– Что у нас на завтрак? – весело поинтересовался племянник хозяина.
– Овсянка, господин, яйца и…
– Это еще что? – под ледяным взглядом эрцгерцога цветы, которые я мастерила, медленно покрывались инеем и опускали головки. Сердце сжалось от обиды… – Кто это сделал?
От злости глаза мужчины сверкнули белым светом, а иней с цветков, словно живой зверек, пополз по вазе и свил вокруг нее ледяное гнездышко, опушенное снегом.
– Я, ваше высочество, – не понимая причин недовольства, растерянно держала ответ.
– Немедленно убрать! – он не повышал голоса, но внутри все перевернулось от страха и холода. Губы задрожали, а глаза закрыла пелена. Я же старалась… Хотела сделать приятное! Едва сдерживая эмоции, прошептала:
– Простите, ваше высочество.
Мужчина с недовольством наблюдал, как я пытаюсь убрать со стола примерзшую вазу. Не выдержав, Джаспер рассмеялся:
– Дядя, перестань мучить слуг!
– Слугам следует думать, прежде чем делать глупости.
Прямого оскорбления я уже не выдержала и, оставив вазу в покое, поскольку очевидно, что убрать ее без магии мне не удастся, ответила:
– Глупости?!
Эрцгерцог поднял удивленный взгляд, в котором так и читалось гневное «что?». Я повторила, хоть он и не переспрашивал:
– Глупости? Я всего лишь хотела придать этому холодному и одинокому месту капельку домашнего тепла! Только и всего.
– И чай горячий по этой причине? – тонкая ирония, приправленная ядом.
– Чтоб отогреться…
– Что-то еще? – обманчиво добрым голосом полюбопытствовал он.
По телу прошел озноб, словно кто-то ледяными пальцами медленно, очень осторожно проводил вдоль моего позвоночника. Я отчетливо ощущала, как морозные прикосновения опускаются ниже, очерчивают талию, перемещаются на живот и стягивают его ледяным узлом. Я переводила растерянный взгляд с Джаспера на эрцгерцога и обратно.
Если Джаспер напоминал куклу на шарнирах, ту, которую кукловод в театре дергает за ниточки, и она приходит в движение, болтая конечностями вольно и весело, то господина Ренара старшего можно было сравнить с ледяной статуей: красивая, но прикоснуться не хочется. Все движения четкие, размеренные, спокойные, никакой суеты, ничего лишнего. Видимо, и в жизни его так: ничего лишнего. Но что-то подсказывало, что в разряд лишнего он записывал такие «пустяки», как радость, добродушие и улыбка. Сейчас самое время развернуться и уйти за блюдами, но отчего-то ноги примерзли к полу, а язык, словно мне не принадлежал, сам ответил на вопрос:
– Господин Ренар никогда не улыбается?
– Что слугам до улыбок господ? – голос безразличен и сух, от него веяло холодом, оседающим на кончиках пальцев.
– Вы удивитесь, но даже слугам приятно знать, что их труды не напрасны…
– Слугам за труд щедро платят.
– Порой одна улыбка стоит дороже всего золота мира!
По взгляду эрцгерцога ничего нельзя было понять. Был ли он недоволен моими вольными высказываниями или отнес их насчет волнения от первого рабочего дня? Возможно, я никогда не узнаю ответ, поскольку он с невозмутимым спокойствием отвернулся и продолжил разбирать письма, оставленные дворецким. Сколько ни обряжайся воробей соловьем, а петь от этого все равно не научится. Воспитание не позволило смолчать:
– Если позволите, ваше высочество. Нет ничего хуже равнодушия. А от проявления дружелюбия еще ни один эрцгерцог не умер, – я искренне улыбнулась, показывая пример, и, склонившись в реверансе, тенью выскользнула из столовой, сразу же столкнувшись с недовольным взглядом тетушки Мариши:
– Ты совсем из ума выжила? Хочешь работу потерять?
– Не знаю, что со мной творится, – унимая бешено бьющееся сердце, созналась я. Меня пробирала мелкая дрожь не то от жара, не то от холода, словно начиналась болезненная лихорадка. Морозные касания становились все реже, пока окончательно не оставили в покое. Я потерла плечи руками и поежилась, отчаянно пытаясь согреться и вернуть самообладание.
– А, – успокоилась женщина. – Магия господ… Ну тогда ладно. Бывает, они развлекаются так. Или проверки устраивают. Я не знаю…
– Это как? – взяла поднос с едой и глянула на тетушку.
– Это когда твой язык тебе не принадлежит и говорит все, что в твоей голове.
– Зачем им это? – я украдкой выглянула из-за угла, любуясь спокойствием и статью хозяина дома. Они с Джаспером о чем-то беседовали, но о предмете разговора мне никогда не узнать.
В столовой
– Как тебе новая служанка? – пригубив мятный чай, спросил Джаспер.
– Слишком вольна в высказываниях. К тому же, притворствует, а это худший грех.
– Притворствует? – удивился мужчина. – Ты сомневаешься в своих заклинаниях?
– Я сомневаюсь в людях, Джаспер. И вижу их насквозь. Эта девушка не та, за кого себя выдает, – он бросил на стол прочитанное письмо и откинулся на спинку стула.
– У всех есть секреты, Эдвард. Я ее проверил. Чиста и безопасна.
– Сказал с сомнением, – задумчиво протянул эрцгерцог. – Почему заступаешься за нее?
– Она мне понравилась, – Джаспер пожал плечами. – И, если не нужна тебе, предложу ей работу в своем замке.
Ничего не ответив, его высочество поднялся и покинул столовую:
– Пусть подадут завтрак в мой кабинет!
Джаспер позвонил в колокольчик, подзывая слуг.
На кухне
– Лайнэ! Поспеши! Господа зовут! Ступай и старайся держать язык за зубами! – советовала тетушка.
Я и сама понимала, что лишняя вольность станет причиной моего увольнения, но, глядя на хозяина дома, ничего не могла с собой поделать. Ледяная статуя, внутри которой живой человек! Так и тянуло взять молоточек для льда и разбить ее, чтобы спасти узника. Вот только, хочет ли он спастись?
Когда вошла в столовую, то эрцгерцога за столом не оказалось. Под пристальным взглядом Джаспера поставила поднос на стол и принялась обслуживать мужчину.
– Я справлюсь, благодарю, – улыбнулся он, явно желая облегчить мою участь. – У вас руки дрожат…
Подняла недовольный взгляд и обернулась по сторонам:
– Господин Ренар, мне казалось, что мы договорились!
– Хорошо, – он поставил перед собой тарелку и, попробовав овсянку, спросил: – пойдешь ко мне в замок?
– Что? – вспыхнула я. Эрдан недвусмысленно дал понять, что кроется за подобным предложением. – Разумеется, нет! Моя нужда в деньгах не превращает меня в распутную девицу! Я буду зарабатывать лишь честным трудом!
– Честный труд может быть разным, – он поиграл бровями и нагло улыбнулся. – Ну же, тебе нечего бояться! Обещаю, отношения будут исключительно трудовыми! Ты ни о чем не пожалеешь!
– Кое о чем я уже пожалела. Что в моих руках нет ничего тяжелого.
– Магам холода тоже необходимо тепло… Тепло женского тела!
– Могу предложить лишь тепло своей души. Господин! – заметив в дверях эрцгерцога, добавила я и склонилась в реверансе.
– Все может измениться! – вернувшись к завтраку, вдохновенно произнес герцог. Так, словно принял какое-то решение, что подарило ему крылья.
– Завтрак. В мой кабинет. Я не привык ждать или повторять.
– Слушаюсь, ваше высочество.
Я смотрела на господ и не могла поверить. Насколько они одинаковы снаружи, настолько же разные внутри… От Джаспера, несмотря на принадлежность к стихии, веяло дружелюбием, озорством и даже своего рода теплом, а от его высочества лишь одиночеством и пустотой. Сложно представить, что творится на душе человека, равнодушного ко всему. Как говорят служители культа богини, страшный грех – уныние…
Я взяла поднос с завтраком для его высочества и, выровняв дыхание, двинулась в его сторону. Под тяжелым испытующим взглядом чувствовала себя первоклашкой, первый раз переступившей порог лицея и оставшейся без круглосуточного надзора матушки и нянечек…
Демонстрируя безукоризненное воспитание, хозяин дома открыл передо мной двери, предлагая пройти. Слуге бы отказаться, где это видано, чтобы хозяин двери открывал, но, поскольку в моих руках поднос, иного выхода не было.
– Благодарю, – кротко произнесла я, ныряя в сапфировый полумрак коридора, пытаясь понять причины столь странного поведения мужчины.
То ли пол подо мной превратился в льдину, то ли коленки дрожали, только ноги грозили разъехаться в разные стороны, а руки – уронить поднос. Дороги я не знала и просто шла вперед, ощущая всем телом, что господин Ренар за мной наблюдает. Я расправила плечи, выпрямила спину, вцепилась в поднос так, что костяшки пальцев побелели, ступала предельно аккуратно, уверенная, что господин только и ждет моего падения. Но я не планировала доставлять ему такого удовольствия! В полной тишине, разрушаемой исключительно мягким шепотом моих подъюбников и стуком каблучков, мы прошли несколько холлов, один лестничный пролет и длинный коридор. Наконец, передо мной открыли еще одну дверь и снова пригласили войти.
Повторно поблагодарив эрцгерцога, осведомилась:
– Где вы хотите, чтобы я накрыла?
Он взглядом указал на массивный стол из светлого дерева, а сам расположился на диване, застеленном белоснежной шкурой. Стоило немалых трудов расставить тарелки и приборы правильно. Руки дрожали, тарелки пытались выпрыгнуть, а приборы ускользали, словно смазанные мылом.
– Не часто делали это прежде? – голос неожиданно разорвал тишину. Стало понятно. Не ради завтрака он привел меня сюда.
– Волнуюсь, – созналась честно и, проверив еще раз, отчиталась. – Завтрак подан. Приятного аппетита, ваше высочество.
Несмотря на интерес и любопытство, которые я проявляла к личности своего хозяина прежде, мне отчаянно хотелось убежать. Вынести столь бесцеремонный взгляд, который талой водой просачивался в самые потаенные уголки души, не многим под силу. Я подобной выдержкой не обладала, а потому, чтобы не сказать лишнего, переминалась с ноги на ногу, теребила платье и кидала полный надежды взгляд на дверь.
Увы, тщетно. Верно говорила матушка, что мужчины намеков не понимают…
– Я тебе нравлюсь? – неожиданный вопрос застал врасплох. Растеряв воздух, я пыталась унять возмущение, но не смогла.
– Нет! – вопреки правилам хорошего тона, негодование скрыть не удалось.
– По-твоему я красив? – так же бесстрастно спросил господин Ренар, закинув ногу на ногу и положив руку на спинку диванчика.
Я не могла понять, к чему он клонит, а потому ответила уже с большей учтивостью:
– Нет, господин.
– Вот как?
Ответ удивил хозяина Ренар Холла, явно привыкшего к женскому вниманию. Да что там! Собственный ответ и меня удивил, ведь его высочество невероятно хорош собой. Тем не менее, при красивой внешности я не могла назвать его красивым…
– Красота человека определяется не особенностями анатомического строения, не тем, как он сложен, а душевной организацией.
– Выходит, – каждое слово ударяло, словно молот по наковальне, – я не только непривлекателен, но и скверен душой?
Удивительное умение манипулировать словами!
– Я не это имела в виду! – хотела объясниться, но эрцгерцог перебил:
– Известен ли тебе мой годовой доход?
– Известен, господин, – после небольшой паузы, во время которой пыталась вернуть душевный покой, произнесла я.
– Он делает меня более привлекательным?
– Нет.
– Что ты думаешь по этому поводу, в таком случае? – впервые за все время лед в голосе мужчины дал трещинку интереса.
Я опустила глаза и молчала. Эрцгерцогу лучше не знать, что я думаю по этому поводу, иначе пургой отсюда выгонит. Врать не умею, а правда столь неприглядна, что…
– Я жду.
Властный тон не оставлял выбора.
– Думаю, что вам должно быть стыдно зарабатывать за цикл больше, чем можно потратить за всю жизнь!
Резкие черты лица господина преобразились от едва уловимой усмешки:
– Быть может, тебе и мои траты известны?
– Нет, не известны.
– В таком случае, допустимы ли столь вольные суждения?
Туше. Мало того, что слуга упрекает господина, так еще и без достаточных к тому оснований!
– Теперь стыдно мне. Простите, ваше высочество, – виновато склонила голову и исполнила глубокий реверанс.
Он подарил мне задумчивый взгляд и, скрестил руки на груди:
– Завтракала?
– Не успела.
Господин Ренар не произнес ни слова, но странный слуга, похожий на заколдованного человека, вошел без стука и молча склонил голову, ожидая приказаний хозяина.
– Пусть принесут на завтрак ягоды череты, взбитые сливки и… что-то не так?
Мне сложно было скрыть недоумение. Если эрцгерцог хотя бы раз пробовал ягоды череты, а он не мог не пробовать любимейшее лакомство в дворянских кругах, то знал бы, что от них невообразимо тянет в сон. Именно поэтому матушка перед сном часто просила подать нам чай с черетовым вареньем или ягоды со сливками. Сон после них – сладчайший и скорый! Это частый трюк во всех дворянских домах.
– Но, ваше высочество… Черета не годится для завтрака. Ее свойства таковы, что к обеду вы забудетесь крепким сном, а это неприемлемо для столь занятого господина… Тем более, что у вас будут гости…
– Тогда пусть подадут, что есть. И поживей, – отмахнулся он.
Когда дверь за слугой закрылась, наступила неловкая тишина. Точнее, для меня она была неловкой, эрцгерцог же погрузился в свои думы. И думы эти были тяжелыми, судя по взгляду, направленному на меня. Что происходило в голове этого странного мужчины? Я чувствовала себя музейным экспонатом, который скрупулезно исследуют, чтобы назначить ему цену. В комнате становилось все холодней и, пытаясь хоть как-то согреть обстановку, я рассеянно произнесла:
– Ваш завтрак остынет.
Ведь батюшка наставлял: «Лайнэ, слово – оружие. Прежде, чем сказать, ты должна тщательно обдумать». Почему умные мысли всегда приходят после того, как сказаны глупости? Для мага, предпочитающего холодный мятный чай вряд ли имеет значение теплота блюд…
– Садись.
Осмотревшись, я выбрала стул у противоположной стены, возле книжного шкафа и, расправив подол платья, присела, сложив ладошки одна к другой на коленях. Тишина. Ожидание. Задумчивый взгляд.
– Ваше высочество, принесли завтрак, – слуга вновь вошел без стука, но что-то подсказывало, что это не вольность прислуги, а воля хозяина.
– Ваше высочество, новенькая совершенно обнаглела, она…
Летиция, заметив меня, замерла с открытым ртом, поворачивая голову то к эрцгерцогу, то ко мне.
– Поставь на стол и свободна, – бесстрастно приказал мужчина.
От сквозившего в каждом взгляде, жесте и слове равнодушия, мое сердце обволакивало снежным одеялом. Слой за слоем оно укутывало теплолюбивый орган, заставляя в страданиях сжиматься и обливаться кровью. Мне хотелось вскочить, дать эрцгерцогу хорошую затрещину и привести его в чувство. Хотелось перестать играть и быть собой. Хотелось наполнить солнечной энергией дом и отогреть красивый, но одинокий и неуютный особняк. Что-то здесь было не так. Во всем. Душа кричала, что все происходящее неправильно, и этому крику вторил взгляд ледяных глаз мага. Взгляд, полный боли и уныния…
– Ешь.
Словно собака, которой отдали приказ… Я закусила от обиды губу.
Взгляд выходившей из комнаты Летиции пообещал мне много сюрпризов в ближайшем будущем. Сюрпризов, которые могут оставить раны не только в душе… Подобные обиды оборачиваются страшными последствиями. Я чувствовала исходившие от девушки волны ненависти.
Когда мы с господином Ренаром остались вдвоем, я села за стол, расположила на коленях салфетку и, взяв вилку с ножом, аккуратно отрезала кусочек пышной вафли.
– Хочу рассказать тебе историю, – мужчина медленно поднялся и остановился за моей спиной. Вилка замерла возле рта. – О разорившемся бароне, что решил поправить благосостояние семьи.
Я попыталась найти объяснение изменившемуся поведению эрцгерцога, но не смогла. Подобная разговорчивость после длительного молчания смутила. Попыталась развернуться, чтобы видеть лицо собеседника, но он положил ладони на мои плечи, не позволяя этого сделать:
– Я приказал есть, – напомнил мужчина. Насилу повиновалась, когда эрцгерцог занял место за столом, напротив. – Жил был барон. Дела у него не спорились. Долги росли, а доходы не увеличивались. Сыновья слишком молоды, чтобы помочь, а дочери не обеспечены приданным и не выданы замуж. Чем это грозит?