Фина - Бердинских Степан Васильевич 2 стр.


– Бегу, бабушка! – кричала я.

Осторожно повесив сумочку с банкой на крючок, я принялась начищать свою обувь. Я давно выпрашивала у папы новые туфли. На этот раз это были коричневые невысокие «Тамарисы» с белыми кружочками на задинках. Счистив последнюю грязь, я положила щетку обратно на полку и посмотрелась в зеркало. Веснушек не прибавилось, лицо чуть подзагорело, особенно в области щек, а крапинки на носу так и не смылись даже после вчерашней бани. Мне постоянно говорили, что нос мой – папин, глаза – мамины, а веснушки, пока я спала, нарисовала бабочка Грета Ото. «Где же тогда я сама?» – у меня закрадывались подобные мысли.

Моя тетя – Клорьянта Рантальевна. Она уже давно не появлялась на своей предыдущей работе. Дедушка говорил, что тетя нашла свое любимое занятие, которое пусть и не приносит ей дорогие украшения, персидские ковры и почесть в глазах её соседки, но оно дарит ей огромное счастье. Моя тетя и правда не желала всего этого, а просто закатывала банки с ягодами, грибами, садовыми овощами, медом и даже вареньем из цветов, что ставило некоторых её покупателей в ступор, после чего они все же брали одну-другую банку, например, фиалковое варенье. «Нежное лакомство», – говорила тетя Клорьянта. И никто другой, как парнишка дома напротив так не любил аромата витающих лепестков ромашек, улетающих все выше и выше, отколовшихся от маленьких солнышек в лимонном соку.

– Ромашки! – кричал он. – Невероятные запахи!

Аромат цветов и правда расстилался по всему саду, меняя свое направление, повинуясь летнему ветру.

Чтобы хоть как-то сдерживать порой и специфичный запах от варки, тетя Клорьянта закрывала заслонку своей печи, которая посвистывала и хлопала створками.

Добраться до дома тети – проще простого. Я выбрала длинный путь, где обычно лежал и потягивался «наш» дворовый кот с белым перышком на конце хвостика. Его излюбленное место – на лавочке около центрального колодца, куда постоянно заглядывало солнце, описывало лучами каждую дощечку лавочки и неспешно скользило вниз по склону к зеленой опушке. Кот, при виде меня, лениво выгнулся, соскочил с лавки и устремился к моим ногам. Он блаженно кружил между моих ног, держа хвост поднятым. Пару раз сказал «мяу» и был таков. Я последовала за ним и уселась на горячую лавку. «Неужели коту здесь не жарко?» – подумала я. Погладив пушистого по спинке, я вымыла руки и выпила воды прямо из крана колодца. Вода была холодной, поэтому я согрела ее во рту и только потом проглотила. На языке остался железный привкус.

Что интересно, именно около колодца со мной случались забавные истории. Я, будто ожидая очередное событие, вернулась на лавку к коту с белым перышком и закрыла глаза. Как долго я так сидела – не знаю сама, правда. Спустя какое-то время, может, в три оборота кота, я услышала звуки колес и крики мальчишек. «Догоню тебя!» – кричал первый мальчишка. «Даже и не мечтай, торопыга!» – услышала я голос второго мальчика. Открывать глаза я не стала, но мне показалось, что это были мои одноклассники – Фетула и Фиго. Веселые ребятишки. Мне нравится Фетула. Он не такой классный, как Фиго, но я находила в нем утешение и внутреннее спокойствие. Впрочем, о мальчиках я думала совсем немного – времени на это не было: уроки, игра на пианино, уборка по дому и моя любимая подруга – Монойка. Открыв глаза, я вспомнила про варенье.

Если бы я выбрала короткий путь до дома тети Клорьянты, то заглянула бы к своей подруге. Но мне захотелось навестить кота и кинуть камешек в пруд. Еще немного покачаться на моих любимых качелях, которые, к моей тоске, никто никогда не занимал. Я думала, что как только меня заметили на них, все сразу от них и отстранились. И это не единственное мое подозрение – у меня их много, это я точно знаю.

Посидев еще пару минут на горячей лавке, почесав за ухом кота и снова вымыв руки, я отправилась дальше – кинуть камешек в пруд. Когда я добралась до водоема и подыскала плоский камень, меня что-то сильно ударило в голову. Я не успела ухватиться за борт лестницы и, упав на попу, чуть не разбила банку – раздался громкий и глухой звук «Тунь!». Потерев голову, я ощутила легкое головокружение. Рядом никого не было, никто не смеялся. Сославшись на солнечный удар, я поднялась на ноги, отряхнула юбку и подняла свой камень. На нем была какая-то слизь. «Очень похоже на слизь животного, будто лягушка спала на этом камешке», – подумала я. После удачного блинчика в шесть отскоков, ко мне подкатил Фетула.

– Куда идешь? – поинтересовался он. – Подвезти тебя?

Я засмущалась и ответила, что лучше доберусь сама, так как хочется побыть одной. После моих слов Фетула уставился на свое переднее колесо и чуть приоткрыл рот, будто попал под гипноз. Часто такое с ним случалось. Сколько знаю его – не перестаю наслаждаться его туманным взглядом и отсутствующим лицом.

– Ну… Я тогда пойду? – не поднимая глаз сказал Фетула.

– Хорошо, – отозвалась я. – Увидимся.

У меня участилось сердцебиение, и я поспешно скрылась за ближайшим домом, за которым находилась игровая площадка с одинокой качелей.

Здесь я встретила ребятишек и их родителей. Еще лающих собак. У кого белая собачка, у кого черная, коричневая и серая, а я всегда мечтала о пуделе. Видела их только на открытках. Мне нравятся их пышные уши. «У них там жировые запасы?» – думала я.

Сев на качели и поставив сумку с банкой на чистый участок дорожки, я закрыла глаза и принялась за старое, но временем проверенное развлечение. Было ли это развлечение такое же, как, например, лазание по горам или сплав по реке? Поедание сладкой кукурузы или рассматривание окрасок океанских рыб? Я слышала однажды, что люди могут получать удовольствие просто от того, что остаются наедине с собой. Они погружаются в свои мысли и что-то пытаются там отыскать. Блуждают по темной пещере с фонариком в поисках клада. Я же думала о беззвучном звуке. Размышляю о нем уже во второй раз и все больше мне кажется, что меня обманывают. Я обличаю его в форму невидимой большой картошки, которая меняет форму, а потом вовсе исчезает. Отталкиваю ее и притягиваю обратно. Проверяю свои уши – все прекрасно слышно. Когда я глажу себя по краям уха, то слышу привычный шорох, а беззвучный звук остается беззвучным. О таких практиках мне рассказывал Фетула. Тот мальчик, которого я отшила пять минут назад. «Помню только автора – Ошо», – говорил он. «Интересное имя», – думала я.

Когда мой рассудок превратился в невнятную смесь, я открыла глаза и уставилась глазами прямо по курсу. Куда смотрели мои глаза – не знаю. Я видела перед собой красные и синие цвета, переплетение труб и лакированные доски. Названия вылетели из головы, я отдыхала, а за спиной у меня все так же кричали маленькие ребятишки и лаяли собаки. У кого серая собака, у кого белая. «Вовсе я не зря сюда села, надо и покачаться», – сказала я про себя. Оттолкнувшись от земли, я наклонилась назад и крепко вцепилась в веревки качелей. Затем я подалась вперед и подняла ноги. Качалась недолго. У меня закружилась голова и я остановилась. Поправила волосы, встала и пригладила юбку. Взяла сумку, отряхнула ее от пыли и отправилась дальше. Крыша дома моей тети ознаменовалась зеленым цветом, оттенка травы после сильного ливня.

– Ты рано пришла, Фина, – проговорила тетя Клорьянта. – Проходи, да присаживайся за кухонный стол. Через пару минут будет готов пирог. Можешь поставить банку на стол и открыть крышку. Варенья получилось больше, чем я думала. Оно пока бурлит, а тревожить его я не хочу – вкус испортится. Ты голодна?

Я села на стул и огляделась вокруг.

– Дома поела, спасибо, – ответила я.

Тетя уловила мой взгляд и продолжила:

– Заметила мои новые обои? Это я вчера поклеила. Закончила только к ночи, устала вся и даже голову не успела вымыть – сразу улеглась в кровать и уснула.

– Красивые, – отозвалась я.

– Долго их выбирала, – сказала тетя. – Нашла в магазине подходящий рисунок и цвет, но рулонов совсем мало было, поэтому, пришлось ехать в другой конец города – в торговый центр «Домашний уют».

Наконец, тетя достала противень с пирогом из духовки и, надев толстые рукавицы, переставила кастрюлю с готовым вареньем на соседний столик. Кухня у тети большая, даже больше, чем наша, а наша кухня, по правде сказать, больше, чем кухня моей подруги Монойки. Целых пять столов уместилось на этой кухне. Не веря своим глазам, я каждый раз рассматривала и понимала, что лишний стол здесь не найдется. Основной стол значился для приема пищи. За ним сидела я, подперев подбородок двумя руками. Волосы я перекинула через плечо и тихонько поглаживала их. Стол второй и третий надобились для приготовления блюд и резки овощей и фруктов, рубки мяса. Четвертый стол как аксессуар – на нем стояли цветы и кактусы, поделки из глины и корзиночки с гербариями. На пятом столе тетя держала часто используемые варенья, грибы и листья ягод. Еще мед стоял – банка на банке. Что было в шкафах, которые, словно картины в музее живописи были развешаны вдоль и поперек стен кухни – оставалось загадкой. Не часто я посещала тетю Клорьянту, но видела, как из одного такого шкафа она однажды достала длинную банку с тянущейся пастой – мне так показалось.

– А вот и пирог, – сказала тетя Клорьянта, разгибая спину и поворачиваясь ко мне передом. Сняв испачканный зеленый фартук, с заплаткой на правом боку, тетя взяла нож в руки и стала нарезать его на ровные квадраты.

– Как успехи в школе? – поинтересовалась тетя, придав своему лицу явно заинтересованный вид.

Я невольно подняла брови и начала вспоминать последнюю учебную неделю.

– Вчера получила четверку по геометрии.

Тетя сделал ртом букву «о» и переспросила:

– Четверку?

Затем продолжила:

– Ведь ты хорошистка, или, даже отличница? Почему четверку? Мама с папой знают?

– Они сегодня уехали отдыхать, – ответила я.

Тетя повернула голову в мою сторону.

– Вот те на! И надолго?

– Сказали, что приедут восьмого числа.

Повисло молчание. Слышен был только звук ломающейся корочки торта и стук настенных часов.

– Получается, что на две недели? – нарушила тишину тетя.

Я молча кивнула.

– Налей молока в чашку и ешь торт, – сказала тетя и быстро удалилась из кухни.

Глубоко вздохнув и выпустив воздух через зубы, я взяла с полки самую красивую кружку – мою любимую – белую с черным котом. Достала из холодильника кувшин и до каемки налила молока. Торт оказался неистово горяч, из-за чего я чуть не раскрошила его и еле успела подставить тарелку. «Пронесло», – промелькнуло в моей голове.

На второй кусок торта в дом постучались. Было слышно три отрывистых и громких удара. Тети по-прежнему не было. Допив молоко и слизав крошки с каемки чашки, я направилась в гостиную. Полы были на удивление холодные – не как обычно. Сев на большой диван цвета лягушки, я взяла рядом стоявшую книгу и осторожно раскрыла ее. «Лютик азиатский, – читала я про себя. – Травянистое садовое растение рода лютиковых». Перевернув страницу, я продолжила: «Красильная шелковица. Цветки мелкие, засухоустойчива, растет быстро». На третей странице меня встретил еще более чудный гербарий, но, услышав тетин голос, я закрыла книгу и вернулась на кухню.

Тетя быстро прошла мимо меня, взяла в руки нож и распорола им большой конверт. Достала из него желтый лист и какой-то кулечек.

– Наконец-то пришел мой заказ, – обмолвилась тетя. – Семена тладианта.

Заметив мое непонимающее лицо, она добавила:

– Вырастут красные огурцы.

Я пощурилась и состроила кислую мину. Перебросившись еще парой слов, я поблагодарила тетю, мы с ней крепко обнялись, так что кости затрещали, закинула банку за плечо и пошла домой. Уже вечерело, поэтому я ускорила шаг и уже через десять минут была дома. Бабушка, как я и ожидала, накинулась на банку с гостинцами и разделила варенье на две части. Первую часть унесла в погреб, а вторую поставила на стол и позвала дедушку на чай, привычно крикнув:

– Варенье на столе!

Потом взяла паузу и снова крикнула:

– Чай стынет!

Хотя никакого чая еще не было, с дальнего конца комнаты послышался шум газеты и на пороге появился дедушка Пихус. Варенье и правда оказалось вкусным. Я намазала его на кусочек батона и откусила половину.

– Смотри, не лопни, – посмеялся дедушка. – Мне тебя потом по частям собирать придется.

Наступил второй выходной день – воскресенье. Субботняя радость осталась позади, у меня был всего один праздничный день до начала новой учебной недели, поэтому, отметив на часах двенадцать утра, я не могла встать с постели – хотелось растянуть сон до бесконечности, поселиться в нем, может, на всю свою жизнь, или же остаться в нем до момента полного разочарования, чтобы контраст между явью и потусторонним миром не казался таким многообещающим.

Мне опять приснилось пианино. Жуткая его форма. Особенно страшно мне становилось, когда я просыпалась в полной тьме и не могла различить форму настоящего пианино, его цвет, рисунок на боковых стенках, а педальные лапки я и вовсе не видела – темнота поглощала их. Вскочила бы я утром, все было бы гораздо лучше. Дело в том, что мое пианино нельзя назвать страшным или мерзким. Оно выкрашено в приятный желтый цвет, по форме напоминает типичный шкаф с одеждой, а бабочки на стенках и крышке придают ему легкость. Если открывать крышку очень медленно, то создается впечатление, будто ее поднимают крылатые красавицы. Я бы никогда не подумала, что такой инструмент может как-то напугать или навести панику, загнать тебя в угол и заставить дрожать.

Поднявшись с постели и заправив одеяло, я подошла ко столу и подняла с него рисунок. Кто сразу посмотрит, и не подумает, что здесь изображено пианино. Скорее, на рисунке зиял огромный черный квадрат с пятью ногами и тремя ручищами. Вместо лапок у черного пианино были острые струны, которые переплетались между собой и издавали неприятные звуки. Крышка была всегда открыта, а вместо клавиш торчали человеческие пальцы. Чтобы хоть как-то успокоиться, я, после первой же ночи, сделала набросок этого пианино. Сейчас у меня в руках была последняя версия. Кажется, это был уже пятый рисунок. Недавно я добавила к нему деталь – маленького человечка. Он был пришит к ноге пианино. Я заметила его, когда в поисках безопасного места споткнулась и упала лицом в траву, обернулась и уставилась на чьи-то ботинки. Лица я не различила, потому что этот кто-то сразу отвернулся и начал кашлять, будто чем-то болел.

Положив рисунок на стол, я подошла к окну и забегала глазами по привычным крышам домов, по дорогам и тропинкам, по деревьям, по машинам, и наткнулась на стайку голубей в луже. Их было шесть или семь штук – было сложно сосчитать. Они прыгали и размахивали крыльями – сбивали мой счет. «Значит, ночью и правда был дождь», – пронеслось у меня в голове. Тот голубь, что не шевелился и смотрел вдаль, осторожно шевеля крылышком, спрятал у себя под перьями желтый лист. «Забился он туда, что ли?» – подумала я. Птицы плескались и громко ворковали. Звуков я не слышала, но через бинокль явно было видно, как вибрируют их шеи.

Ближе к одиннадцати я приняла душ, смыв с себя вчерашние хлопоты, высушила волосы, надела новую рубашку, сменила белье. На кухне, как обычно, стояла тишина. Дедушка с бабушкой просыпались поздно, бывало, даже, весь день спят, тихо похрапывая. На завтрак я съела половинку апельсина, замешала кукурузные хлопья в молоке и выпила чаю. Почистив зубы и подровняв брови, я отправилась к Монойке.

Жила Монойка совсем рядом. Если бы не дурацкий соседский дом, я могла бы запросто наблюдать за ее окном через свой бинокль. Я никогда и никому не рассказывала про слежки. Да и необходимости, наверное, не было.

Бинокль мне достался от деда. Это была суровая, военная штука. О себе дедушка никогда не рассказывал, видимо, не хотел вспоминать тяжелые времена. Единственное, что осталось у него после тех времен – этот тяжеленный большой бинокль. Раньше он лежал далеко на полке, на кухне. Никого не спросив, я перенесла его к себе в комнату. Так до сих пор никто и словом не обмолвился. Дедушка, когда бывал в моей комнате, краем глаза все же подмечал свой трофей, но на том дело и заканчивалось. Следила я за людьми, кошками и собаками. Иногда и за птицами, но они, обычно, на местах не задерживались, поэтому я была к ним равнодушна. «Лети, раз хочешь», – провожала я их. Порой мне казалось, что люди видят меня, замечают и злятся, а это, несмотря на то, что живу я в неприметном доме и выглядываю через щелочку в плотной занавеске.

Назад Дальше