Перед судом цивильный комендант вместе с королем разбирал необходимые бумаги, и среди них обнаружились заметки Валентина. Странно, откуда у него эта песня? Откуда он знает?
«Повиновение государю! Я восстановил по памяти слова известной песни, как ее записали в Доме Волн, но не могу поручиться за точность перевода с гальтарского. Кроме того…»
Помни!
Замыкается кольцо,
Помни!
О проклятии отцов
Помни!
Звон столкнувшихся клинков
Помни,
Силу лжи и правду снов
Помни,
О проклятии веков
Помни…
Зов погасших маяков
Помни,
Стон друзей и смех врагов
Помни,
О проклятии богов
Помни!
Пепла тьму и свет снегов
Помни,
Крик пылающих мостов
Помни…
С гальтарского! Неужели, Валентин тоже тайный абвенианец?! Рейчел воровато огляделась, беспокоясь, что их может застать врасплох Левий, которого точно не порадует такое отношение к эсператизму, но они все еще были одни в комнате. Тишина, легкий шорох бумаг, першение в горле… Но оно пройдет!
— Проклятье! — неожиданно заорал Альдо и с силой швырнул стопку бумаг на пол, листы разлетелись веером и засыпали ковер. — Закат сожри эту тварь!
— Альдо, что случилось? — вздрогнула девушка.
— Читай, — прошипел король, сунув в руки невесты смятый лист, — только молча!
«Сим уведомляю, что Мы живы и здоровы, чего вам никоим образом не желаем, почитая своим долгом сделать существование ваше сначала неприятным, а в дальнейшем — невыносимым.
Да будет вам известно, что все, предпринятое Нами в ближайшее время, будет направлено вам вовред, однако, следуя древним рыцарским традициям, даем вам на размышление и бегство четыре дня.
Если за истекшее время господин ТаРакан вернет украденную им корону законному владельцу, разорвет на себе одежды, посыплет голову пеплом и с громкими стенаниями уберется в Гайифу, Мы обещаем оставить его и его рожденных за пределами Талига потомков в покое. Если же господин ТаРакан не внемлет голосу разума и Нашему ультиматуму, участь его будет ужасна, в чем и клянемся Молниями и Ветром, Волнами и Скалами. Так и будет.
Пребываем в величайшем к вам презрении и неприязни, Искренне не ваши Суза-Муза Лаперуза граф Медуза из Путеллы.
Оллария. Королевский дворец.
7-й день Зимних Скал 400 года КС».
Вся кровь бросилась Рейчел в лицо. Валентин — мерзавец, как он посмел это делать, не посоветовавшись с ней?! Он так уверен, что ее приближенность к королю навредит делу Сузы-Музы или опасается, что за герцогом Окделлом следит Карваль? Но ведь маленький генерал пообещал наблюдать за обоими…
На Высоком Совете, когда Альдо объявлял наследников погибших Джеймса и Арчибальда, Рейчел почувствовала себя виноватой за то, что не пришла в Дору, впервые с тех пор, как ее за это пытался отчитывать Карваль. Но обычным чувством вины мертвых не воскресить и боль Дэвида Рокслея не унять, нужно просто делать выводы… Следующее известие поразило ее до глубины души.
— Не прошло и двух месяцев, как мы назвали Удо Борна графом Гонтом. Увы, Удо предал и свою честь, и свою кровь. Из уважения к прежним заслугам и в память его братьев, погибших за дело Раканов, мы оставляем изменнику жизнь, ограничившись вечным изгнанием. Мы полагали, что титул графа Гонта должен перейти Конраду Борну, но Бонавентур Гонт представил убедительные доказательства того, что его ветвь старше ветви Борнов. Есть ли кто, готовый оспорить его право?
— Удо Борн мертв, Ваше Величество, — спокойно доложил Карваль. — Он застрелился в Барсине, едва сойдя с коня — набросился на солдата, отобрал пистолет и выстрелил себе в голову.
— Прискорбно, — покачал головой Альдо, — но это его личный выбор, я не собираюсь устраивать траур из-за этого. Эории! Я повторяю свой вопрос: есть ли кто…
Рейчел вспомнила про Штанцлера внезапно, почти молниеносно, и подумала о том, что тот достоин если не получить титул, то хотя бы оказаться на свободе. Ведь это благодаря ему смог вернуться Альдо, только благодаря ему одному! В глубине души девушка не готова была простить старика за трусливо вложенный ей в руки яд, но за отраву бывший кансилльер уже расплатился сполна, незачем его мучить еще дальше! И девушка подняла руку.
— Слово хозяину Круга.
— Мой государь, прямыми потомками Руперта Гонта являются графы Штанцлер. Я, как глава Дома Скал, ручаюсь за его верность.
А может, она и ошибается? Если эр Август выйдет из Багерлее, что он станет делать? Казалось бы, цель достигнута, великая Талигойя восторжествовала над павшим Талигом, но разве бывшему кансилльеру нужна именно Талигойя? Что ему было нужно еще перед боями в болотистой Ренквахе, кроме переименования страны и другого человека на троне?
Валентин Придд отказал, Робер Эпинэ — тоже, и девушка почувствовала радостное облегчение. Как хорошо, когда чужие люди готовы исправить твою ошибку, ничего не требуя взамен! Место графа Гонта осталось свободным. Напрягшись, она слушала сюзерена — очень внимательно обо всем, что касалось суда. Три дня… Три дня ей предстоит видеть Рокэ Алву и мучиться, коря себя из-за несовершенной помощи, а потом видеть, как он умирает!
— Герцог Окделл, герцог Эпинэ, герцог Придд, граф Карлион, мы знаем, что герцог Алва виновен в гибели ваших близких, но жажда мести не должна застить вам глаза. Помните, вы судите эория, а нас слишком мало, чтобы мстить себе подобным. Мы не унизимся до мести, мы возвысимся до справедливости. Вы меня поняли?
Справедливость! А ведь правда, она будет судить его, основываясь на том, что видела сама, а видела от Рокэ Алвы Рейчел только хорошее. Но если вмешается Альдо, все будет кончено, значит, ей снова предстоит увиливать от прямых вопросов и от собственных противоречивых чувств.
— Дом Скал будет справедлив, — четко ответила она за себя и за своих вассалов.
— Дом Волн исполнит свой долг, — Валентин ответил со свойственным ему равнодушием, не изменившись в лице.
— Дом Молний будет справедлив, — устал сказал Робер, недавно поднявшийся с постели и еще не пришедший в хорошее самочувствие.
Суд прошел странно, хотя Рейчел предполагала, что он будет походить на суд над Ринальди Раканом, но здесь все было иначе. Если Ринальди Ракан был виновен, то и вел себя соответствующе, а Рокэ Алва не собирался признавать несуществующую вину. Ее бывший эр смотрел на окружающих его людей усталыми синими глазами, но в насмешливом бархатном голосе не было ни единого намека на печаль или измотанность.
Рокэ смеялся над гимнетами, над Альдо Раканом, но когда он прямо и пристально взглянул прямо на Рейчел, у нее перехватило дыхание и только чудом удалось не опустить глаза. То, что постарается не убить Алву снова, девушка знала наверняка, и позже, когда с ней заговорил Левий, поняла, что это возможно. Левий был в Багерлее, видел Алву, и… может быть, глупо и бессмысленно верить в это, но что, если он намерен спасти Рокэ?
Но когда Рокэ Алва отстранил своего защитника, Рейчел снова стало страшно. Абвении, да сколько можно бояться?! Она скажет свое слово, а больше от нее ничего не зависит, если Альдо захочет убить Алву, то сделает это, в ее силах лишь уберечь Надор и свою семью! Глубоко вздохнув при этой мысли, Рейчел закрыла глаза, сжала дрожащими пальцами гладкие деревянные подлокотники и мысленно сосчитала до шестнадцати. Потери были и будут, об их значимости можно лишь догадываться, но даже перед Кругом Скал вдова Рамиро родила нового Алву… И, морально подготовив себя к самому худшему, Рейчел принялась слушать слова сторонников обвинения. Артюр Рюшан, после выступления которого сюзерен разозлился на Алву и ушел, Фердинанд Оллар, предавший своего маршала и теперь уж точно не заслуживающий ничьей жалости, горожанка, мать погибшей на Октавианских праздниках девочки, Раймон Салиган, заросшее грязью ничтожество, от одного вида которого передергивало, Август Штанцлер, при виде которого Рейчел стало очень грустно.
На Горацио Капотту и отца Пьетро девушка уже не смотрела, хотя не слушать их было невозможно — эорий не имел права затыкать уши, если он не трус. А как жаль! Интересно, сколько из свидетелей обвинения не лгали суду, присягнув на Эсператии? Кому еще нужна эта Эсператия… Странно, что выжил не Виктор, а Пьетро, ведь эр Август говорил другое… Он лгал или скрывал неосведомленность?
Когда в заднем ряду вскочила Катарина Оллар в сером платье, Рейчел не поверила своим глазам. Как ей удалось покинуть дворец? Как хватило решительности передумать? Если бы не обязанности судьи, Рейчел точно поступила бы так же, уже не опасаясь гнева Альдо.
Поднявшись на кафедру и приняв присягу, Катарина, эта тихая и сильная духом женщина, стала говорить, хотя чувствовала себя совсем неважно. Она говорила о том, что должна была рассказать Рейчел — про спасение Варасты и чествование победителей, о том, что судить следует совсем не Ворона… Рейчел сплела пальцы, во все глаза глядя на талигойскую святую — ей надо поступить также, но тогда она выдаст себя.
— Рокэ, почему вы молчите? Расскажите им про Варасту! — Катарина повернулась к бывшему маршалу. — Про Октавианскую ночь, как вы бросились в наш горящий дом… Вы хотели спасти людей, а нашли предательство, вас всегда предавали любимые вами люди! А вы делали свое дело и даже не мстили!
— И даже не убили отравителя! — не выдержав, звонко крикнула Рейчел, приподнявшись с места. Слишком звонко для мужчины, но нормально для юнца.
Душа разрывалась от молчаливого плача и скорби за своего бывшего эра и любовника, за того, кого ей никогда не удавалось спасти, но если она потеряет самообладание, то для него все будет кончено. К счастью, к голосу никто не придрался, а судья и Рокэ заговорили почти одновременно:
— Герцог Окделл, вы судья, а не свидетель!
— Помолчите, юноша.
Глубоко вздохнув, девушка опустилась на свое кресло. Оба правы — ей нужно держать себя в руках, пока об ее тайне не догадался еще какой-нибудь подлец вроде Джереми… Катарина пылко говорила, обращаясь то к Рокэ, то к ничтожному Фердинанду, она проклинала своего мужа — хватит ли когда-нибудь у Рейчел сил, чтобы такими же дурными гневными словами назвать Альдо?
Катарина пошатнулась и рванула воротник, и подоспевший Робер едва успел подхватить ее на руки.
Таким образом суд затянулся, но прежде чем увели Рокэ, Рейчел послала ему умоляющий взгляд — ей так хотелось верить, что он сможет и захочет защитить себя, что молчать и скрываться уже не было сил.
========== Глава 85. Верный выбор ==========
Суза-Муза остался верен себе, и если нагруженная обязанностями цивильного коменданта Рейчел была вынуждена отказаться от хулиганств, то Спрут сумел показать себя во всей красе. Вот только не понять, ради чего. Перебирая выписки из кодекса Диомида, Рейчел обнаружила странный и оскорбительный триолет на обратной стороне документа.
Я вас предупреждаю, вам же хуже,
Коль скоро вы отринете совет,
Хлебнете вы неисчислимых бед,
Я вас предупреждаю, вам же хуже…
У вас ни памяти, ни чести нет,
Свинья душой, ступайте ж в вашу лужу…
Я вас предупреждаю — вам же хуже,
Коль скоро вы отринете совет.
Свинья без памяти и чести?! Не удержавшись, девушка резко обернулась к невозмутимому Валентину, одарила его яростным взглядом, а потом запоздало сообразила, что такое поведение может выдать его, ее или их обоих, даже несмотря на то, что Карваль продолжает молчать. Но какой же совет? Не получив на свою злость никакого ответа, девушка посмотрела на прозаическую приписку — Граф Медуза обещал герцогу Окделлу, что в случае вынесении герцогу Алва смертного приговора он. Суза-Муза, возьмет дело в свои руки и любой, вставший у него на пути, пожалеет об этом. Далее следовала подпись и печать со свиньей на блюде.
Вскоре подошел оскорбленный похожей поэзией, как и многие судейские, помощник экстерриора и показал плотный лист, подкинутый герцогу Придду. Нахмурившись, Рейчел вгляделась в отвратительно похожее начало.
Я вас предупреждаю, вам же хуже,
Коль скоро вы отринете совет,
Вам лучше не родиться бы на свет,
Я вас предупреждаю, вам же хуже,
Достойней дать единственный ответ,
Чем спорить со свиньею неуклюжей…
Я вас предупреждаю, вам же хуже,
Коль скоро вы отринете совет.
— Монсеньор, вам не попадалось в бумагах подобных оскорблений, адресованных вам?
— Попадалось, — обиженно сказала Рейчел, торопливо протягивая бумагу.
Если она промолчит, а потом вирши обнаружат, это будет подозрительно, но чиновник не стал читать, лишь удовлетворенно кивнул, смутился и торопливо ушел. А Валентин, воспользовавшись моментом, подошел к Рейчел украдкой, встал за спиной и заглянул через плечо девушки.
— Герцог Окделл читает чужие письма? И почему это никого не удивляет?
— Герцог Придд пугает людей, подкравшись к ним сзади? — огрызнулась Рейчел, пытаясь тревожным сарказмом скрыть собственный испуг. — И почему это никого не удивляет? Между прочим, поимка Сузы-Музы входит в обязанности цивильного коменданта Раканы.
Последняя фраза должна дать понять Спруту, что Карваль все еще опасен, но что у него на уме, сообразить довольно сложно.
— В таком случае нашему таинственному другу ничего не угрожает, — либо Валентин издевается над ней, либо не боится выдать их с головой, но фраза слишком опрометчивая. Рейчел молча наблюдала за тем, как Спрут берет длинными пальцами, похожими на щупальца, бумагу с виршами, читает письмо и аккуратно складывает. — Граф настроен весьма решительно, но он прав относительно меня. Я, скорее всего, и впрямь злоупотреблял вашим вниманием.
Ах он! Рейчел с трудом сдержалась от гневного возгласа, до боли прикусив щеку изнутри, но после этого выдавила из себя необходимую сейчас улыбку.
— Разумеется, нет! — воскликнула она, уже не понимая, где слова Придда совпадают с действительностью, а где он лжет, — что вы скажете насчет совместной прогулки после обеда?
— Если мы успеем к тому времени покончить с судейскими обязанностями, — напомнил Спрут, — дабы нас не сочли дезертирами или просто преступниками, если вы понимаете, о чем я.
Читая обвинительный акт, девушка тосковала о разрушенной и уже заведомо погубленной жизни Ворона, о ее к нему чувствах, которые, наверное, не сгорят, как бы сильно она не пыталась сжечь их, и ненавидела лютой ненавистью бесхребетного и ничтожного Фердинанда, лишь по недоразумению носившему недавно корону. Алва понял, что человек, которого он защищал и ради чьей страны воевал, предал его, но не сделал ничего в отместку, а просто сказал жестко и холодно, что король не может лгать. Никогда Алвы не мстили своим предателям…
Алве дали последнее слово и он смог ответить на него более чем достойно, как бы после этого не возмущался Кортней, и Рейчел, подавшись вперед, смотрела на усталого синеглазого человека с болью и восхищением, желая запомнить его именно таким напоследок.
— Хозяин Круга, Повелитель Скал, готов ли твой Дом сказать свое Слово? — спросил чуть позже, в Зале Зверя сюзерен.
— Дом Скал готов, — твердо сказала девушка, вздернув подбородок. — Дом Скал ответит.
Альдо прямо посмотрел ей в глаза, но при виде его бледного строго лица она ничего не почувствовала, кроме слепого и до липкой жути сильного отчаяния, захлестнувшего ее измученную душу множеством сетей. Абвении, как же она, Повелительница Скал, устала в очередной раз предавать себя!
— Здесь ли твои кровные вассалы?
— Трое моих братьев здесь, а Джон-Люк Тристрам в пути.
— За него скажет Повелитель, и будет так, как он скажет
— Повиновение государю.
— Мы слушаем волю Скал. Виновен ли Повелитель Ветров перед своими братьями и своим государем?
Берхайм думал недолго и назвал Рокэ Алву виновным и достойным наказания. Карлион повторил все чуть ли ни слово в слово, и Рейчел, равнодушно глядя на взволнованного дядюшку, почувствовала, как больно жжет тревога.
— Граф Рокслей, — она не узнала собственного голоса, — Скалы ждут твоего слова.
— Герцог Алва виноват, — выпалил Дэвид.
Рейчел положила руку на эфес и мысленно досчитала до шестнадцати. Теперь ее очередь.
— Джон-Люк Тристрам далеко, но я уверен в его ответе. Герцог Алва невиновен.
Голубые глаза сюзерена вмиг стали холодными и злыми, но Рейчел поспешно отвела от него взгляд. Время нельзя повернуть вспять, пусть все будет, как есть, а она не отступится от своего решения, даже если Тристрам придерживался бы иного мнения.