— Самоуверенность убивает, сестренка.
Йеннер переключила скорости на панели скайлера и снова сменила маршрут — так было проще избегать систем безопасности:
— Я не вмешиваю в личные дела посторонних. И ты этого не хочешь. Ты хочешь, чтобы я жалела, хочешь, чтобы просила. У тебя не очень много времени на месть. Собираешься тратить его на Вернера?
Появилось уведомление о взрыве в тринадцатом техблоке. Дроид или Фелиз, или сам Вернер — кто-то нашел способ открыть дверь.
— Кис-кис-кис, — сказала Фелиз, и Йеннер точно знала, кому это было сказано. Не ей.
— Мы встретимся очень скоро.
***
В тринадцатом техблоке было тихо и жутко. Вывороченная дверь валялась рядом с обломками дроида. Механические манипуляторы, разбитые на сегменты и неестественно перекрученные, устилали пол, как будто Фелиз потрошила дроида плетьми прямо на ходу.
Никого живого в секторе не было. Иначе Йеннер почувствовала бы эмоциональный фон или хотя бы присутствие другого симбиотика.
Ремонтный стол поблескивал в свете голографических ламп. Кровь на нем казалась неестественно яркой.
На столешнице лежало только глазное яблоко с тонкой ниточкой нерва. Голубая радужка казалась выцветшей.
Красные буквы на металлической поверхности казались неразборчивыми, смазанными.
Если Йеннер хоть немного знала Фелиз, писать их пришлось Вернеру. Десятая любила такие игры.
17-22.
Семнадцатый сектор, двадцать второй блок.
Смотровая площадка на самом верхнем ярусе станции. В общем-то, ничего удивительного — оттуда легко можно было добраться до шлюзового отсека и до главных доков, и — при желании, даже до аварийных челноков. С площадки полностью просматривалось пространство вокруг.
Помимо прочего, это было бы просто драматично.
Что-то не стыковалось, что-то царапалось неправильностью.
Глазное яблоко на столе, координаты кровью, дуэль один на один — это все было очень в стиле Фелиз. Слишком, как будто она пыталась отвлечь Йеннер от чего-то другого.
От чего?
Почему Фелиз появилась так рано? Откуда у нее доступ к системам безопасности? Как давно? Где она достала боевые беспилотники?
Йеннер не удивилась бы, если бы за Фелиз кто-то стоял, но ни одна организация не стала бы так глупо светиться нападением на RG-18.
Если у Фелиз был доступ ко всем системам, зачем было устраивать взрыв в шлюзовом отсеке? Только из-за провокации с карантином?
Будь у нее чуть больше времени, Йеннер смогла бы выяснить, но именно времени Фелиз ей не оставила.
В техблоке наверняка было оружие, но Йеннер не стала его искать — в битве с симбиотиком плети были намного полезнее.
На ладони застыл черный треугольник — разумный металл впитался в тело, но Йеннер не знала, сработал бы щит при атаке. Не собиралась проверять. И ее больше волновало, как передать щит, а не как его использовать. С Фелиз она собиралась справиться сама.
Три минуты — ровно столько пришлось лететь до двадцать второго блока.
Йеннер оставила скайлер внизу. Смотровая платформа у нее над головой казалась игрушечной на фоне космического купола.
Вокруг было очень тихо. Разве что едва различимо гудела вентиляционная система.
На то, чтобы подняться по лестнице на площадку, у Йеннер ушло еще пять минут. Она шла не спеша, демонстрируя, что действительно не привела с собой никаких сюрпризов. Перед глазами висел виртуальный экран, цифры часов все время отвлекали, но не хотелось тратить время на то, чтобы их отключить. Пять минут на то, чтобы разобраться в устройстве автономного щита было ничтожно мало, но Йеннер и не интересовало само устройство. Только как его передать другому носителю.
Черный прямоугольник разумного металла то возникал, то пропадал с ладони. Никак не удавалось его удержать. На последних десяти ступенях Йеннер позволила ему снова впитаться в кожу.
Фелиз ждала ее наверху. Йеннер посмотрела на нее и на многие вопросы получила ответы — и почему Фелиз появилась так рано, и почему действовала настолько напоказ.
Фелиз почти не изменилась — светлые волосы были собраны в хвост под головными плетьми, униформа карателей сидела как влитая. Разве что под глазами залегли тени.
И по лицу вились тонкие зеленоватые нити — некроз тканей. Организм отторгал симбионта.
Йеннер видела такое раньше. Фелиз оставалось не очень долго. Месяц, может быть, год — если бы она постоянно лежала в восстановительной камере.
— Привет, сестренка.
Фелиз Манн пришла не мстить. Она пришла к Йеннер умирать, и, пожалуй, это было намного опаснее.
Фелиз Манн была не из тех, кто собирался умирать тихо.
***
Вернер стоял рядом с Фелиз, и в его эмоциях вопреки всему почти не было боли — адреналин, злость, желание действовать, но не боль. И не страх. Как будто он принял обезболивающее или даже армейский стимулятор.
Фелиз не стала его связывать, даже не контролировала плетьми, но в этом и не было смысла. Без имплантатов и бронекостюма, даже без энерго-скафандра — скорее всего, тот отобрала Фелиз — Вернер все равно ничего не смог бы ей сделать.
Видимо, даже он сам это понимал.
Или его останавливали мигавшие по краям платформы индикаторы портативных бомб.
Йеннер намеренно на него не смотрела. Боялась, что сорвется, если рассмотрит поближе, что сделала Фелиз. Поддастся на провокацию.
Йеннер знала эти приемы. Использовала их сама, когда была в Карательном.
— Какая стадия? — спросила она, подходя ближе. Не видела смысла держать дистанцию.
— Предпоследняя, чтоб ее, — Фелиз склонила голову, с любопытством оглядывая Йеннер. — А ты округлилась, сестренка. Мир тебе к лицу.
Все-таки странно было вдруг ловить себя на том, что все они были так или иначе похожи — и Йеннер, и Фелиз, и Боргес. Мыслили одинаково.
Только кто-то сумел приспособиться к мирной жизни, а кого-то она убивала.
— Мир всем к лицу.
— Не всем.
У Фелиз тоже не было оружия, только имплантаты на концах плетей.
— Отпусти Вернера. Он здесь лишний, — предложила Йеннер, делая еще один шаг вперед. И еще один. Она вымеряла дистанцию. Фелиз тоже это делала.
Йеннер не могла чувствовать эмоции другого симбиотика, но могла ощущать присутствие — льдистое, как будто вытягивающее тепло из воздуха. Фелиз часто ассоциировалась у Йеннер с пустотой, вакуумом.
— Я найду ему применение, сестренка.
— Ты прилетела ко мне. Не трать время на посторонних.
— Меня тут вообще никто не спросит? — поинтересовался Вернер почти скучающим тоном. Злость его окрашивала мир красным, казалась горячей и заполняла всю платформу целиком.
Йеннер хотелось бы попробовать на вкус.
Наверняка и Фелиз тоже.
— У меня, сестренка, на тебя большие планы. Не умирать же не отомстив, правильно? Можем устроить дуэль, — она запрокинула голову вверх, к звездам в куполе и фыркнула. — Это точно будет как в фильме.
— В фильмах злодеи всегда умирают.
Впрочем — они обе это знали — иногда герои умирали вместе с ними.
Фелиз чуть наклонила голову, улыбнулась, рассматривая Йеннер, как будто что-то искала в ее лице, а потом приказала:
— Отключай скафандр.
Она не стала ни разбрасываться угрозами, ни объяснять, что у Йеннер все равно не было другого выбора.
Йеннер нажала сенсорную кнопку на браслете, и скафандр отключился.
Искусственная атмосфера и автономное поле исчезли, и вернулись запахи — запах крови Вернера и едва уловимый аромат гниения, исходящий от Фелиз. Некроз был действительно очень неприятной болезнью.
А ведь Боргес — если бы Фелиз не была военной преступницей, если бы сумела обратиться к нему на ранней стадии — Боргес мог бы это вылечить.
— Мы с тобой устроим дуэль, шестнадцатая. Все как в фильмах, красиво и глупо. Вот только я не в лучшей форме. Хуже ела, меньше спала, чем ты. Мне нужна фора.
Йеннер уже даже догадывалась какая.
— Эй, герой, — Фелиз повернулась к Вернеру, подмигнула, — сейчас твой выход. Сейчас ты подойдешь к этой суке, возьмешь ее за имплантат и будешь резать так, как я тебе скажу. Или мы все тут взорвемся от счастья.
Чувства Вернера вспыхнули сначала страхом — всего на секунду, а потом яростью.
— Нахуй иди.
У него всегда были проблемы с тем, чтобы просто исполнять приказы.
Фелиз досадливо поцокала языком:
— Ты плохо его выдрессировала, сестренка. Совсем растеряла сноровку.
— У него всегда были проблемы с субординацией. Если тебе нужна фора, я обеспечу ее сама.
Йеннер покачала в воздухе наконечником имплантата, заставляя себя дышать размеренно, провела острием по плечу, по ключице.
Симбионт упирался, не хотел причинять вред носителю, но Йеннер все равно могла контролировать свои плети.
Почему-то именно в тот момент ей вспомнился давний разговор с Боргесом. Тогда она только перевелась в Карательный.
«Рано или поздно все ломаются, доктор. Рано или поздно, все говорят», — Йеннер тогда только начинала проводить допросы. Считала, что знает все.
Очень забавляла этим Боргеса:
«Не льстите себе, четыре-шестнадцать. Это миф. Не все ломаются. Есть те, кто умирает раньше».
— Нет, сестренка. Так не пойдет. Мне этого мало. Я хочу настоящую драму. Поэтому ты, герой, — она подмигнула Вернеру, — сейчас подойдешь к этой мрази и будешь ее резать. Как я захочу, и сколько я захочу.
— Обойдешься, сука. Я не стану этого делать. Мне похер на твои угрозы.
Он, разумеется, верил в то, что говорил. Не понимал до конца, что такое Фелиз, и еще не научился ее бояться. Одного вырванного глаза ему было явно мало.
Йеннер его понимала, понимала и никогда, ни при каких обстоятельствах не хотела бы поменяться с ним местами. Но в тот момент речь шла о выживании.
— Вернер, не жалеете себя, хоть меня пожалейте, — сказала она. — Я не хочу здесь умирать. Если Фелиз нужна фора, пусть у нее будет фора, — она заставила себя говорить мягче, — пожалуйста, просто доверьтесь мне в этом.
Фелиз несколько раз демонстративно хлопнула в ладоши:
— Впечатляет. Я даже знаю, как назвали бы наш фильм, сестренка. «Благородство предательницы». Эй, герой, давай я открою тебе секрет: вот эти штуки, которые растут из сестренки, должны ее защищать. Это такой инстинкт. Так что, кто знает, может быть, она сама тебя убьет, когда ты начнешь ее резать.
Фелиз была права, и симбионт действительно мог выйти из под контроля, но Йеннер почему-то не боялась. Почему-то чувствовала, что справится.
Хотя игра была очень в духе Фелиз — она отлично корежила окружающим психику.
— Все будет в порядке, — сказала Йеннер. — Вернер, делайте, что она говорит. Я справлюсь.
Он вздрогнул, словно она его ударила:
— Я не хочу этого делать.
— Я знаю. Но мы не выбираем, если хотим выжить. Я — хочу.
— Отлично сказано, сестренка, — Фелиз улыбнулась и легко подтолкнула Вернера плетью. — Вперед, герой. Будь мужиком.
Он все-таки подошел, встал напротив Йеннер.
Она потянулась плетью вперед, протянула наконечник имплантата.
— Режьте и ничего не бойтесь. У меня высокий болевой порог.
Когда Вернер взялся за плеть, пальцы у него подрагивали. Йеннер стоило большого труда не дернуться.
— Отлично, герой, — похвалила Фелиз. — Теперь давай немного оголим эту суку. Разрежь униформу на груди, прямо по центру.
Вернер подошел вплотную, неловко взялся за воротник.
Йеннер перехватила руку:
— Подождите.
У нее было не очень много времени, чтобы передать щит — и она только надеялась, что это сработает. Ощущение металлического треугольника в ладони появилось и пропало. Йеннер смотрела Вернеру в лицо и надеялась, что он все поймет правильно. Не выдаст себя перед Фелиз.
Он дернулся, но промолчал.
— Вернер, — Йеннер заставляла голос звучать мягко, словно говорила с ребенком, — соберитесь. Чем точнее вы режете, тем меньше крови я теряю.
Фелиз рассмеялась:
— Да, сестренка, ты в этом настоящий профи. Ты рассказывала своему герою, как мы резали берлинцев? Знаешь, герой, вы, берлинцы, визжите как свиньи, если правильно взяться за дело.
— Мне это нихрена не интересно, — огрызнулся он и все же провел наконечником, разрезая униформу.
— Ниже, герой, ниже. Здесь все свои, незачем стесняться. Может быть, я даже разрешу тебе пощекотать эту суку между ног. Вряд ли тебе раньше это доводилось. Сестренка такая жадная.
Вернер стоял к Фелиз спиной, и в его чувствах злость мешалась со страхом. Не за себя. За Йеннер.
Наконечник все-таки дрогнул, оставил длинную царапину на груди.
Йеннер заставляла себя стоять ровно. Дышать и терпеть. Это ерунда. Это еще не боль.
Настоящая боль придет позже.
Как по учебнику.
Йеннер думала в первую очередь о том, чтобы контролировать симбионт, и не дать при этом синхрону опуститься до смертельного уровня.
— Отлично, герой, — бодро похвалила Фелиз. — Думаю, из тебя выйдет толк. Теперь пырни ее в бок — не жалей сил, лезвие должно войти целиком.
Йеннер уловила его панику, и заставила себя улыбнуться — спокойно и снисходительно. Если бы она попыталась ободрить, Вернер бы не поверил.
— Фелиз права, будьте мужиком, Орст, — она впервые позволила себе назвать его по имени. — Это меня не убьет. Бейте быстро и точно. Сюда, — она дотронулась пальцами до своего бока. — Это не так больно.
Он сжал зубы так, что на щеках заиграли желваки, посмотрел зло и угрюмо. Но, по крайней мере, страх немного отступил.
Когда нож вошел в бок, у Йеннер от боли потемнело в глазах. Боль была раскаленная, страшная, и хорошо, что она была настолько сильной, иначе Йеннер не смогла бы контролировать плети симбионта. Точно ударила бы в ответ.
Кажется, она все-таки закричала.
Когда в глазах прояснилось, Йеннер тяжело оперлась на плети — ноги больше не держали — и заставила себя улыбнуться:
— Нормально.
Вернер смотрел на нее, и ему тоже было больно.
«Я обязательно извинюсь, — подумала Йеннер. — Все закончится, мы оба выживем, и я обязательно извинюсь перед вами».
Бок жгло словно огнем.
— Отлично, герой, — голос Фелиз доносился словно издалека. — А теперь проверни наконечник.
В этот раз Йеннер точно закричала.
Боль ввинчивалась в тело, отключала разум, но такая острая она не могла длиться вечно — затихала до невыносимой огненной пульсации.
Йеннер считала про себя.
Десять.
Девять.
Восемь.
Заставляла симбионт сохранять неподвижность.
Семь.
«Потерпи, — говорила она себе и ему. — Потерпи, мы отомстим. Мы разрежем эту разлагающуюся суку на куски. Нужно только пережить. Еще немного. Помоги мне пережить еще немного».
Ей казалось, что симбионт отзывался, что что-то менялось внутри, и она переставала думать «я и тварь». Оставалось только «мы».
Мы должны выжить.
Шесть.
Должны.
— Знаешь, ей не хватает надписи. Вырежи-ка на ней «сука», герой. На память.
Должны дышать.
Пять.
Ждать подходящий момент.
— Теперь проткни ей плечо. Интересно, она завизжит?
Боль Вернера, его страх, злость на собственное бессилие пропитывали воздух вокруг. Смешивались с запахом крови.
Йеннер молчала, пока могла молчать.
Четыре.
Ну же. Еще немного.
Молодец, девочка моя.
Боргес бы ею гордился.
Три.
«Мы выдержим. Никто не может развлекаться вечно. У Фелиз не так много времени».
Только это и помогало ей держать симбионт под контролем.
Два.
Это и то, что она действительно, по-настоящему не хотела убить Вернера.
Несколько раз плеть в его руках все-таки дернулась, оставила на ладонях глубокие порезы, но он, казалось, не замечал.
Один.
— Хватит, герой, — наконец сказала Фелиз. — Вот теперь можно и устроить дуэль.
Перед глазами у Йеннер все плыло, но симбионт не пострадал. А большего и не требовалось. Он справлялся с боем намного лучше нее. Она ему доверяла.
Наверное, впервые в жизни настолько доверяла.
— Гори в аду, сука.
Наверное, Вернеру было бы проще, если бы он мог плакать. Но он не мог. Йеннер это чувствовала.