Желающими поговорить с ней оказались Норберт и Иоганн, уже вполне готовые к церемонии на площади Святого Фабиана. Особенно серьезным был Иоганн, чего от него Рейчел никак не ожидала, помня, что умный близнец — это Норберт. Хотя, она могла и перепутать эти бледные одинаковые лица, что очень возможно. Но говорить ничего девушка не стала, лишь тихо поздоровалась.
— Мы видим, ты не так, Рихард, — пробасил Иоганн.
— Ты вчера вернулся очень задумчивым и удрученным, — а это, кажется, Норберт. — Что плохого ты узнавал?
— Все в порядке, я просто долго ездил по столице и устал, — Рейчел приподняла уголки губ, показывая, что поводов для волнения нет, и спрятала руки за спину.
— Мы есть твои друзья, Рихард. Ты есть плохо лгать. Приехал вчера с одним лицом, а приехал с другим.
Рейчел не догадывалась, что Катершванцы настолько внимательны и проницательны, потому что эр Штанцлер рассказывал о них, как о могучих торкских медведях, у которого в головах ничего, кроме тактики ведения боя. Как оказалось, все иначе. Но больше всего девушку тронуло иное: никто прежде, после смерти отца, не заботился о ней так же старательно. Даже матушка. Особенно матушка…
— Меня отправят домой, — выдохнула она, чувствуя, как заливаются щеки румянцем.
— Но ты же хотел ехать в Окделл, в замок Надор, — изменился в лице Иоганн. — Или я не так?
— Хотела, но… — Рейчел почувствовала смятение.
А чего, собственно говоря, она хочет сейчас, не считая желания избавиться от боли в руке? Простого или великого? Если вернуться домой и забыть о столице, как о страшном сне, то это может дурно сказаться на состоянии руки, а если великого, то она опять же подвергнет себя опасности разоблачения. Остаться в Олларии, чтобы добраться до лекаря — как смешно и как недостойно Человека Чести… Пусть даже этот Человек Чести — шестнадцатилетняя, измученная неизвестностью девица.
— Но? — поторопил нетерпеливый Иоганн.
— Я согласился остаться в Олларии. Но Людям Чести запретил брать меня к себе Дорак.
— Но если крикнут тебя на плацу, никто не скажет «нельзя». Это есть нарушение порядка.
Рейчел прерывисто вздохнула, не слишком веря в услышанное. Килеан-ур-Ломбах и Ги Ариго не вчера родились и прекрасно понимают, что вслед за нарушением приказа кардинала последует нечто неприятное. И вряд ли они захотят настолько рисковать. Впрочем, может быть и так, что права не она, а близнецы, но станет это ясно лишь на церемонии. В конце концов, на площади будет одиннадцать Людей Чести и кто-нибудь из них выберет сына Эгмонта, а если случится провал, то эр поймет и не осудит. Эти мысли заставили Рейчел успокоиться.
— Вы правы, — теперь она улыбнулась искренне. — А кому будете служить вы?
— Мы поедем в Торку, — с легкой укоризной произнес Норберт. — Рихард, мы ведь есть говорить тебе об этом…
— Простите, я забыл.
— Мы нужны на границах, потому что ХайнрихЖирный хочет войны. А быть один — здесь, другой — там, мы не можем. Мы близнецы и мы должны быть вместе. Но мы не умрем, Рихард, мы еще увидимся и победим! Что у тебя с рукой?
— Обжегся, — солгала Рейчел.
— Иоганн, — обратился к близнецу Норберт, — принеси наш целебный бальзам. Нужно мазать им и перевязывать…
— Спасибо, — с облегчением произнесла Рейчел.
И это помогло. Боль стала немного слабее, хоть рука и распухла через некоторое время после перевязки. В любом случае девушка готова была ликовать: ее ждали либо возвращение и свадьба, либо служба одному из Людей Чести. Все складывалось лучше некуда.
День Святого Фабиана не предвещал своим наступлением ничего дурного. Рейчел было смешно наблюдать за разряженным в пух и прах Арамоне. Будь на его месте не столь тяжеловесный человек, да хотя бы тот рыжеволосый генерал Манрик, что распоряжался церемонией, парадное платье смотрелось бы на нем куда более подобающе, хотя шляпа с роскошными перьями хотя бы прикрывала уродливое красное лицо. Впрочем, Рейчел, как и остальные девятнадцать унаров, застывших на замощенной белыми и черными плитами площади, не видела капитана после того, как всем приказали построиться, и была этому только рада. А внутри у нее кипел восторг — от осознания того, что мучительные полгода в «загоне» наконец ушли в невозвратное прошлое. Девушка, насколько это было возможно, лицезрела короля с королевой и членов Высокого Совета.
Генерал Манрик махнул платком и раздалась музыка. Сперва «Слава королю Талига», не иначе, как этот бодрый и хриплый глас труб придумали еще при Франциске Первом, затем — барабанная дробь и звуки флейты, совсем не сочетавшиеся с ними своей нежностью звуков. Сама Рейчел почти никогда не играла, но любила слушать, как Айрис музицирует на лютне, поэтому сейчас была неприятно оглушена обрушившимися на нее столь различными звуками. Но это не отменяло ее обязанности стоять прямо и безучастно смотреть на то, как разворачивают огромные свитки: один с именами унаров, второй — чистый, для записей. А когда стихла музыка, отчетливо заговорил герольд:
— «Доблестный капитан Арнольд Арамонасчастлив сообщить своему государю и всему Талигу, что вверенные его попечению юные дворяне прошли должное обучение и ждут приказаний от короля нашего Фердинанда Второго. Ли будет всем ведомо, что означенные дворяне чтут Создателя и наместника Его на земле, владеют шпагой и грамотой и исполнены рвения. Капитан Арамона ручается за верность и доблесть юношей, коих и называет друг за другом, сообразно их воинским успехам и прилежанию.
— Граф Эстебан Сабве, наследник герцогов Колиньяров
— НорбертКатершванц из Бергмарка, верный вассал маркграфа Бергера
— Маркиз Луис Альберто Салина из дома Сагнара
— Герцог Ричард Окделл
— Иоганн Катершванц из Бергмарка, верный вассал маркграфа Бергера
— Виконт АрноСэ, младший брат графа Савиньяка
— Благородный Эдвард Феншо, верный вассал графов Ариго
— Граф Валентин Васспард, наследник герцогов Приддов
— Виконт Константин Манро, наследник графов Манриков
— Благородный Жюльен Горуа, наследник баронов Горуа
— Благородный ЮлиусАуэ, верный вассал графов Гоген лоэцур-Адлербергов
— Барон СеверинЗаль
— Виконт Франсуа Рафле, наследник графов Рафиано
— Благородный БласкоДельгадо, брат маркиза Дьегаррона
— Барон Жорж-Гайар, верный вассал герцога Эпинэ
— Барон Роберт Лоу, верный вассал графов Рокслсй
— Благородный ЛуитджиФариани из дома Фукиано
— Барон Карл Тротта-ур-Фрошенбах, верный вассал графов Ластерхафт-увер-Ними
— Барон Анатоль Мей, верный вассал герцогов Кшиньяь
— Благородный МакианоТамазиии. верный вассал графов Манриков».
Арамона записал ее, а точнее Ричарда Окделла, четвертым в списке, что ухудшало шансы вернуться в Надор. Нахмурившись, Рейчел прерывисто и глубоко вздохнула, понимая, что теперь уже от нее ничего не зависит. Если она останется здесь, то укушенная рука будет излечена, так что в самом безнадежном положении есть малая доля хорошего, да и повод гордиться явно имелся. Пусть даже, скорее всего, Иоганн поддался ей в решающем бою, ведь разве можно обычной девушке с низкими способностями в фехтовании одолеть «торкского медведя»? Но она была ему благодарна в любом случае: за то, что поддался или за то, что не одолел, воспользовавшись ее слабостью.
— «Двадцать доблестных дворян предлагают свою жизнь, честь и шпагу тем, на чьих плечах держится королевство. Кто из Лучших Людей Талига изберет их в оруженосцы?»
— Я, Вольфганг фок Варзов, маршал Талига и командор Горной марки Бергмарк, прошу Лучших Людей Талига отпустить братьев Катершванц в родовые земли, где их мечи и доблесть нужны, чтобы сдержать напор ХайнрихаГаунау, — прозвучало после пения фанфар.
— Лучшие Люди слышат просьбу маршала Варзова.
Рейчел услышала, как РамонАльдмейда выбирает Альберто Салину. Следующее имя она услышала и вполне успешно забыла, а Валентина выбрал генерал Рокслей. А вот Эстебану Колиньяру явно не повезло, судя по его разочарованной побледневшей физиономии: лучшего из фабианцев выбрал комендант Олларии, Людвиг Килеан-ур-Ломбах. Это означало, что шанс вернуться в Надор оказался наполовину сбывшимся, теперь оставалось ждать слова Ги Ариго.
— Я, Леопольдо герцог Фиеско, прошу и выбираю благородного БласкоДельгадо.
— Я, Ги, граф Ариго, прошу и выбираю благородного Эдварда Феншо.
Вот и все. Не зная, радоваться или грустить, Рейчел Окделл мысленно порадовалась за Эдварда; теперь ей остается ждать только отправки домой, и это хорошо. Если бы не сильная боль в руке… Интересно, если она скажет сопровождающим о необходимости залечить руку, они позволят ей провести несколько дней в столице под набдюдением лекаря и охраной пары военных?
Наконец грохнула полуденная пушка и Рейчел осталась одной из шестерых. Кроме нее — близнецы, Карл, Анатоль, Луиджи, и она сама. Первая девушка, проникшая в братство Святого Фабиана обманом, за которое теперь расплатится изгнанием из Олларии. И это справедливо. Скорее бы только король подписал указ… А в Надоре, наверное, ждет вассал Окделлов, Тристам, вынужденный выдавать себя за девицу ради свадьбы… Насколько помнила Рейчел, род Тристамимел к роду Лита самое непосредственное отношение, поэтому все будет хорошо. Нэн говорила, что его предок был третьим сыном Лита. Но сейчас, после многих и многих веков соединения разной крови, это не скажется на наследниках.
— Ричард, герцог Окделл. Я, Рокэ, герцог Алва, Первый маршал Талига, принимаю вашу службу.
Убийца ее отца стоял и смотрел скучающим взглядом перед собой, так что Рейчел ничего не оставалось, кроме как дать немедленное согласие. Откажи она Человеку Чести, кардинал бы лишь обрадовался, но если скажет твердое «нет» Алве, это вызовет подозрение. Задрав подбородок, Рейчел поднялась по устланной красным ковром лестнице на галерею.
— Герцог Окделл приносит присягу, — возвестил герольд.
— Я, Ричард из дома Окделлов, благодарю Первого маршала за оказанную мне честь. Я клянусь исполнять его волю и служить ему и в его лице служить Талигу. Отныне бой герцога Алвы — мой бой, его честь — моя честь, его жизнь — моя жизнь. Да покарает меня Создатель, если я нарушу клятву. Да будет моя шпага сломана, а имя предано позору, если я предам своего господина. Обещаю следовать за ним и служить ему, пока он не отпустит меня…
Она не благодарит и это не честь, но лгать лучше уверенным тоном, чтобы никто не усомнился. Такой совет дали ей дома.
— Первый маршал Талига слышал твою клятву и принял ее.
Рейчел Окделл была настолько взволнована, что пока не рассматривала своего эра, а лишь сумела без дрожи и отвращения прикоснуться губами к его белой и гладкой руке. Попасть в распоряжение кровника на три года для девицы подобно серьезному унижению, а значит, что она пропала.
========== Глава 14. На новом месте ==========
— Оставайтесь здесь, — герцог отдал первый приказ своему оруженосцу небрежно и совсем не глядя на искаженное растерянностью и беспокойством лицо.
Он повернулся к королю, чтобы сказать ему пару слов, а Рейчел молча и покорно встала за его кресло. Рука по-прежнему болела, но что такое боль по сравнению с безнадежностью и тоской, охватившими ее? Теперь ближайшие три года в Надор она не вернется, а если все пойдет еще хуже, если человек, принесший ее семье столько бедствий, раскроет девицу Окделл, то ее от позора избавит только смерть. И для рода Окделла все будет кончено. В ее силах было только держаться прямо, смотреть гордо, и, как может, делать вид, что произошедшее нисколько не смутило Ричарда Окделла. Нельзя было давать клятву, следовало забыть от идущую от кардинала угрозу, но время вспять не повернуть и придется лишь пожинать плоды. Рейчел отвела взгляд от высокой спинки кресла и темного затылка сидевшего в нем мужчины, и посмотрела на Дорака. Это была страшная игра в гляделки, поскольку кардинал Сильвестр, перебирая пальцами алые бусины четок, смотрел на нее в ответ, не мигая. Знает ли он? Неважно!
Рейчел глубоко вздохнула, пытаясь привести нервы и мысли в порядок, а потом взглянула на королеву. Та была молода, нежна и спокойна, но почему-то девушке показалось, что это — лишь маска на бледном лице Катарины Оллар. В столице многим женщинам приходится надевать маски фальши и двуличия. Об этом Рейчел никто не говорил, однако она догадывалась, судя по себе. Если здесь и есть счастливицы, на чьи слабые плечи не возложена эта тяжелая ноша, то остается им по-доброму позавидовать и все.
Матушка и Эйвон рассказывали, что Катарину Ариго выдали замуж за Фердинанда из-за попытки ее братьев поднять восстание, и Рейчел сочувствовала королеве. Так нелепо сложилось в Талигойе, что мужчины совершали необдуманные поступки, а их родственницы обречены на всю жизнь надеть маски, ради спасения своей семьи. И дочери Эгмонта повезло немного больше, чем сестре Гийома и Йорама. Возле Катарины Рейчел увидела эра Августа Штанцлера, спокойного, но с уставшим, как показалось девушке, лицом. Он улыбнулся ей, но от этого не стало легче. Будь Рейчел мужчиной на самом деле, она чувствовала бы себя гораздо спокойнее, однако чего нет, того нет. Пока Штанцлер на стороне Ричарда Окделла, все будет хорошо.
Остаток этого дня прошел для Рейчел словно в тумане: она куда-то ехала, вяло перебирая поводья озябшими от волнения пальцами, слышала чьи-то слова, на талиге и кэналли, но единственное, что осознавала совершенно точно: Рокэ уехал сразу после того, как они добрались до его особняка. Или просто ушел к себе. Так или иначе, тем девушка не видела черных, забранных в хвост волос, синего колета, бледного лица, и не слышала насмешливого бархатного голоса. И славно. Ей не хотелось разговаривать с убийцей отца раньше завтрашнего утра, и Рокэ, наверное, это понял. Хотя, скорее всего, просто предоставил оруженосца самому себе и уехал по делам, незачем полагать, будто Первый маршал печется об ее удобстве.
— Дор Рикардо, вот ваша комната, — смуглая и крепкая рука слуги открыла перед ней дверь.
— Спасибо.
В голове шумело, сердце продолжало биться так же часто, а к горлу подступало болезненное удушье. Опять… В детстве от него чуть не умерла Айрис, а Рейчел повезло не страдать сильными приступами, но все-таки надорский лекарь просил «герцога» быть осторожнее.
— Желаете ли чего-нибудь?
— Нет.
Нестерпимо хотелось пить и снять колет, а с распухшей донельзя рукой это будет неудобно, но гордость не позволила Рейчел попросить о помощи. К тому же, всегда имеется шанс разоблачения, так что слугам Алвы доверять нельзя в первую очередь — после него самого, разумеется. Сев на мягкую кровать, девушка облизала пересохшие губы, сглотнула и принялась расстегивать здоровой рукой пуговицы на колете. Если она сумела как-то снять унарские тряпки и надеть свою одежду утром, то сможет и сейчас. Но теперь рука болела сильнее.
В конце концов, промучившись до вечера, Рейчел смогла снять колет и сапоги, а потом улеглась в кровать. Засыпать было непривычно, поскольку в Надоре и в Лаик постели жесткие и холодные. Тут же, как и полагается для дома Первого маршала, везде присутствовала роскошь, человек, убивший ее отца, не экономил на жизненных благах, в то время, как в Надоре недоедали и носили серое траурное тряпье! И все-таки, несмотря на растерянность и злость, Рейчел смогла уснуть, причем довольно крепко.
Ей приснились Надор, мать с сестрами, и фальшивая свадьба, на которую Тристам прибыл в женском платье. Она же, Рейчел Окделл, надела привычные колет со штанами, и, после того, как отец Маттео долго и нудно их обвенчал, стало очевидно, что перед ней не Тристам и даже не Рокслей. Лицо ее мужа оказалось вдруг скрыто темной маской, изменились голос и поступь, а из-под головного убора выбивались светло-русые кудри. Рейчел почувствовала себя расстроенной и обманутой, поскольку подмена жениха или невесты другим человеком — плохая примета. Но ведь и происходила сама свадьба с подменой, поэтому ложному наследнику Окделла ничего не оставалось, кроме как принять все как есть.
Рейчел с некоторым опасением сняла с него маску, ощущая при этом, как ее гладкий и холодный шелк словно льется сквозь пальцы, но ничего не увидела. Надор исчез, свадьба — вместе с ним, а девушка, открыв глаза, убедилась, что находится в Олларии, в доме РокэАлвы. Ей приснилось то, о чем Рейчел мечтала на Фабиановой площади, но сбудется ли теперь?