Однако на дне Олега не ждали. Он получил сильный тычок в живот, в пятую точку, удар под подбородок – и неожиданно очутился на воздухе. Легкие сжались, изрыгнув изо рта потоки густой темной жидкости. Ведун сделал судорожный вздох, закашлялся, снова попытался вдохнуть – и с ужасом понял, что опять погружается в волны. В тот же миг кто-то цепко ухватил его за пятку и стремительно потащил по поверхности. Несколько минут – хватка исчезла. Начерпав носом не меньше ведра воды, ведун извернулся, выплевывая содержимое желудка и легких, и только тут понял, что стоит на отмели, в гуще высоких камышей.
За спиной кто-то хихикнул. Середин быстро обернулся, но увидел только круги на воде. Камыши зашелестели, смешок переместился туда. Ведун пригладил волосы, огляделся. Вдалеке под всеми парусами удалялся корабль, на противоположной стороне озера серело болото, а вот за камышами, метрах в двадцати, покачивались серебристые плакучие ивы; в паре шагов от Олега из воды высовывались по плечи две девушки с русыми волосами.
– Вы кто? – спросил он.
Девушки хихикнули и ушли под волны.
Олега это почему-то ничуть не удивило. Он вообще на сегодня уже потратил весь лимит удивления, и пронять его было невозможно совершенно ничем. Поэтому ведун обнажил саблю и принялся прорубаться сквозь камыш к берегу. Теперь Середин уже порадовался тому, что не успел скинуть своих ботинок: дно оказалось каменистым, босиком все ноги переломать можно. Зато берег, похожий на отвал каменоломни, давал надежду, что грязи и болотины здесь не будет, пожара от разведенного костра тоже можно не опасаться.
– Костер, костер, – вслух пропел Олег, едва не щелкая зубами. Хотя солнце и кочегарило, как сталинский стахановец, однако мокрая одежонка тепла к телу не подпускала категорически. – Ладно, сейчас запалим. Одно в этом мире хорошо: туристов не существует. А потому и валежника в каждом углу навалом.
Разложив на горячих валунах косуху, свитер и футболку, Середин, лениво отмахиваясь от крупных, громко жужжащих комаров, отправился вдоль прибрежных зарослей, подбирая сухие березовые и ивовые ветки, бересту, молодые засохшие деревца, не выдержавшие здешних суровых условий. А когда вернулся, то обнаружил на камнях уже изрядную груду хвороста.
– Кто здесь? – закрутил ведун головой.
И опять – смешки, мелькающие за деревьями тени, таинственный шепот.
– Ну, раз никого нет, – громко объявил Середин, – тогда я дрова в дело пускаю!
Он отобрал немного сухих березовых веток, поломал, сложил кучкой, подпихнул в самую середину тонкую бересту, достал из кармана зажигалку, тряхнул перед глазами. Пожалуй, газа хватит еще надолго. Олег хорошенько продул замок, чтобы удалить с кремня капельки воды, пару раз крутанул колесико – все нормально, искры летят. Потом черканул и нажал на клавишу газового клапана. Поднес язычок пламени к бересте – и вскоре между камней затрещал пока еще небольшой костерок. Середин накидал поверх растопки валежник, перенес и разложил вокруг огня одежду, расшнуровал ботинки, поставил их на солнце, скинул и повесил сушиться джинсы и трусы. Придвинулся к огню сам, подставив спину небесному светилу, а животик отогревая у огня земного. Вскоре мурашки разбежались с тела, а вместо них по коже разошлось блаженное тепло. Правда, нутро еще помнило сырую ночь и холодное купание, а потому согреваться не торопилось.
– Чайку бы сейчас горячего, – мечтательно произнес ведун. – Надо мне котелком обзаводиться. При первом удобном случае.
Он попытался подвести итоги своего короткого путешествия на новгородской ладье. Был в лесу неизвестно где – и опять попал в лес неизвестно куда. В географическом смысле намечается ничья. До путешествия имел котомку с кое-какими припасами, зато теперь в кармане «косухи» позвякивает полученный с купца аванс. Тоже, можно сказать, при своих остался. А еще у него теперь имелся на ремне острый, симпатичный нож…
– В общем, грустить не надо, – вслух решил Середин. – Покамест я в прибытке.
Крест у запястья неожиданно кольнул жалом, а по спине, от правой лопатки к пояснице, поползло что-то холодное. Олег поежился, потом повернулся.
– Ты разговариваешь со мной или с лесом? – поинтересовалась русоволосая, зеленоглазая, курносая девушка чуть ниже его ростом. У нее были небольшие и аккуратные, словно выточенные ювелиром из лучшего янтаря, ушки с длинными мочками, бледные бесцветные губы, тонкие белесые брови и длинные ресницы. Но самое главное – она была совершенно, то есть абсолютно голой! Девичьи груди прикрывались только длинными, доходящими до пояса прядями распущенных волос. Соответственно, то, что ниже…
– Ты кто? – судорожно сглотнул Середин, а руки его рефлекторным движением сошлись вместе, прикрывая то, что христиане называют срамом, а язычники – достоинством.
– Лада я, Калинкина, – захлопала девушка изумленно распахнутыми глазами. – Разве ты не знаешь?
– Я… Извини… Не местный…
Из-за деревьев послышались новые смешки.
– Слушай, Лада… Э-э-э… А перекусить у тебя ничего не найдется?
– Подожди, человече, сейчас принесу. – Она развернулась и, покачивая бедрами, направилась к березам. Олег же метнулся к камням, торопливо натянул трусы.
Минутой спустя девушка вернулась, неся в ладонях большую горку грибов: белых, красных, лисичек, моховиков, – выложила перед ведуном:
– Вот. Тебе этого хватит?
– Вполне. – Середин прикрыл ладонью запястье, на котором при приближении обнаженной красавицы начинал нервно раскаляться крест.
– Ты только не убивай здесь никого, тут и так мало кого живого.
– Я и в мыслях не имел…
– Это пока не голоден. А вот это ты зря, простудишь. – Девушка по-хозяйски спустила с молодого человека влажные трусы, положила ладошку на его детородный орган. – Ой, какой он замерзший.
Олег, просто не представляя, как себя вести в такой ситуации, ждал продолжения. Однако оного не последовало.
– К огню иди, грейся, – легонько подтолкнула девушка ведуна.
– Скажи, Лада, – решился прямо поинтересоваться Середин. – Ты русалка?
– Берегиня я здешняя, дурачок… – рассмеялась девушка и отступила к камням. – Помни про свое обещание, человече. Грибов я тебе опосля еще принесу. А как одежонка просохнет, к жилью выведу.
«Берегиня, – покачал головой Олег, на душе которого неожиданно стало приятно и тепло. – Настоящая берегиня».
Приученный быть настороже, готовый в любой момент сразиться с криксами, оборотнями и василисками, он как-то забыл, что, помимо нечисти, в густых русских дубравах живут также и берегини, смераглы, травники, а где-то в самых дебрях в доме на курьих ножках обитает Баба-Яга, всегда готовая приютить, обогреть, накормить, помочь советом и делом. Да и лешие, коли с ними не ругаться, тоже могут оказаться друзьями верными.
Он выбрал среди хвороста несколько тонких длинных веточек, заточил, расставил вертикально возле огня, подождал, пока грибы начнут слегка подвяливаться, а затем, исходя из принципа: «Горячее сырым не бывает», – благополучно умял.
Только теперь Олег начал ощущать, что на самом деле на улице довольно жарко. А если вспомнить, что он уже несколько дней не мылся и даже не раздевался, то не мешало бы и искупнуться, пока условия и погода позволяли. Вот только по камням через камыши ломиться было неохота…
Середин поднялся, забрался на самый высокий из камней, огляделся по сторонам. По левой стороне среди камышей различался разрыв, и ведун направился в ту сторону.
Метров через сто он наткнулся на узкий ручеек, втекающий в озеро со стороны березняка. И, что немаловажно, – несущий по дну мелкий желтый песок, что выстилал узкий пляж и длинную полосу от берега в глубину. Благо снимать ничего не требовалось, Олег просто вошел в воду, долго плескался, смывая с себя накопившуюся грязь и пот, а потом растянулся на горячем песке, широко раскинув руки и ноги.
– Гавайи… – довольно пробормотал он.
Послышались тихие шаги, осторожный смешок. Крест у запястья начал медленно нагреваться.
– Лада? – лениво спросил он.
По груди, по животу скользнули нежные прохладные пальчики, остановившись на бедрах. Такие же нежные и прохладные губы коснулись его губ.
– Лада… – уже не вопросительно, а утвердительно прошептал он, чувствуя, как по телу скользят длинные волосы.
Зеленые глаза, вздернутый носик, точеные ушки, тонкие губы, соболиные брови. А какая грудь скрывалась под волосами! Какие бедра…
Ведун почувствовал, как плоть его от подобных мыслей восстает и твердеет, словно неолитический мегалит, схватил ласкающую его девушку, привлек к себе, впившись самым настоящим, жарким поцелуем. Потом, не удержавшись, скользнул левой рукой вниз, крепко сжал упругую грудь. На бедра опустилась приятная тяжесть, обнявшая его достоинство приятной упругостью – Олег дернулся ей навстречу решительным толчком, невольно застонав. Однако краешек его сознания отметил, что в позе обнимаемой девушки отмечается какая-то несуразица… Молодой человек открыл глаза – и вдруг обнаружил, что обнимает отнюдь не Ладу, а какую-то черноволосую, смуглую, раскосую красотку, а вторая – бледная, как лист писчей бумаги, с острым подбородком и большой раскачивающейся грудью, закрыв глаза и откинув назад голову, самозабвенно вкушает наслаждение близостью.
Правда, Олег был не в том состоянии, чтобы прекращать общение и спрашивать паспорта…
Незадолго до заката, пощупав одежду, Середин понял, что до темноты она не высохнет совершенно точно, а потому отправился в лес за дополнительным припасом валежника и развел рядом с первым второй костер. Верное средство, если не хочешь, чтобы один бок раскалялся, а другой мерз, – это запалить два костра и лечь между ними. Чтобы камни бока не намяли, Олег наломал веток, сделав себе узкое ложе, а сверху накидал рваной травы. Не перина, конечно, получилась, но спать можно.
Ночью ему снилась Таня. Главный ветеринар зоопарка добровольно явилась к нему домой в полупрозрачной комбинации и черном белье, устроила стриптиз на подоконнике, а потом накинулась и, сладострастно рыча, начала жадно предаваться любви всеми мыслимыми и немыслимыми способами. Оргазмы шли один за другим, но женщина была ненасытна, не оставляя свою жертву ни на мгновение…
Несколько раз Олег просыпался от холода, поднимался, прислушиваясь к раздающимся со всех сторон смешкам, подбрасывал в костры валежник, укладывался снова – и пульсирующий жаром крестик у запястья подсказывал ему, что сны такие приходят неспроста… Однако же застать никого возле себя ведуну за всю ночь так ни разу и не удалось. А что до следов – так у мужчин такое бывает… При долгом воздержании…
Прежде чем одеться, Середин по предрассветному туману добежал до ручья, бухнулся в воду, смывая с себя налипшую листву и прочую грязь, еще раз сполоснул волосы. Внезапно совсем рядом появилось светлое пятно – поверхность озера разорвалась, и над нею выросла голова, облепленные шелком плечи, торс, мокрые шаровары.
На пляже Любовод опустился на четвереньки, дернулся вперед, словно его затошнило – на песок изо рта выплеснулись струи воды. Купец немного покашлял, потом уселся, поджав под себя ноги.
– Ты… откуда? – облизнув занемевшим языком губы, спросил Олег.
– Оттуда, – кивнул на озеро Любовод.
– Ага. – Середин зачерпнул воды, плеснул себе на лицо. – Тогда пошли к огню, обсушишься немного.
Одежда ведуна высохла, поэтому он оделся, вместо своих штанов разложил купеческие, шелковую косоворотку кинул на ветки – и так за считанные минуты высохнет. Протянул вернувшемуся из пучины парню «шашлык» из грибов.
– На, поешь. Как будем готовы, Лада к жилью обещала вывести.
– Не нужно, – покачал головой купец. – Скоро за нами придет ладья.
– Ты уверен?
– Конечно…
– Слушай, – вздохнул Олег. – Давай не будем крутить. Ты же понимаешь, что меня от любопытства вот-вот в куски разорвет. Или сразу скажи, что все тайна, или признавайся, чего случилось.
– Да в общем, ничего, – пожал плечами Любовод. – Просто она – моя мать.
– Кто?
– Русалка.
– Какая?
– Наиной зовут… – Парень потер себе пальцами виски. – Много лет назад отец здесь упал за борт. Он был в кольчуге, при оружии, а потому сразу пошел на дно. Мама его заметила, и он ей сразу в душу запал. Наверное… Люди ведь сюда редко заплывают, вот и скучают утопленницы по мужской ласке. Многие, сказывают, и речь людскую забывать стали. Хотя, говорит, понравился сразу. Вот и не дала утонуть, и подруг никого к отцу не подпустила. Несколько дней продержала при себе. Но потом отдала обратно наверх, неволить не стала. А как родила меня, как выкормила до первых зубиков – так отцу передала, дабы мужчину воспитал.
– Так русалки, что, родившихся детей отцам отдают? – передернул плечами Середин. – Как же те их находят? Как доказывают, что дети от них.
– Я про то маму не спрашивал, – развел руками Любовод. – Отдают как-то. А тебе что за недолга?
– Ай, – отмахнулся Олег.
– А-а-а… – понимающе кивнул купец. Потом улыбнулся. Потом громко захохотал: – Ты, ведун, через девять месяцев к рекам и ручьям лучше не подходи! И к колодцам не подходи! И вообще лучше воду не пей, не надо. Не то наступят для тебя большие хлопоты…
– Хватит ржать! – не выдержал Середин. – Ничего смешного!
– Сколько… – купец аж попискивал от восторга. – Сколько их было?
– Ш-ш-ша-а… – Впервые за многие годы у ведуна чуть не вырвалось нехорошее слово. Ворон с самого начала настрого всех учеников предупредил: никогда не призывать ни бога, ни черта. Потому как силы это столь мощные, что раз свяжешься – вся судьба кувырком пойдет. Но иногда что-нибудь эдакое так и норовило сорваться с губ… – Электрическая сила! Тройное ква в одном флаконе. Японский городовой и двести раз по Фудзияме.
– Сколько? – не в силах успокоиться, переспросил Любовод.
– Вечером две было. Да еще ночью кто-то приставал.
– Да уж, Ладе ты сегодня удовольствие доставил!
– Кому? – вздрогнул Середин от знакомого имени.
– Ну, Ладе, – кивнул купец. – Богине Ладе нашей. Ну, богине любви. Ты чего, ведун? Али еще что-то было?
– Ничего, – поморщился Олег. – Ты лучше про себя дальше расскажи.
– Да я ужо все и поведал. Соскучилась мама. Повидать захотела. Узнать, каким стал, чего хочу, о чем думаю. В общем, свиделись… Ладно, давай собираться. Ладья аккурат возле ручья, где я вышел, проплыть должна. Вот и подберет.
Ладья их действительно подобрала. Но не сразу – увидев на берегу двух утонувших товарищей, корабельщики не то что не остановились – схватились за весла, норовя побыстрее проскочить мимо. Любовод только посмеялся наивности своих людей.
Сдались корабельщики только на пятой попытке. Видно поняли, что не смогут выбраться из заколдованного места, пока хозяина и ведуна не подберут. Ладья спустила парус, повернула к берегу, постепенно теряя скорость, и почти без толчка приткнулась в песок. Наружу вывалилась веревочная лестница.
Любовод поднялся на борт первым. Остановился, облокотившись на выгнувшего деревянную шею «лебедя», окинул отпрянувших варягов укоризненным взглядом:
– Эх, вы… Ладно, всех прощаю. Борислав, правь к Новгороду. Ночью паруса не спускай, иди спокойно. С моим кораблем отныне ничего на воде не случится.
Так оно и вышло.
Новгород
Движение по Волхову на подступах к городу было такое, словно на въезде в Москву летним воскресным вечером: сотни ладей, шнеков, шитиков, бус, ушкуев, лодок и прочей плавучей мелочи, пытаясь протиснуться по реке шириной всего с шестиполосное шоссе, шлепали веслами по воде, отпихивались друг от друга, в то время как кормчие громко ругались друг на друга на знакомых и незнакомых языках всех концов света, проклинали матерей и потомков друг друга, грозили мечами и кистенями – что, впрочем, скорости никому не добавляло.
Ладья купца Любовода, одетого в богатый алый суконный кафтан, подбитый соболем, в высокую горлатную шапку и сафьяновые сапоги, отвернула с Волхова километра за полтора от высоких стен кремля, вошла в неширокую речушку, берега которой состояли, казалось, из сплошной череды причалов – как пустых, так и украшенных судами самых разных конструкций, среди которых разве только китайских джонок не хватало. Еще примерно через полкилометра ладья, едва не перевернув рыбацкую лодку, отвернула влево на еще более узкую протоку, крутые берега которой были укреплены бревенчатой набережной, а вдоль русла шла деревянная мостовая.