– Ого! Ты что это затеваешь, дружище?
– Ну, за встречу. А потом, за звание мое новое я так и не проставился.
– Уважительная причина! – одобрил дед. – Тишка, Гришка! Подь сюды, проказники!
Тишка да Гришка выросли как из-под земли и вытянулись перед дедом по стойке смирно. Прямо в тему, если бы Тишка не показал мне язык, а Гришка – Калымдаю.
– Вот что, оглоеды, сейчас бегите живо на кухню и попросите у Иван Палыча еды для маленького застолья. Да уважительно просите, архаровцы, с поклонами! И если будет у него желание, пусть тоже к нам присоединяется. Всё ли поняли? Тогда марш!
– Машуля! – крикнул я. – Смотри, какой гость к нам заявился!
Маша опасливо выглянула из своей комнаты, очевидно подозревая, что я под выдуманным предлогом опять заведу речь о ремонте, но увидев нашего майора, радостно взвизгнула и повисла у него на шее:
– Ах, какой шарман, шевалье Калымдай! Как я рада вас видеть, мон ами!
Когда первые эмоции от встречи слегка стихли, я спросил у Калымдая:
– А ты к нам как попал-то?
– Да я же отпуск получил внеочередной за то наше дело с Вельзевулом. Ребята мои по домам разошлись, а я потыкался немного в Орде, ну не моё это, не могу уже я с ними, да и подался сюда вас проведать. А после, может, еще куда направлюсь.
– Ну и отлично! Только мы завтра на новое задание уходим. В Лукошкино.
– Да ну? А что там приключилось? Если не секрет, конечно.
– Для тебя – не секрет. Большое дело там затевается, долго объяснять, но первоочередную задачу скажу. Надо у Гороха чертежи тайные, военные выкрасть.
– Вот как? – он задумчиво забарабанил пальцами по столу. – А меня с собой не возьмёте?
– Серьёзно? Было бы здорово, Калымдай, но ты же в отпуске.
– Да ну его в болото такой отпуск. Я или сопьюсь или с тоски сгину. Давайте я с вами, Федор Васильевич?
– Ох, да я только рад буду. Давай, конечно!
– И вот за это – надо выпить! – дед расставил стаканы.
Хорошо мы посидели, душевно. Хотя и многовато коньяка было. И самогона, который притащил дед, когда закончился коньяк. Я конец веселья, плохо запомнил, так, обрывками. Помню, что Калымдай с Машей затеяли бороться на руках на шелбаны. Кто там выиграл, не помню, но судя по синяку на лбу Калымдая, похоже Маша.
Дизеля помню, как он повязал себе на голову платок, а дед вокруг него наяривал в присядку, а Тишка да Гришка, отбивали им ритм ложками по кастрюлям.
Аристофана помню, который почему-то пихал мне кулаки под нос и орал мол, босс, пошли Гюнтеру рожу начистим.
Ох… Мы же еще увели с конюшни здоровенного черного жеребца. Калымдай гонял на нем по центральному коридору, показывая бесенятам как правильно надо стрелять из лука на скаку, выставив в качестве мишеней с десяток тут же пойманных монстриков. Надеюсь, не попал ни в кого.
В общем, праздник удался.
* * *
Утром меня разбудил конь.
Нет не галлюцинация. Тот самый громадный и злющий жеребец Кощея, с громким хлюпаньем пил воду из большого кубка, заботливо поставленного кем-то около моей кровати.
– Уйди, животное, – прохрипел я, с жадностью потянувшись к кубку, но едва успел отдернуть руку от громко клацнувших зубов.
– Паразит… – прошипел я, с трудом подымаясь и оглядываясь в поисках одежды.
Воевать с этим монстром мне совсем не светило. Конь только улыбнулся мне. А может и оскалился.
Я, кое-как одевшись, по стеночке вышел в кабинет.
Ага, Михалыч храпит на диване, а на его животе, качаясь вверх-вниз от его дыхания, дрыхнут Тишка да Гришка. Порядок.
Дизель, намертво примотанный веревками к моему креслу, жалобно поглядывает на меня. Надо объявить благодарность тому, кто догадался не дать ему запустить генератор на рассвете.
Маша с Калымдаем валетом спят на столе. Маша закинула ноги Калымдаю на грудь и во сне морщит носик, который чуть ли не уткнулся в сапоги майора. Маша у нас капризная. Ну, армейские сапоги, ну не Шанель номер пять, ну и не нюхала бы …
От этих рассуждений меня оторвало глухое мычание сбоку. Нет, слава всем богам, не корова, хотя наши могли и корову притащить в Канцелярию, жеребца же притащили.
Это мычал Гюнтер с кляпом во рту, плотно примотанный лицом к лицу к статуе какой-то обнаженной античной красотки, наверняка утащенной из картинной галереи Кощея. Надо понимать – для привития правильного вкуса.
– Да что ж ты так громко?! – просипел я. – Тише, а то остальных разбудишь.
Кваску бы… Найди тут квас этот сейчас. В ванную срочно, там воды хоть залейся.
Воды в ванной комнате не было, но был Аристофан. В той самой ванной.
– Аристофан, вылезай, – попросил я. – Водички дай попить.
– Это… босс? – спросил он, не открывая глаз.
– Я-я, – на немецкий манер ответил я ему. – Вылезай.
– Без базара, босс, – так же, не открывая глаз, четко сказал бес, потом просунул руку за спину, покопался и достал из-под себя гриф от балалайки с печально висящими струнами.
– Аристофан, – предупредил я. – Я включаю воду, пить очень хочется. Кто не спрятался – тот утоп.
Бес с натугой подтянулся и перевалился через край ванной, так и не открыв глаз и рухнул на кафельный пол:
– В натуре, босс. Хр-р-р…
Водичка! Я и напился вволю и умылся и сразу почувствовал себя лучше. Вот зачем мы вчера так наотмечались?
Вернувшись в Канцелярию, я чуть не уткнулся носом в подрагивающую спину Кощея. Царь-батюшка изволили мерзко хихикать, чему я очень порадовался. Мог бы и молниями садануть или просто мечом своим любимым.
– Ваше Величество, здравствуйте.
– А, Федька! Погуляли вчера, значит?
– Да мы по чуть-чуть, – засмущался я и поковырял гранитный пол носком кроссовка. – Калымдай проставлялся. Святое дело.
– Тьфу! Святое… За языком-то следи.
– Виноват, Ваше Величество.
– Именно, – Кощей вдруг снова захихикал. – А Горыныч-то уже прилетел, пора вам в путь. Подымай свою банду и марш на выход!
Охохошеньки…
– Может через часик, Ваше Величество? – заныл я. – А лучше – через пять.
– Па-а-адъём! – заорал Кощей во всю глотку.
Ага. Ну, Калымдай у нас человек… тьфу ты! шамахан – военный, он сразу вскочил и стал по стойке смирно, хотя глаз и не открыл. Маша почесала ногой ногу, Михалыч перевернулся на другой бок, Тишка да Гришка сползли с него и недовольно захныкали. Правда, Дизель сделал попытку встать, но без особого успеха, да Гюнтер замычал жалобнее обычного.
Глаза у Кощея начали менять цвет с синего на красный и я поспешил отвлечь его:
– Государь, а что нам с Марьяной этой делать? Ну, с сестричкой Гороха.
Кощей развернулся ко мне и я с удовлетворением отметил, что глаза снова светятся синим.
– За Марьянку не беспокойся пока. Там сейчас мой слуга фон Паулюсус, под видом жениха склоняет её к побегу.
– В монастырь? – хихикнул я.
Кощей, к моему удивлению кивнул:
– В монастырь. Пока. А потом сюда её привезет.
– А вам она тут зачем?
– Женюсь по настроению пару раз, а там видно будет. Может, Гороху обменяю на что полезное.
– Ну как скажете, Ваше Величество, понятно.
– А раз понятно, то час вам на сборы, а я пока распоряжусь Горыныча покормить.
И царь-батюшка, слава богам, покинул Канцелярию.
Не буду вам рассказывать, чего мне это стоило, но через час вся Канцелярия, Калымдай и бесы во главе с Аристофаном, выползали на солнечную лужайку перед дворцовыми воротами на которой, брюхом кверху валялся сытый и довольный Горыныч.
– Здорово, Михалыч! – пропищала левая голова.
– Машуля, любовь наша! – пробасила правая.
– Как жизнь, Калымдай? – поприветствовала средняя.
– И ты здравствуй, Горыныч, – обиженно сказал я, проигнорированный Змеем.
Горыныч перевернулся на лапы и три языка одновременно лизнули меня.
– А! Фу! Зараза! Тьфу! – отплевывался я, едва не задыхаясь от смрада. Языки-то там не как у котенка или даже собачки и прошлись они по мне снизу доверху. – Горыныч, жаба ты с крыльями! Ну чего ты творишь-то?!
Но Змей уже отвернулся от меня. Правая голова кокетничала с Машей, средняя что-то живо обсуждала с Калымдаем и только левая ехидно скалилась мне.
– На от, внучек, утрись, – дед протянул мне большое полотенце, выуженное из своего безразмерного кошеля на поясе.
Где дед урвал этот кошель я не в курсе, но он с ним не расставался. Удобная оказалась штучка, колдовская. И вместимость у кошеля очень даже – шесть пудов запросто помещались. Мы даже Машу в нем как-то транспортировали. И вот сейчас, Михалыч копался в нем, доставая по очереди полосатые деревенские штаны на веревочке, рубаху с расписными петухами на воротнике и стоптанные сапоги. Вот же… Это мой наряд для маскировки в Лукошкино. Терпеть его не могу. Не Лукошкино, а наряд. А Лукошкино мне нравится и девушки там красивые… Это я уже говорил, пардон. Но девушки там и правда красивые.
Едва я успел переодеться, как из ворот выглянула Олёна. Ну вот, а я благополучно и забыл про неё.
– Федор Васильевич! – замахала она. – Идите сюда, пожалуйста.
Ну а теперь-то что? Мы так и до вечера не вылетим.
– Здравствуй, Олёна. Что случилось?
Но она уже скрылась в темноте коридора. Я пожал плечами и шагнул внутрь.
– Батюшка Секретарь, вот…
– Чего «вот»? – я пригляделся и хмыкнул. От ноги девушки, обхватив её петлёй, вилась полупрозрачная розовая веревка, другой конец которой держал в своей призрачной руке старый колдун Лиховид, зависнув по своей обычной манере под потолком.
– Здравствуйте, Лиховид Ростиславович, – вежливо поприветствовал я его.
С ним лучше быть вежливым. Древний колдун с еще дохристианских времен, силой раньше обладал великой, но перейдя в призрачное состояние практически её растерял. Хотя судя по увиденному, немного силушки у него осталось и это наводило на грустные мысли. Лиховид был довольно мерзким старикашкой и обожал совать нос во все дворцовые дела, доводя своими ворчанием и советами до истерики даже Кощея. У меня в Канцелярии он появлялся редко, чему я был рад и ссориться со злопамятным колдуном мне совершенно не хотелось. Достанет же потом, постоянно зависая у нас под потолком и комментируя всё подряд.
– Что у вас тут? – деликатно поинтересовался я.
– Не пускает, батюшка, – пожаловалась Олёна, а колдун довольно захихикал.
– Лиховид Ростиславович, нам на чрезвычайно важное задание пора отправляться. Отпустите девушку.
– А шиш тебе! – захекал колдун. – Моя!
– Ну, Лиховид Ростиславович, – попытался урезонить его я. – Ну вы же призрак, бестелесная тварь… Э-э-э… Творец, то есть. Зачем вам Олёна?
– Нравится, – коротко ответствовал он. – Ладная девка, моя будет.
Даже вникать не хочу, что он с ней делать собирается. Может, заставит ему с утра до ночи поклоны бить, а может, оденет в восточные наряды и прикажет танец живота исполнять, извращенец старый. А мне на задание надо.
– Лиховид Ростиславович, – как можно строже произнес я. – Тут дело серьёзное, сам Кощей-батюшка в путь отсылает. Отпустите девушку, да мы пойдем.
– Шиш!
– А я сейчас Кощея позову!
– А зови! Что он, костлявый наш, мне сделает-то? Ась? А вот и ничего!
– Зато я сделаю, – раздался спокойный голос деда у меня за спиной.
– Михалыч? – удивился Лиховид. – А тебе-то что?
– Сказано тебе – дело у нас спешное. Отпущай девку, Лиховид Ростиславович, а то…
– Ну, чаво сразу-то? – затараторил колдун. – Я ить может влюбленный! Может у меня эти… чуйства, вот!
Олёну аж передернуло.
– Лиховид Ростиславович… – снова начал я, но Михалыч отодвинул меня в сторону и стал напротив колдуна, уперев в бока руки.
– Ростиславыч, – тихо произнес он. – Не доводи до греха.
– Ну, чаво, чаво? – колдун отплыл по воздуху от деда. – Я мыслил ты мне друг, Михалыч, а ты вона как… Ну и ладно, ну и пожалуйста. Сам, небось, на девку глаз положил? Ну и забирай тогда. Помни мою доброту!
Веревка соскользнула с ноги Олёны и втянулась в Лиховида. Он обиженно отвернулся и поплыл прямо в стену, но перед тем, как полностью исчезнуть в ней, оставшаяся голова с длинной, чуть не до пола бородой, сказала:
– А всё одно – девка моя будет!
– Плыви-плыви, – проворчал Михалыч и сплюнул. – От же седина в бороду!
Мы двинулись к выходу, а я по пути, спросил у Михалыча:
– Деда, чего ты какой-то нервный? После вчерашнего еще не отошел?
– Да не, внучек, – вздохнул он, – за Тишку да Гришку переживаю маленько.
Для присмотра за Канцелярией во время нашего отсутствия, Аристофан выделил из своей команды пожилого беса Долиросентабилуса, о, выговорил! Все его просто звали – Долби.
– Да ну, деда, не переживай. Долби – бес ответственный, солидный и за твоими баламутами присмотрит, и Дизеля по утрам остановит, да и вообще за порядком приглядит.
– Так-то оно так, а ить всё одно неспокойно что-то…
Мы вышли на лужайку и только тут, оглядев неровный покачивающийся строй бесов, я задумался. А как мы все на Горыныче-то поместимся? Бесов двадцать штук, да и нас еще четверо.
– Не переживай, босс, – успокоил меня Аристофан. – Мы в натуре своим ходом доберемся.
Оказалось, что у бесов есть какие-то ходы-выходы специальные, то ли под землёй идущие, то ли прямиком через пекло, но путешествовать по ним они могли практически мгновенно.
– О, здорово! – обрадовался я. – Так и я тогда с вами.
– Не рекомендую, мсье Теодор, – вмешалась Маша. – Хотя, если любите авантюры – дерзайте.
– А что такое?
– А что бесу хорошо, то человеку смерть, внучек, – перефразировал известную поговорку Михалыч.
– Да ты что?! – я поёжился.
– Не, внучек, не смерть конечно, – захекал дед, – но голова часов пять адски болеть может или часов пять из нужника не вылезешь или…
– На Горыныче летим! – решительно прервал я его.
Бесы, тем временем захватив Олёну, отошли недалеко и вдруг стали один за другим нырять под землю. Я завороженно следил за ними и только тогда, когда Аристофан, идущий последним, исчез под землей, спохватился:
– Тьфу ты! Мы же не договорились, где встретимся там!
– Фи, мсье Теодор, это же бесы, – пожала плечами моя вампирша.
– Сами нас найдут, внучек, – успокоил дед, приноравливаясь, как бы половчее оседлать Горыныча.
– А ладно. Ну что, полетели?
И мы полетели.
Горыныч втянул свои шипы вдоль спины внутрь, он как-то рассказывал, что ему Кощей такое удобство сделал, и мы в относительном комфорте устроились на нём. Меня, конечно же, посадили спереди, хотя после первых полетах на Горыныче это уже не напрягало. Полет был сказочный во всех смыслах и сильного ветра даже при большой скорости не было.
Михалыч дрых у меня за спиной, Маша с Калымдаем возились и все время хихикали сзади, а я болтал как обычно с Горынычем. Хотя скорее не болтал, а дремал в пол глаза и в пол уха слушал трагическую историю Горыныча и его первой и самой настоящей любви, произошедшей лет пятьсот назад где-то в Южной Америке, которую Горыныч называл Южной Западной Землей. Оказывается у дружка Горыныча, местного авторитетного бога Кетцалькоатля, тоже змея, между прочим, была чудесная, на вкус Горыныча, конечно, сестричка Малитукецаль, с которой у моего Змея и случилась любовь. Но так получилось, что в их идиллию вмешались другие боги, Эхекайлакакоцкатли, Тескатлипока и сам старина Миктлантекутли…
Дремать под такие имена оказалось просто замечательно, чем я и занялся, совершенно наплевав на эти южноамериканские страсти, лишь иногда поддакивая, чтобы Горыныч не обижался.
– …я ему, прикинь, Федь, по рогам ка-а-ак врежу!
– А?.. Да ты что?! А у него и рога были?
– После встречи со мной уже не стало! А потом Тескатлипока с дрыном наперевес кидается ко мне…
Хр-р-р…
– Подлетаем, Федор Васильевич, – внезапно донеслось до меня и Змей, приземляясь, с печалью добавил: – А с Малитукецаль мы так больше и не виделись, эх…
– Да, Горыныч, жизнь… – посочувствовал я, слезая с него на знакомой мне полянке.
Распрощались мы жутко довольные друг другом.