
- А где твой дедушка? - подал голос тот высокий светловолосый парень, что обратился к госпоже Ванессе первым. - Я хочу побеседовать с твоим дедушкой. Ты нас не познакомишь?
- Чуть позже, презренная реп... то есть... чуть позже, Эс, - вовремя спохватился рыцарь. - Мама, я слышал, что вражеская армия атаковала Шакс, и что моим товарищам не удалось вывести оттуда жителей. А как насчет кузена, кузины и дяди с тетей? Они... ну...
Сэр Говард запнулся.
Госпожа Ванесса покосилась на мужа. Хандер, как воин, не раз и не два сталкивался со смертью, но для нее известие о родичах, в одночасье погибших посреди сгоревшего города, стало серьезным ударом и добавило немало серебряных нитей в косу.
Оруженосец Уильяма сжал кулаки:
- Их тоже убили?..
- Не все так плохо, сынок, - попробовал утешить его отец. - Твои дядя и тетя, к сожалению, не спаслись, но Гертруда и Габриэль живы.
Его Величество сообразил, что сэр Говард сейчас либо совершит что-нибудь безумное, либо разорвется на две части - грустную и счастливую, а потому вмешался:
- Так ведь это чудесно. Я полагаю, их родители сделали все, чтобы помочь своим детям, и они были бы недовольны, если бы вместо радости и гордости за их поступок ты испытывал боль, Говард.
- А вы очень проницательны, - удивился господин Хандер. - Гертруда действительно рассказывала, что мой брат приложил все усилия, лишь бы вражеская армия не обнаружила подземный ход, по которому ушел Габриэль. Если бы они нашли вход, то настигли бы юношу без труда.
- Разумеется, настигли бы, - со смирением отозвался кто-то.
Уильям обернулся.
Спокойный зеленоглазый человек с такими же темно-зелеными радужками, как у госпожи Ванессы, присел на нижнюю ступеньку крыльца и наблюдал за встречей рыцарской семьи и короля хайли, чье непобедимое войско расквартировали в цитадели у западных окраин Сельмы. Он был, пожалуй, чуть ниже сэра Говарда, рыцарскую традицию коротко стричься не брал в расчет, а на левой щеке имел две приметные родинки.
- Габриэль, Ваше Величество, - кивнул он.
Уильям ожидал, что человек, сбежавший от битвы, или скорее - от избиения, будет выглядеть потрепанным и побитым. Но у сэра Габриэля насчитывалось всего одно, скрытое под голенищем сапога увечье: левая нога, поврежденная в бою с нежитью. Кузен оруженосца короля относился к убийству драконов куда серьезнее своего троюродного брата, но по части мастерства ему уступал, и даже у обычной выверны получилось вцепиться в его тело так, чтобы с тех пор оно мучилось непрерывно.
Уильям подошел к сэру Габриэлю и обменялся с ним рукопожатием. Теплая шероховатая ладонь на мгновение стиснула его пальцы.
В замке Льяно хранился портрет госпожи Гертруды, сестры сэра Габриэля. Они были похожи, как две капли воды, за исключением цвета глаз и вышеупомянутых родинок - те выбрали щеку юноши, а щеку девушки обошли стороной.
- Я о вас наслышан, мой король, - сказал сэр Габриэль, подхватывая солидную костяную трость, явно вырезанную из рыцарского трофея вроде туши поверженного упыря. Опираясь на нее, тяжело поднялся, стараясь не перетруждать раненую ногу. - И о вашем дедушке тоже. Говорят, он погрузил Драконий лес в сон, чтобы избежать войны с Талайной. Это правда? Если так, то господин Тельбарт был куда отважнее, чем казался.
- Правда, - согласился Уильям, и по его хмурому тону семье сэра Говарда стало ясно: Талайной, своей родиной, где умерла госпожа Элизабет, он крайне недоволен.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ,
В КОТОРОЙ УИЛЬЯМ СТАРАТЕЛЬНО ДЕРЖИТ СЕБЯ В РУКАХ
"У меня есть идея", - сказал Эльва перед тем, как уйти из Драконьего леса к черным силуэтам гор, вымытых дождем и обросших красными листьями дикого винограда. Альберт попробовал остановить некроманта, а Эс коротко отмахнулся - мол, делай, что угодно, - и даже не поднялся с дивана.
Альдамас был сердит, но Эльва понятия не имел, на что или на кого. Горы размеренно, сладко вдыхали соленый морской запах, принесенный ветрами с побережья, горы любовались морем со своих заснеженных вершин, а кое-где над ущельями висел туман, такой густой, что некроманту не удавалось рассмотреть, не прячется ли там великан. Впрочем, на таких ничтожных высотах они, кажется, не водились, а вот в долинах или на плато повыше их следы - огромные вмятины в каменной твердыне, - наводили на мысль о том, что Эльва зря полез в такое нелюдимое место.
Сэру Говарду повезло выбраться из пут Альдамаса, но здесь были целые полчища его менее удачливых сородичей. Тут и там, пока некромант все поднимался и поднимался над лесом, ему попадались желтые старые скелеты или отдельные кости, например, позвонки или черепа. Тут и там ему попадались чьи-то древние стоянки - останки шалашей, пятна костров, порой - крохотные домики, построенные не особо опытными руками, и обжитые людьми норы со звериными шкурами на стенах. В них давно никто не жил, к началу ноября все эти обиталища покрылись голубоватым инеем, и над ними кружился, толком не падая, мелкий колючий снег.
Эльва, как и раньше, почти не спал, и его синие воспаленные глаза протестовали против такого обращения. Хорошо, что у некроманта были запасные способы следить за обстановкой - крысы, сотканные из теней, носились повсюду, поставляя мужчине информацию о тропе, распугивали своих живых сородичей, предупреждали: берегись, вот-вот за изгибом отвесного склона тебе встретится волкодлак! Священный меч выпил, наверное, целое озеро крови, пока Эльва не наткнулся на заброшенную крепость, где восемь с половиной столетий назад жили сабернийские гномы.
Как и любая постройка, возведенная низкорослым племенем, крепость была приземистой, угрюмой и печальной. Она вызывала необоснованное желание поскорее уйти, но уставший некромант осознавал: еще немного, и он рухнет прямо посреди дороги, и его не разбудят никакие горные великаны. Поэтому, пошарив по коридорам крепости и обнаружив, что ни сабернийских, ни пещерных гномов там давно нет, как нет и кровожадной нежити, он выбрал роскошную (или, по крайней мере, просторную...) комнату, закутался в походное одеяло и задремал, едва смежив покрасневшие веки.
Раненая богиня привычно прошипела свои угрозы - и счастье потеряешь, и все живое в тебе умрет, а я встану и отберу украденное тобой, - но Эльва не ощутил прежнего страха перед ней. Он так вымотался, что, когда обагренные кровью огоньки разорвали в клочья лицо мага, он продолжил с удовольствием валяться на стеклянной поверхности, не выражая сильных эмоций. Он закрыл глаза - дважды, во сне и наяву, - и на этот раз не увидел ничего, погрузился в благословенную темноту, а в ней кто-то монотонно пел, бормотал, плакал...
Эльва проснулся далеко за полдень, сел и до хруста в суставах потянулся. Крепость по-прежнему была тихой, пустой и безопасной, а вот за ее пределами крысы вновь окружили волкодлака - вероятно, друга того, что некроманту довелось убить накануне. Тварь скулила не хуже домашней собачонки, несправедливо оскорбленной хозяином, но бросилась на противника с яростью настоящего демона. Священный меч оборвал ее напрасные муки, и по светлому лезвию поползла блеклая розовая кровь.
Некромант зевнул. В юности, когда он еще не умел убивать, но знал, что однажды это будет необходимо, некромант испытывал хоть какой-то трепет, а теперь мертвые твари в лучшем случае вызывали в нем смутное отвращение, и он думал: вот бы не испачкаться, надо ранить их аккуратно и не подходить, пока не закончится агония...
День выдался дождливый, шагая по крутой тропинке, обросшей лишайником, Эльва до нитки промок и расчихался так, что его приближение перестало быть секретом для кого-либо. Эхо радостно подхватывало каждый чих и разносило по всему Альдамасу, сотрясая им горные деревни - редкие клочки дыма над наиболее закрытыми долинами, - далекие перевалы и пещеры.
Драконий лес внизу слился с рощами Хальвета, храмы Вилейна поблескивали, будто клинки, а Сельма, столица Этвизы, была окружена войсками союзников. Жаль, что Эльва не видел, кто, помимо народа хайли, пришел рыцарям на помощь и готовился обнажить мечи. Но предчувствие, заставившее некроманта уйти из Льяно и направиться в горы, ясно говорило: рыцари, хайли и гномы, если гномы, конечно, явятся, не совладают со своими врагами без магии, а колдуны Тринны - жалкая пародия на коллег самого Эльвы. Коллеги Эльвы были способны без усилий разобрать обитаемую землю по камешку, а потом сложить обратно так, чтобы обновленная версия ничем не отличалась от прежней. А те, кто родился тут, пусть и держались подчеркнуто высокомерно, могли разнести максимум улицу, да и то если она не тянется через весь город.
Стемнело, и синие глаза некроманта отразили крупные, с кулак, огни звезд. Тропа оборвалась, и склоны гор нависли над мужчиной, словно предупреждая: дальше тебе нельзя, дальше ты обязан был идти по талайнийским перевалам. Но Эльва, не смутившись, полез наверх, ловко цепляясь за любые выступы, опираясь носками сапог на трещины, вонзая в тело Альдамаса ножи - и не оборачиваясь, потому что иначе он бы не удержался, и его кости разлетелись бы по горам не хуже прочих костей.
Он лез упрямо и уверенно - спасибо странствию по Южному Хребту империи Ильно четырехлетней давности. Там тоже приходилось прижиматься всем телом к холодному, как лед, камню, бояться, что запоздалая дрожь помешает поиску точки опоры, и все будет потеряно - ты сам, твои надежды, и, главное - та причина, по которой ты вообще сюда явился. Невыносимые размышления, заявил себе Эльва и принялся про себя рассуждать о великанах - съедят ли они его, а если съедят, то сырым или жареным, а может, бросят по кусочку в суп? Интересно, какой он - суп из человеческого бульона? До некроманта доходили слухи, что человечина куда вкуснее свинины, но отрезать кому-нибудь ногу или, на худой конец, руку он до сих пор не рискнул. Во-первых, это заклеймило бы его людоедом (забавно, конечно, только ведь люди окончательно перестанут пользоваться его услугами, и заработать на темном даре станет еще труднее), во-вторых, этого не одобрил бы капитан Мильт, а в-третьих, руки и ноги сородичей, по мнению мужчины, выглядели недостаточно аппетитно, чтобы идти на такие жертвы.
Склон изменился, а затем - оборвался неким подобием плато, и Эльва с облегчением опустился на снег. Небо приблизилось настолько, что, кажется, прямо сейчас некромант находился в его брюхе, а землю далеко внизу скрыли пушистые облака. Они медленно уползали к югу - или нет? Мужчина сомневался, потому что голова у него кружилась, дышать было тяжело, а горы мелко, испуганно дрожали - вероятно, их королю не нравилось, что незнакомец преодолел такую высоту и вознамерился ее испоганить.
Эльва похлопал себя по карманам куртки, усмехнулся и вытащил гладкий черный нож. Присел на корточки, отмахнулся от снега - тот растаял, будто над ним загорелся костер, - и нарисовал первый угол будущей пентаграммы, идеально ровный, укрепленный четырьмя символами и петлей. Творение некроманта послушно впиталось в гору, и теперь стереть его не сумел бы никто, включая драконов, демонов... и Богов.
- Левитировать, что ли, - предложил Эльва сам себе, тоскливо поглядывая на противоположный склон - чуть более пологий, он все равно неизгладимо впечатлил мужчину. - А если я это сделаю - хватит ли у меня энергии, чтобы завершить ритуал?
Он немного постоял, привыкая к своему новому состоянию - нанесенная на плато часть заклятия засела иглой под сердцем, - и, спрятав черный нож, опять ухватился за обычные.