– Хорошо, Маш… Дед, а где там мой плащ парадный и шлем этот волчий?
– Несу, внучек, несу…
Плащ я накинул сразу, а шлем тащил в руке. Не люблю я его. Потом перед тронным залом и напялю.
Калымдай прихватил десяток своих орлов из казармы, и мы дружно затопали по коридорам к выходу, распугивая своим грозным видом мельтешащих повсюду мелких монстриков и спешащих по своим делам скелетов.
На поляне перед дворцом переминался с лапы на лапу Горыныч.
– Фёдор, салют! – поприветствовали меня хором сразу три головы, а правая пробасила: – А чё такое-то, а?
– Здоров, Горыныч. А что тебе не так?
– Ну… наехал на меня вчера чего-то… орать начал… Нехорошо так, Федь… – вздохнула правая, выпуская облачко вонючего дыма.
– Та-а-ак… – я остановился перед мордами и стал раскачиваться с носка на пятку. – Я смотрю, ты и правда, Горыныч, страх потерял. Думал я, показалось мне вчера ан, нет. Вон морды какие наел, борзым стал…
– Ты чего, Федь? – пискнула левая голова. – Впроголодь живём, отощал вон весь. А ты куском хлеба попрекаешь?
– Куском хлеба? – я в восхищении покачал головой. – А подсчитаем сейчас, Горыныч, не переживай. Ну-ка, Михалыч, поправь меня, если собьюсь. Два месяца этот чешуйчатый по три коровки в день сжирал да шестью баранами закусывал и это не считая того, что ему корытами пареную репу да кашу таскали. А сколько вылетов ты, змеюка за эти два месяца сделал, а? Ты рожи не отворачивай! Сколько ты верст-часов налетал, а? Молчишь? Так я тебе скажу, бездельнику – ноль! Два месяца обжирал Кощея-батюшку, пузо на солнышке грел да зайцев по полям гонял для своего развлечения!
– Так его! – поддакнул Михалыч. – Развелось дармоедов на нашу голову!
– Так зима близко, – попятился назад Горыныч. – Холодно, калорий много надо…
– Калории – нужное дело, – согласился я. – Когда их есть куда расходовать. А расходуем мы пока только капитал да на тебя, Горыныч и все впустую… Михалыч, скажи бухгалтерии пусть посчитают сколько этот бездельник сожрал за время простоя да вычтут у него из зарплаты, да про штрафы пусть не забудут… А ты, Горыныч, как-то хвастался, что у тебя пещера златом и серебром забита? Это хорошо, будет, чем расплатиться…
– Ну, Федь… – заныл Горыныч. – Ну, Ваше Величество… Я ж, чего? Я разве против? Да я поработать всегда рад! Вот только скажи, что надобно, враз всё выполню!
– И выполнишь, – кивнул я. – Куда ты денешься? А только за наглость, поучить бы тебя надо… Помнится батюшка Кощей обещал тебе хвост как колбасу порезать?.. Дед, кликни там, пусть меч любимый принесут, выполню обещание Кощея!
– Меня?! Порезать?! – взревел Горыныч, вскидываясь на задние лапы и нависая надо мной.
– Ах ты, скотина чешуйчатая… – восхитился я. – Вот и ты показал свой облик подлый, Горыныч. Ты чего тут на дыбы подымаешься? Ты на кого, гад, бочку катишь?!
Горыныч вдруг выдохнул и медленно опустился на пузо, да еще и головы передо мной по земле раскидал. Я оглянулся по сторонам. Как-то незаметно и тридцать рыцарей-зомби и вся сотня Калымдая, тихо и деловито взяли Змея в кольцо и теперь спокойно ожидали приказа, ощетинившись мечами.
– Значит так, Горыныч. Сейчас отвезешь Калымдая, куда скажет, да делать будешь, что он тебе велит, а когда вернешься, отнесешь в бухгалтерию Агриппине Падловне мешок золота, скажешь – добровольный взнос на подарки сотрудникам к Новому году. Понял?
– Мешок золота?! – пискнула левая голова.
– Я сказал «мешок»? Ошибся, Горыныч, извини. Два мешка. Лично проверю! А хвост…
– Не надо хвост, – поднялась на длинной шее средняя голова. – Виноват, Федь, были не прав. Исправимся, чтоб мне одной морковкой кормиться! Ну чего ты, Федь? Чего между друзьями не случается, а?
– Паразит ты, Горыныч, – вздохнул я. – Вроде человек порядочный, а как занесёт тебя временами…
– Какой мы человек? – тоже вздохнула правая голова. – Змей я.
– Тоже верно… Я ведь, Горыныч, о тебе забочусь. Вернется вот Кощей-батюшка, да давай меня пытать, как мол, дела тут шли, как слуги мои верные себя показали? Что мне ему говорить а, Горыныч? Что оборзел ты окончательно, что пользы от тебя царству никакого? Одни расходы, что в коровах считать, что во времени драгоценном, которое на тебя сейчас тратить приходится…
– Федь… Ну понял мы… Ага?
– Ага, Горыныч. Поверю я тебе в последний раз. Добрый я, понятно? И… фиг с тобой! Не два мешка золота в бухгалтерию сдашь, а всего один.
Расстались мы с Горынычем друзьями. Калымдай со своим десятком загрузился на Змея, махнул мне на прощание и рванули они прямиком на север. Я же кивнул оставшимся бойцам да рыцарям и, напялив ненавистный шлем, отправился прямиком в тронный зал. Шагать по коридорам в сопровождении такой свиты было неудобно, но я терпел – положение обязывает, а кроме того мало ли какую подлость могут еще эти подземные змеелюди затеять. Лучше наготове быть…
* * *
В тронный зал я входил с опаской разглядывая потолок. Вроде всё в порядке. Починили быстро, молодцы.
Я так и сказал Гюнтеру, уже поджидавшему меня около трона:
– Молодцы, быстро управились.
– Рады стараться, Ваше Величество, – коротко поклонился Гюнтер. – Велите допустить делегацию от морского царя?
– Давай, – кивнул я. – Чего тянуть?
Ребята Калымдая рассредоточились вдоль стен, а рыцари-зомби десятком стали вокруг трона, а остальные выстроились в две шеренги у дверей, готовые сопроводить посла ко мне.
Посол был не один, а со свитой, человек в двадцать. Приглядевшись, я поправил себя – не люди это. Может и люди только разновидность какая-то. Все в чешуе, глаза большие круглые, а носов почти нет, только две дырки над тонкой линией губ.
– Господин Бульктерьер, посол морского царя Его Величества Морифанта Седьмого! – возвестил торжественно Гюнтер, а из толпы дипломатических служащих гордо выступил вперед высокий… Ну вот как их называть? Рыболюд? Человек-амфибия? Короче – высокий чешуйчатый мужик.
– Великий и могущественный морской царь, – заплямкал губами Бульктерьер, – грозный, но милостивый Морифант Седьмой, решил честь оказать Кощею и прислал меня, слугу своего верного, для переговоров!
– Михалыч, – я обернулся к стоящему рядом деду, – это что за этикет такой странный? Честь Кощею оказать, прислав эту воблу? Что-то я не понял…
– Борзеють, гады, – хмыкнул дед. – Чуют, что Кощеево царство не в силе, вот и на рожон прут.
– Радость-то какая великая, – обратился я к послу, – видеть тебя тут у нас, господин Бульктерьер. Охренеть просто, какая радость. Ну и с чем пожаловали? Не Кемскую волость, надеюсь, просить будешь?
– Царь мой, великий Морифант Седьмой, будучи покровителем изящных искусств да тонким ценителем мировых музыкальных произведений, узнал, что у тебя, Кощей, есть волшебные гусли-самогуды.
– И чё? – я развалился на троне. Какой-то и правда наглый посол попался. Жаль его потолком вчера не накрыло.
– Морифант Седьмой, требует тебя, Кощей, отдать ему эти гусли!
– Вот прямо требует? – я подмигнул рыцарям-зомби и те тут же заломили послу руки, хорошенько так завернув их за спину.
– Что такое?! – завопил Бульктерьер, согнувшись чуть не до пола.
– На кухню его, Аквамена недорезанного, – приказал я. – Побалуем ребят ухой.
Посол чего-то там еще верещал, но я уже скомандовал мысленно рыцарям «В подземелье» и те скоренько выволокли чешуйчатого из зала.
– Государь, – из толпы посольской свиты вперед выступила тощая длинная дама. – Так ведь нельзя. Посол – личность неприкосновенная.
– Так я к нему и пальцем не прикоснулся, – пожал я плечами. – А ты сама кто будешь-то?
– Первый помощник посла, Ваше Величество, – поклонилась чешуйчатая. – Госпожа Морина.
А ничего так Морина эта, худющая, конечно, но всё при всём, опять же разговаривает вежливо, не загоняется как этот Бульктерьер.
– Вот с тобой, госпожа Морина, я и буду дело иметь.
– Благодарю, Государь, – поклонилась Морина. – А господин посол?..
– А это уж как шеф-повар наш, Иван Палыч скажет, – я развёл руками. – Если одобрит, то бесам скормим, а если мясо плохое, то велю в пруд его выпустить – буду по воскресеньям на рыбалку ходить. С динамитом.
Новоиспеченная послица… ну, посол женского пола, вздохнула, а я ударился в философию:
– Ежели вот так рассудить, царь этот морской, ну кто он по сути своей есть? Амфибия – земноводное по-нашему. Лягушка, если уж совсем по-простому говорить, а, Михалыч?
– Истинно, батюшка, – кивнул дед. – Жаба он и есть.
– И это земноводное что-то от нас требовать пытается? Не верю. Вот не верю, Мориночка и всё тут, что такой мудрый царь и вдруг решил рискнуть и жизнью и всем своим царством ради удовольствия побахвалиться, да нос позадирать передо мной. Неужто царь твой, госпожа посол, не ведает, что стоит мне пальцами только щёлкнуть, как в море-окиян твой, с небес сера литься начнёт? Думаешь, не ведает? Думаешь, тупой он у тебя такой, а Морина?
– Не гневайтесь, Государь, – опять вздохнула Морина. – Смею утверждать, что господин Бульктерьер превысил свои полномочия и позволил себе высказывания, совершенно не совместимые с его положением, очернив, таким образом, моего государя Морифанта Седьмого.
– Вот смотрю я на тебя, госпожа ты моя Морина, – покивал я головой, – и удивляюсь – чего это сразу такую разумную даму послом не назначили? Ну, хорошо, так что там про гусли-то?
– Мой царь, Морифант Седьмой, действительно является заядлым меломаном, что благосклонно сказывается и на нём, и на придворных, и на всём нашем подводном царстве, – снова поклонилась госпожа посол. – Услышал он, что есть в вашем царстве, Государь, некая колдовская прелестная вещица, гуслями-самогудами называемая и приказал мой царь попросить Ваше Величество продать или обменять их.
– О-хо-хо… – вздохнул я. – Ну вот чтобы вам на пару дней раньше не рассказать об этом? Я уже гусли-самогуды царю Гороху обещал, уж больно он за ними убивается – жить, говорит не могу без них, продай да продай. Так он мне надоел, Мориночка, что плюнул я и решил отдать их ему. Не бесплатно, конечно. Вещь-то редкая, старинной работы, сейчас таких днем с огнем не найти… Эх, ладно! – я наклонился к Морине и доверительно тихо произнёс: – Не люблю я этого Гороха. Вот, не поверишь, Морин, достал он меня своими закидонами. То пьяный по улицам шатается, девкам городским подолы задирает, то кабак разнесёт, а то и всю Лялину улицу на уши поставит! А я потом хожу от стыда за него сгораю. Государство-то у нас одно. Хоть правлю-то я, а отдуваться за обоих приходится.
– Да-да, – с надеждой посочувствовала посол. – Ужасная ситуация, так нехорошо получается… И вы хотите этой бездари отдать такую ценную вещь? Он же пропьет её, Государь, а то и просто сломает…
– Ну не отдать, а продать… А знаешь, госпожа посол, а ведь права ты. Недостоин Горох такой вещи ценной. Говоришь, царь твой очень себе хочет эти гусли-самогуды? Так забирай, пусть будет это моим жестом доброй воли и знаком вечной дружбы!
– Вы так щедры и так великодушны, Ваше Величество! – обрадовалась Морина.
Но тут влез Михалыч:
– Не, Кощей-батюшка, не гоже так!
– Что такое, Михалыч? – притворно удивился я и кивнул Морине, указывая на деда: – Господин Михалыч, мой первый советник, правая рука, ум, честь и совесть всего государства.
– Кто же не знает господина Михалыча? – поклонилась и ему Морина. – Дедушка Михалыч, а почему вы против?
– Не против я, внучка, – отмахнулся дед. – Ить только нехорошо, получается. Отдаст Кощей-батюшка гусли запросто так, будто со страху али дань твоему царю платит.
– О, верно, Михалыч, – задумался и я. – А ведь и так могут сказать мол, испугался Кощей, ценнейшие артефакты чуть ли не по первому требованию раздает… Эх жаль, Мориночка, хотел было от всего сердца подарок царю твоему сделать, чисто так по-братски…
– Ваше Величество, – заволновалась посол. – А не надо подарка. Чтобы никто не злословил, давайте мы купим у вас гусли-самогуды? Простая сделка между царями, ничего компрометирующего.
– Да что ж у меня денег нет что ли? – удивился я, а Михалыч утвердительно хмыкнул. – Эдак возьму я с вас копеечку, а вдруг слухи пойдут мол, обнищал Кощей, уже имущество распродавать начал…
– Ваше Величество, – обрадовалась Морина, – так если только за этим дело стоит, давайте мы обычный обмен подарками устроим? Вы нам гусли-самогуды, а мы вам ответный подарок какой?
– Да? Ну-у… Как думаешь, Михалыч?
– Дело, девка говорит, – кивнул дед. – Никто не придерётси. Ну, задарил один царь другому что-нить и что? Обычное дело.
– Ну и отлично! Теперь надо придумать, чтобы нам такого взамен потребовать. Тут же не в цене дело, а в уважении… – я задумчиво пощелкал пальцами, хотя в железных перчатках это и было слегка затруднительно. – Ну, что бы нам потребовать? Ну не рыбок же золотых?
– Батюшка Кощей, – подсказал Михалыч. – А ты взамен потребуй штучку ненужную, но тоже старинную редкую. Таких, небось у кажного царя по углам пылится по сто штук! И даром не нать и выбросить жалко! Вот рассказывали мне как-то, что у морского царя валяется кусок старинной скульптуры змеюки какой-то мол, одно туловище от той скульптуры осталося. Поставишь ентот кусок у себя в галерее между Аполлоном и Венерой, да табличку напишешь мол, древняя вещь, да подарена, не пожадничавшим морским царем специально для художественной галереи имени Кощея.
– Ну-у-у… – протянул снова я. – В галерею это, да. Это можно. А на табличке потом можно еще и приврать всякого мол, откопана лично морским царем после десятилетних археологических раскопок в древнем затонувшем городе Эрзарцириусе. Или каком другом, потом придумаем. Как думаешь, госпожа посол?
– Да, Государь. Я знаю, есть у моего царя такой обломок древнего произведения искусства, – кивнула Морина. – Он его еще выкину… подарить кому-то хотел, а тут к нам с гастролями Венская опера пожаловала, и как-то забылось это дело. Думаю, государь мой не откажется обменяться с вами такими подарками.
– Ну и отлично, Мориночка! Тогда сейчас же прикажу тебе гусли-самогуды доставить, а ты их отвези царю своему с моими наилучшими пожеланиями. Да и с куском тем змеиным в ответ не затягивайте, как бы разговоры не пошли.
Морина со свитой радостно упорхнули, а едва они вышли из зала, дед наклонился ко мне:
– Федька, а где ты енти гусли брать будешь?
– А? А думаешь у Кощея их нет что ли?
– Да откудова я знаю, внучек? Кто-то про них царю морскому ляпнул, а есть они или нет, кто знает?
– От же… А я уже под них артефакт выторговал… Пошли, дед, поищем гусли. Где тут местное Хранилище 13?
* * *
Складские помещения оказались этажом ниже. Я думал, что сразу под дворцом начинаются всякие злачные места, казино да кабаки, куда мне Кощей ходить не велел, но они, оказывается, были ещё ниже, а вся площадь под коридорами и залами, была отведена под хранение всего подряд. Мы с Мхалычем, сопровождаемые десятком рыцарей, спустились по довольно длинной винтовой лестнице вниз и сразу же упёрлись в стену до потолка, которая еще и простиралась во все стороны куда-то вдаль, исчезая в темноте. Прямо перед лестницей была одна единственная дверь в этой стене. Я взглянул на Михалыча, а тот только пожал плечами и постучал.
– Кто там? – тут же раздался мужской голос, а на двери откинулось с десяток маленьких окошек и из каждого выглянуло по арбалетной стреле.
– Э, э! – заволновался я. – Моё величество собственной персоной! Открывай, да смотри не пульни!
Окошки захлопнулись, с той стороны загремели многочисленные затворы, и дверь распахнулась, явив нам уже знакомого нам беса в пенсе. Ну, того самого, что в состав следственной бригады входил.
– Ваше Величество, – грациозно поклонился бес. – К Вашим услугам.
– А ты… Э-э-э…
– Виторамус, Ваше Величество, – представился бес. – Верный ваш слуга, Государь и хранитель всего вашего хозяйства. Завхоз, коротко говоря.