А… а - это тут откуда?
Небольшой широкий стакан, до краев наполненный темно-золотистой жидкостью, пах чем-то больничным, как в школьном медкабинете. Не так резко, но очень похоже. Рот и горло обожгло адским огнем, выжегшим в ее теле буквально все… но мучительная смерть не наступила.
Ударив в голову, горячая волна рассыпалась мириадой сверкающих всполохов, как фейерверк на День Города. Казалось, чужой город и правда озарили огни салюта, под который так хорошо кружиться и танцевать, задрав кверху голову.
А еще лучше сесть на колени к… как же его назвать, кто он ей? Отличная идея, то что нужно.
Мягкое (какое-то слишком мягкое и осторожное, хотелось большего) прикосновение пальцев к щеке и губам заставило негромко застонать и податься вперед, захватывая их ртом, пытаясь продлить и углубить ощущения.
Внутри что-то пульсировало и как будто чесалось. Грудь стала невыносимо чувствительной и слишком красивой, чтобы прятать ее под платьем. Собственные руки предали ее и начали жить отдельной жизнью, зарывшись в непривычно жесткие, густые черные волосы. Чтобы дать понять, чего же она хочет, чуть надавив на затылок в нужном направлении. Долгожданные прикосновения заставили бесстыдно приподняться, чтобы почувствовать наконец чужие губы на напрягшихся сосках. И вообще сразу везде.
Все сильнее покачивающийся мир бешено закружился в слепящем водовороте, превращаясь в сон, бездумно-приятный, совершенно не поддающийся пересказу.
========== часть 6 ==========
- Дай руку! Помоги… помоги мне!
- Нет! Ты же умерла!
Ее руку с браслетом (откуда он взялся, непонятно, такого у нее сроду не было) все не получалось отдернуть от края черной ямы прямоугольной формы. Чтобы гроб поместился, трудно, наверное, такую вырыть, тем более в мерзлой земле.
Аня излишне резко села в кровати, тут же сморщившись от боли в затылке и во лбу тоже, везде. Как будто опять головой ударилась, причем как следует.
Воспоминания начали оживать медленно и постепенно, с большой неохотой. Некоторые из них, да почти все, вызывали прилив крови к щекам или даже желание провалиться сквозь землю. Они вообще воспоминания или сны?
Судя по тому, что она опять в какой-то незнакомой комнате, точно не той, из которой была вчера торжественно уведена - не сны. И совсем без ничего, хотя привычки ложиться спать голой у нее никогда не было, холодно как-то и неудобно.
Если принять душ, воспоминания о скользивших по ее телу руках тоже смоются? Вчера ей все нравилось, что удалось запомнить, по крайней мере.
Сейчас же наряду с головной болью в душу все сильнее вползал страх необратимого и неизбежного. Которое, кажется, уже произошло, осталось только ждать последствий.
Неужели это была она? Правда делала все это? Прижималась к внуку Ким Ир Сена, которого еще недавно безумно боялась, пошло хихикая, сдвигала бретельки платья со своих плеч, ладно хоть в штаны не лезла. Хотя и это полностью исключить нельзя, возможно, просто не запомнилось.
Прикосновений хотелось нестерпимо, внутри что-то ныло и пульсировало, желая наполненности. Это почти уже не запомнилось, но, судя по усиливающемуся желанию сходить в душ, чтобы смыть с бедер что-то липкое, она ее достигла.
ЕГЭ, родители, Даша, Элька и школа еще больше скрылись в тумане… или за тяжелой каменной дверью. Может, она просто еще не выспалась и голова болит от выпитых вчера неизвестных напитков? А потом все будет хорошо, в какой-нибудь следующий день?
***
Как же… как еще рано. К сожалению. Зачем она так рано проснулась, теперь целый длинный день впереди, прежде чем, возможно, что-то случится? Если Он сегодня придет, в этом никогда нельзя быть уверенной.
Сколько она уже прожила здесь, Аня не понимала: дни сливались друг с другом и считать их как-то даже и не хотелось. Какая разница. Пару недель? Месяц? Или уже два? Она даже не знала, где, собственно, находится. Где-то на окраине, кажется, или за городом.
Выходить ей разрешали неохотно, сначала вообще не выпускали. Потом, правда, стало можно, но в прогулках по маленькому садику за высоким забором, да еще и под наблюдением охранников, радости оказалось мало. Только воздухом подышать.
Когда-то такая жизнь казалась ей пределом мечтаний - ни школы, ни родителей, ни надоедливой Дашки. Делать не надо вообще ничего. Только в Sims играть, если хочется, сколько угодно, или в Dragon Age.
Все это у нее появилось, стоило только захотеть и попросить у Него. И айфон наконец появился, новый и красивый, самый последний, долго и безуспешно выпрашиваемый в прошлой жизни у родителей. Только радости от него оказалось как от козла молока, интернета в счастливой КНДР не было, совсем. У кого-то, может, и был, но у нее нет. Только эту единственную просьбу не исполнили.
Много чего другого Он ей принес и подарил, радуя уже просто фактом внимания. Аня всегда благодарила за это долгим поцелуем, хотя поцелуи почти сразу стали успокаивать и радовать сами по себе, на некоторое время избавляя от сомнений.
От подарков быстро наступила пресыщенность, тем более они оказались в большинстве бесполезными, как айфон. Зачем ей все эти вещи и украшения, если она никуда не выходит? Только наряжаться здесь… для Него. Чтобы все быстро снять, без одежды она гораздо больше нравится. Можно было не одеваться, собственно.
И ждать со все большим нетерпением новых встреч. Прогнать все чаще выползающие из темных углов страхи и сомнения могли только они, утешая и поддерживая веру в себя и лучшее будущее.
Но их всегда было мало - чувствовать себя желанной и любимой хотелось постоянно. Воспоминания о сказанных словах, взглядах и… много еще о чем занимали все свободное время. Слова доходили до сознания не всегда, тем более английский часто начинал причудливо перемежаться с корейским, как и у нее с русским. Оставалось только прислушиваться к интонации, что подсознательно нервировало и подталкивало к паранойе.
Аня не находила выхода копящемуся напряжению, колеблясь между страхом все испортить и нарастающей неудовлетворенностью. Однажды, правда, удалось совершенно определенно понять, что она очень похожа на диснеевских принцесс, мультики о которых Председатель Трудовой Партии Кореи, как это ни странно, смотрел в детстве. Но радость от этого восхитительного открытия все же не могла продлиться вечно.
Взять и выяснить отношения не хватало духа, вдруг ответы будут совсем не те. Спросить: “Ты любишь меня или просто…”? А “просто” что? Трахаешь? Слишком грубо звучит и потом - вдруг это правда, что тогда?
От обжигающих горечью и страхом мыслей хотелось плакать, сначала с ней такого не было. Не находя в себе сил спрашивать, чтобы все не испортить, Аня пыталась получить ответы, заглядывая в глаза, но тревоги уходили лишь на время, вопрос: “Он любит меня или я ему просто нравлюсь?” - оставался открытым.
Она сама не могла, или не решалась, озвучить свои желания, даже для себя. Это любовь или стокгольмский синдром? А, может, любви вообще не бывает, или синдрома? Или они одно и то же?
А мечты готовы были унести совсем уж далеко, вывести наконец из золотой клетки в большой мир. Она даже видела себя рядом с Ним, на трибуне во время военного парада, вместо Ли Соль Чжу. Что у Него есть законная супруга, Аня всегда помнила… но жена ведь не стена? Можно просто вот так взять и уйти к другой, как Элькин отец. А прежнюю жену… ну, например, расстрелять в тюрьму посадить, чтобы не мешала и не беспокоила. Тут такое запросто. Это она, конечно, в шутку подумала, рофл же. Просто развестись, что такого-то. ВВП же развелся, и все у него зашибись.
- Или тебя расстрелять… если надоешь. Постареешь или потолстеешь, - издевательски засмеялась восковая кукла с черными провалами вместо глаз, регулярно беспокоящая ее по ночам во сне и даже иногда наяву.
Она всегда спала одна, и это все больше огорчало.
- Потолстею? - неожиданно обеспокоилась Аня. Она, как и дома, старалась следить за собой и почти не поправилась, если только совсем чуть-чуть. В бедрах и груди, ее тут слишком хорошо кормят, а спортом заняться как-то не приходило в голову. Если только секс можно считать спортом, хотя, наверное, все-таки нет. - От чего?
- Увидишь! - опять захихикала Ивлиева, особенно мерзко и неестественно, как во второсортном ужастике.
Это и разбудило Аню, заставив встать слишком рано, время теперь будет тянуться долго. Раньше веселее было… совсем еще недавно. А сейчас как-то плохо, непонятно, от чего. Даже прямо с утра. Наверное, из-за Машки, она во всем виновата, не дала выспаться. И такая противная была на этот раз, что до сих пор тошнит. Если почистить зубы, гадкий привкус во рту пройдет? Наверное, она просто чем-то отравилась.
Вкус зубной пасты стал явно каким-то не таким, неприятно резким, почти нестерпимо. А движения щетки во рту вызвали настоящие рвотные позывы. Стараясь не думать о плохом - ничего страшного с ней произойти не могло, оно просто от нервов, Аня сняла сорочку и поморщилась, случайно коснувшись груди. Она почему-то стала заметно больше в последние дни, что сначала порадовало, но теперь вся горела, и дотрагиваться больно.
- Сбылись твои мечты, Анька? Или не совсем пока?
- Уйди! - невнятно простонала Аня вслух, зажимая рот рукой. Вчера тошнило только чуть-чуть, а сейчас совсем сильно. - Ты меня с ума сведешь…
Может, она уже сошла? Машка никогда не отстанет?
- Ну, извини, Анет, ты и правда не со зла. Скучно мне просто и плохо. И холодно, знаешь… Мама уже и забыла почти, нет меня - и слава богу, проблем меньше.
- И ты всегда теперь будешь ко мне приходить?
- Нет, скоро перестану, успокоюсь. Может, еще разок только. Твои желания выполнены, получите - распишитесь. Ладно, я ж не зверь какой. Ложись еще спать, Анька, и увидишь, что будет. Утро вечера мудренее, помнишь?
Из всего сказанного Машкой Аня твердо поняла только то, что их общение, Слава Богу, подошло к концу, или вот-вот подойдет. Лечь обратно в кровать хотелось прямо-таки сильно, она бы и без машкиной подсказки это сделала, неприятные ощущения в желудке и слабость мучили все больше. Если закрыть глаза и постараться расслабиться, все пройдет, да?
***
Потолок… почему он так близко? Она, что ли, тоже умерла, как Машка, и теперь парит в вышине?
Тьфу ты, дура какая! Это же… это ее кровать. Потолок с чуть облупленной штукатуркой, белая трехрожковая люстра, желтые обои в цветочек. Всю жизнь здесь спала или почти всю… Долго очень, в общем, как Дашка чуть подросла.
Стоп… так это… это все был сон, что ли? А как же день рождения? Какой сейчас день?
- Нет, Анька, не сон.
Опять этот голос… да что ж такое! Она же обещала больше не приходить. Слезы невольно подступили к глазам, переполнив их до краев. И ей все еще плохо, так же тошнит. С кухни какой-то гадостью пахнет… точно сейчас вырвет, только бы до туалета добраться и не сидел там никто.
- В последний раз я, как и обещала, не реви! Только объяснить хотела - дома ты, Анька, да. Сбылись твои желания, можно и домой вернуться. Как Золушка с бала. А тут тебя ищут, да, надежду уже потеряли. Пропала ты… почти два месяца уже прошло. Как в воду канула, пошла на свой день рождения, и с тех пор тебя не видели. А все правда, ничего тебе не показалось. Ну ты это и сама увидишь. Только вот что - не рассказывай лучше никому ничего, а то сумасшедшей объявят. Соври что-нибудь или скажи, что ничего не помнишь. Мертвые плохого не посоветуют.
Прощай, Анька! Приди как-нибудь, может, в гости, с букетиком.
========== часть 7 ==========
Почему в каждую бочку меда всегда кто-нибудь какая-нибудь сволочь добавит ложку дегтя? А наоборот тоже верно, интересно? Если подумать, то в принципе да, хотя тут тебе не матанализ (Аня поморщилась, вспомнив чудом сданный экзамен). И если ложка дегтя запросто испортит целую огромную бочку меда, может ли ложка меда превратить деготь в нечто иное?
Ну, это уже не матанализ, а химия, наверное. Ее они, слава Богу, не проходят. И вообще, дети, если не ходить за ними по пятам, как нефиг делать испортят все, что угодно. Ложка дегтя нервно курит в сторонке. Что-то их давно не слышно, кстати.
Увидев, что на диване напротив телевизора никого нет, полная самых нехороших предчувствий Аня помчалась на кухню, чудом не растянувшись плашмя в коридоре. Этот чертов порожек определенно ее невзлюбил или просто был моралфагом и сурово осуждал нерадивых мамаш. Хотя она не такая, только иногда чуть-чуть отвлекается.
К счастью, в мусорном ведре на этот раз никто не копался, холодильник был закрыт и аквариум спокойно стоял на своем месте. Близнецы увлеченно варили суп (не по-настоящему, слава Ктулху), в вытащенных из шкафчика новых маминых кастрюльках, бабушкиных то есть. К трем годам они все-таки немного поумнели. Вздохнув с облегчением, Аня как можно незаметнее постаралась вернуться обратно.
За почти четыре года, прошедшие с того дня рождения (назвать его злополучным или как-то еще, Аня не знала, поэтому пусть будет просто памятным), случилось так много всего… и в то же время мало.
Шокированные и обрадованные ее чудесным появлением родители на радостях не стали слишком допытываться до правды и придираться к ее не особо связному рассказу. Версия, что она очень устала от школы и подготовки к ЕГЭ, психанула и уехала куда глаза глядят, вполне их удовлетворила.
Правоохранительные органы тоже - девушка взрослая, практически совершеннолетняя, ничего криминального не произошло. Сбежавшие дети и подростки - явление более чем ординарное. Жива-здорова и цела, сама нашлась - прекрасно, дело можно закрывать.
Почему ее периодически тошнит и неприятно тянет в животе, Аня сначала искренне не понимала. Думала, что все от нервов и непривычной еды, которую приходилось есть в Корее. А может, это все-таки сон был? Хотя нет, получается, не сон, если ее правда два месяца не было. Но как же похоже. Мама тоже не замечала, что с ней что-то не так. Тошнило не сказать, что прямо невыносимо, только время от времени. Как правило, по утрам, и от запаха борща в школьной столовой.
На последнее и обратила внимание Элька, высказав в полустебной форме гениальную догадку:
- А, может, ты залетела?
- Ч… что? - Аня сначала привычно захихикала, потом уставилась на нее, как на восьмое чудо света.
Сбежав с последнего урока физкультуры, они, воровато оглядываясь (оглядывалась только Аня, Эльке было пофигу), дошли, прыгая через лужи, до небольшой сетевой аптеки на цокольном этаже ближайшего “Перекрестка”. Издевательски хихикающую Эльку пришлось долго уговаривать, прежде чем она наконец смилостивилась и приобрела заветный Fraytest, пока Аня старательно делала вид, что рассматривает витрину с витаминами.
Но коробочка еще несколько недель провалялась на дне рюкзака, прежде чем Аня собралась с духом воспользоваться тест-полоской. Положительный результат почему-то упорно казался ей невозможным, во сне же нельзя забеременеть. Этого не может быть, потому что не может быть никогда.
Но… их все-таки оказалось две. У нее будет ребенок, как… как Дашка у матери.
Аня почти не испугалась и не расстроилась, разлившееся в душе странное, нечитаемое чувство во многом походило на успокоение, немного омрачаемое мыслями, что родители огорчатся и в школе покоя не дадут. Хотя ее уже мало осталось, может, не заметят?
- Заметят, с двойней живот быстрее растет. - Элька поразительно много обо всем этом знала.
- С какой двойней? - не поняла шутку Аня. Любимые джинсы и правда стали малы.
- Ты же близнецов вроде загадывала… на Новый год, - опять задела за больное Элька. Про Машку (слава Богу, она больше не снится и не появляется), лишний раз думать не хотелось.
Значит, это был не сон.
Единственный подарок, который она забрала с собой… на долгую память. Хотя, если родители начнут спрашивать, от кого же у них внуки, правду можно говорить сколько угодно. Они или рофл заценят, или разозлятся, что над ними издеваются. Скорее, второе. Поэтому ну ее, эту правду. Недаром же сказано, что чаще всего она никому не нужна.
Мама действительно сначала огорчилась, но к счастью, не смертельно. Она сама хотела родить еще после Дашки, но не решилась из-за возраста и боязни не справиться материально. А раз уж так получилось, решила расслабиться и постараться получить удовольствие, несмотря на происки соседей. Соседки, ранее искренне восхищавшиеся их замечательной дружной семьей с умеренно пьющим папой, теперь при встречах косились на выпирающий анин живот с нескрываемым злорадством.