========== 1. Faut-il leur donner de la chance… ==========
— Ты по-прежнему уверен, что им надо давать шанс, солнышко?
— Только тот обычай хорош, что хранится незыблемо, несмотря на все вопросы и сомнения, мой цветочек, — произнеся свою реплику, Феб* де Шатопер стыдливо отвернул глаза, переведя взгляд на пляшущий в высоком очаге огонь, лишь бы не видеть перед собой исказившееся от приступа ревности лицо Флоры*.
— Ту цыганку, которую помиловали в прошлом году, я бы с радостью хотела видеть на костре, а вместо этого она продолжает смущать добрых людей своими ужимками и дурным голосом.
— Эсмеральда… — в голосе капитана миротворцев его невесте послышался легкий вздох, и она не дала ему договорить
— Не смей больше произносить это слово в моем присутствии, Феб!
— Как тебе будет угодно, милая Флора… Я… — замялся он совсем немного, — хотел всего лишь напомнить, что милосердие столь же украшает принцев, как и отсутствие жалости к тем, кто согрешил против Бога, нашей Святой Матери Церкви и всех нас, его добрых подданных. И оттого наш милостивый государь…
— Не могу больше тебя слушать! — недовольно прервала его девушка, — наш милостивый государь совершенно расстался с рассудком. Он пустая игрушка в руках советников своего братца — нечестивого герцога Орлеанского, им вертят как…
— Забыла, что у стен есть уши? — молниеносно отреагировал Шатопер, — можешь любить на здоровье твоих бургиньонов(*), только…
— Только что, Феб?!
— Только не мешай твою непонятную ревность с политикой, уж будь так добра!
— Только ты не мешай мне надеяться, что королевская милость не безгранична, и цыганка еще даст повод мэтру Клоду отдать её в руки Анри Кузена (*).
Капитан покачал головой не то в знак сомнения, не то в знак согласия со своей невестой, отпив из кубка несколько глотков нелюбимого анжуйского — из-за вражды двух сиятельных герцогов доброе бургундское вино было в столице не только большой редкостью, прежде всего, оно было свидетельством нелояльности, недопустимым для командира королевских миротворцев — желающих донести на него прево Фролло, наместнику дез Эссару или самому коннетаблю д’Арманьяку найдется предостаточно…
— В этот раз, как бы то ни было, разговор не о цыганке. Двадцать четыре виновных в ереси и колдовстве уже доставлены в Шатле, — Феб настоятельно пытался переменить тему разговора, — а наш дорогой Клопен уже построил Двор Чудес с какими-то особенно хитроумными машинами. Скоро к нам зайдут мэтр Фролло и поэт Гренгуар, я слышал, новый сценарист хочет удивить нас чем-то совершенно невиданным. Я бы очень хотел, чтобы ты была приветлива с гостями… Кстати, вот и они.
Доказательством правоты капитана был лязг тяжёлых засовов ворот Отеля-де-Труа-Фотёй, в котором квартировал его маленький штаб. Начальствовавший над караулом сержант Гийом был заранее предупреждён Шатопером о высоких гостях и впустил их без доклада. Тем временем, повинуясь приказу Феба, несколько лакеев внесли в залу вино, фрукты и светильники — клонившееся к закату солнце скрылось за громадой церкви Сен-Жерве, окончательно погрузив в предвечерние сумерки узкую улицу Сен-Мартен, что на правом берегу Сены.
— Итак, капитан, — вальяжно произнёс прево, усаживаясь в глубокое кресло с высокой спинкой, расположенное боком к камину, для чего ему пришлось распахнуть полы роскошной зелёной, в цвета орлеанского дома, упелянды, расшитой золотыми птицами, — кого мы имеем в этот раз?
— Как всегда, мессир… — пожал плечами Шатопер.
— Может быть пройдёмся по списку? Я недаром пригласил почтенного мэтра Пьера. Он тут же будет делать пометы.
— Пометы? — ещё больше удивился Феб, — Но для чего?
— Дорогой мэтр, — обернулся Клод Фролло к Гренгуару, — поведайте вашу задумку нашему капитану.
— Видите ли, Ваша светлость, в этом году мы с господином прево решили, что будет позволительно удивить добрых парижан, — голос известного поэта был вкрадчивым, но вполне уверенным в себе, — превратив состязание осуждённых в костюмированный бал.
— А-а, я понял! — радостно воскликнул капитан миротворцев, который совсем не хотел считать себя тупым воякой, — это что-то типа па д’арм(*) короля Иоанна? Когда король нарядился королём Артуром, часть его головорезов — лесными разбойниками, королева Бонна — Гвиньеврой, а любой желающий её освободить, почувствовать себя Ланселотом и получить приз, должен был сразиться с ними.
— Никогда не сомневался в вашей догадливости, капитан, — добродушно возгласил прево, — пью за вас этот бокал, Феб де Шатопер! — Мэтр Фролло осушил губы шёлковым полотенцем, услужливо поданным лакеем и обернулся к Гренгуару, — Переходите сразу к деталям, мэтр Пьер.
— Я жду от его светлости список, — ответил тот, — я предлагаю нарядить участников нашего представления принцами и принцессами из тех сказок, что так любят и в городских лачугах предместья Сен-Дени, и в особняках на острове Сите, и в школах Латинского квартала, и даже, не побоюсь этого слова, в самом Лувре…
— Что ж, дорогой поэт, я на вашей стороне и, надеюсь, что наш капитан не будет возражать. Что касается господина коннетабля, он будет только за, если хорошим зрелищем мы развлечём эту беспокойную толпу, и она поменьше будет смотреть в рот герцогу Бургундскому.
— Ваше участие, господин прево, мне безгранично ценно, теперь очередь за его светлостью.
— Что ж, готовьтесь слушать, господа, — Феб взял лист пергамена и принялся читать, — от провинции Фландрия двое. Некая Катрин из Валансьенна, двадцати лет или около того — приговорена к сожжению, будучи виновной в ереси свободного духа, которой заражена эта провинция. Жила в общине сестёр-бегинок, развращая их своими бреднями… Вместе с ней Пьер из Лилля, восемнадцати лет или около того. Признался в том, что оборачивался волком и воровал овец, якобы для пропитания больной матери. Приговорён к сожжению.
— Ага, — достал свои листочки Гренгуар, — жила значит в общине… Есть такая сказочка про ведьму, которая жила в компании с семью подгорными демонами…, так-так Катрин у нас, значит будет Белоснежкой, а Пьер… пожалуй-пожалуй… для принца имя будет простовато… Катрин Белоснежка и принц… м-м-м… Беренгарий! Отличное имя!
Поэт вопросительно посмотрел на Фролло и Феба. По их слегка недоуменным лицам нельзя было сказать, понравилась ли им идея, однако, никакого решительного протеста он тоже не увидел и решил продолжать. Для девушки из Нормандии — служанки Мадлен, которую госпожа обвинила в наведении порчи, он подобрал прозвище «Золушка» (как ещё назвать прислугу), а её напарника Жана, беглого солдата, предложил обозвать принцем Теодорихом. Дальше пошло ещё проще. Капитан называл провинцию и имена осуждённых за колдовство, ересь или клятвопреступление, а Гренгуар кратко описывал, как он видит их роль в представлении. Постепенно, впрочем, их интерес угасал, несмотря на то, что имена становились всё более странными, а сказки — всё менее известными, а то и неизвестными вовсе. Разве что имя «Покахонтас» заставило всех встрепенуться, потому что такого слова не знал решительно никто. Впрочем, поэт совершенно не смутился этим обстоятельством и предложил рассказать эту сказку от и до, как он её знал, но от него поспешно отмахнулись и продолжили идти по списку, подогревая себя вином и с нетерпением ожидая окончания.
— Вы проделали большую работу, мэтр Пьер, — довольно выдохнул Феб, прочитав последнюю строчку списка, в которой были указаны представители восточной окраины — Лотарингии — молодая ведьма Эльза и еретик-вальденс Кристофф, которым даже имена менять уже никому не хотелось.
— Вы мне льстите, ваша светлость, всеми силами рад услужить вам и его величеству.
— Его величество оценит по достоинству ваши труды, — словно подвёл итог Клод Фролло, — все увидимся послезавтра на Дворе Чудес, господа. Бокал на прощание!
Комментарий к 1. Faut-il leur donner de la chance…
“Давать ли им шанс” (фр.) - название части
(*) Феб - “солнце”.
(*) Флора - “цветок”. В оригинале имя невесты Феба - Флёр-де-Лис - “цветок лилии”. Здесь пусть будет “Флора”.
(*) бургиньоны - партия сторонников герцога Жана Бургундского по прозвищу Бесстрашный.
(*) Анри Кузен - известный парижский палач начала XV в.
(*) па д’арм - рыцарский турнир - спектакль, поставленный по заранее согласованному сценарию. Самый масштабный спектакль подобного рода - “Мистерия об осаде Орлеана” во время которой разыгрывалось взятие Турели - одного из городских укреплений.
========== 2. En guise de la gitane ==========
Комментарий к 2. En guise de la gitane
En guise de la gitane - “под видом цыганки”
— Хотите узнать будущее, мессир?
— Пошла прочь, египетское отродье! — вырвалось у Феба до того, как голос цыганки совместился со знакомым обликом, —… Аньесс?!
— Когда ты меня уже, наконец, станешь называть Эсмеральдой? Скоро я уже сама поверю в то, что родилась в этом несчастном племени без дома и приюта… А ты все Аньесс, да Аньесс.
— Прости меня, давай покатаемся… как обычно… Эсмеральда.
Девушка не заставила себя уговаривать и, опершись на руку капитана, ловко запрыгнула на круп его каурого жеребца. Чтобы сохранить равновесие, ей пришлось прижаться левым плечом к его груди, а спину, словно в спинку кресла, опустить в его правую руку, которой он правил поводьями.
— Твоя невеста однажды убьёт меня из ревности, Феб…
— Моя невеста спит по ночам, как всякая добропорядочная девушка, запершись изнутри на десяток запоров… И ночь для нее начинается с первыми сумерками.
— А вдруг она сейчас, прикинувшись нищенкой, скользит за нами бесшумной тенью? — лукаво усмехнулась цыганка, — и я, значит, девушка непорядочная?
— Все зависит от Вашего окончательного решения? — капитан перешел к почтительной формуле вежливости, хотя и произнесенной насмешливым тоном.
— Не поняла?
Феб направил коня на середину улицы подальше от возможных ушей соглядатаев парижского наместника Пьера дез Эссара, которого он совершенно не хотел посвящать в существо их разговора. Он понизил голос, рассчитывая, что цоканье копыт по мостовой ведущей к воротам Сент-Онорэ улицы и бряцание металлических деталей упряжи скроют сказанное им от чужих ушей:
— Либо ты — цыганка Эсмеральда, либо Вы — дамуазель Аньесс де Бурлемон…
— Аньесс де Бурлемон умерла. Над этим изрядно поработал Льебо де Бодрикур, верный камергер нашего доброго короля… короля с необъятным сердцем… — крайне язвительно отозвалась она о Карле Безумном, — Ты разве забыл, Феб!
— Льебо де Бодрикур мёртв, Эсмеральда!
— Ты думаешь, мне этого достаточно? Пусть сдохнут все арманьякские псы. Из-за них почти полностью исчез наш славный род, а наш замок… его занял сельский староста, чтобы держать там его скот. Это ли меньшее бесчестье, чем цыганская юбка для дамуазель Аньесс?
— Клод из-за его безумной ревности все испортил год назад. Пока я лежал с раной в спине, я не мог помочь Кабошу, а ты… Чудо, что ты вернулась живой со Двора…
— Я могу что-то обещать Симону? — не дала ему договорить мнимая цыганка.
— Обещай ему, что мой полк будет в полном составе охранять Игры. Небольшие заставы останутся только на воротах Сен-Дени, Сент-Антуан и Сен-Жак. На всех остальных, откуда наш славный прево Клод Фролло не ждет угрозы, особенно на Порт-Орлеан и Сент-Оноре, останется по два-три дозорных. Да и те постараются улизнуть, чтобы поглазеть на зрелище. Там будут все — и наместник, и коннетабль, и архиепископ, и Сорбонна в полном составе с мэтрами Кошоном и Куртекюиссом. Если Симон Кабош на деле столь же отважен, как на словах…
— Его мясники войдут в город, и власть нечестивых арманьяков…
— Подумать только, ты говоришь прямо как моя ревнивая Флора, — в голосе капитана послышался издевательский смешок, — она ведь такая же бургиньонка, как ты… Интересно, в этом чудесном городе найдется ли хотя бы один, кто хранит верность…
— Один найдется, моё солнце, — тем же тоном ответила ему девушка, — Клод Фролло. А если считать его мерзкого горбуна, то их уже будет полтора.
— Ты, я вижу, хорошая шпионка — тихая мечта наместника дез Эссара. Ты отлично слышишь, всё что говорят у нас на площадях и в трактирах, но у тебя есть один недостаток, мой прекрасный изумруд — ты слишком плохого мнения о Квазимодо. Нельзя сказать, что он красив на лицо, но зато он силён, как бык, проворен, как хорёк, вынослив, как мул, и ловок, как обезьяна. Он определённо стоит четверых, так что когда он плетётся вслед за Фролло — их пятеро.
— Куда он, кстати, делся? Я не вижу его уже несколько дней…
— Где же, однако, ты с ним сталкиваешься? — с наигранным недоумением спросил кавалер.
— Строишь из себя дурачка, Феб? Каждый день я отбиваю мои навсегда почерневшие от парижской грязи пятки о камни паперти перед Нотр-Дамом, а это животное пялится на меня так, будто хочет съесть… Точнее оно пялилось, пока не исчезло. Надеюсь, то, что от него осталось, уже выловили в выгребной яме неподалёку от Ле-Аль?
— Похоже несчастный калека влюбился в прекрасную Аньесс, о… пардон, в пылкую Эсмеральду, которая, когда танцует, словно летит, не касаясь земли. Капитану де Шатопёру впору ревновать, — продолжал свои эскапады Феб. Впрочем, не столько увидев глазами, сколько нутром почувствовав рвущееся из дамуазель де Бурлемон негодование, он решил за благо посерьёзнеть, — его хозяин Фролло на днях поместил горбуна в замок Тампль.
— Зачем?
— Квазимодо станет одним из сюрпризов завтрашней Игры. Ему разрешено нападать на любого, кого он встретит во Дворе Чудес, и делать с ним, всё, что придёт ему в его поломанную башку. Там, раскроить череп молотом или скинуть в котёл с кипящей смолой. Распорядитель бала решил, что временное исчезновение страхолюдного звонаря пойдёт на пользу пьесе Гренгуара.
— Значит, горемычный поэт решил отвлечься от мистерий и попробовать себя в новом жанре… — словно подвела черту Эсмеральда, — и много будет таких сюрпризов на этот раз?
— Изрядно. Подпиленные доски. Ямы с острыми кольями. Самострелы. Фонтаны, бьющие фекалиями. Ну и белый медведь, подарок нашему добрейшему величеству от датской королевы Маргрете, что прибыл в Париж пару недель назад. Рассказывают, что он очень любит покушать человечины и потому будет не в силах проигнорировать завтрашний пир. К тому же, его пару дней тому назад перестали кормить. Фантазия у Клопена, сама знаешь, хорошая. Парижане в этом году определённо не останутся без доброго зрелища…
— Мы кажется приехали, солнце! — прервала его речь девушка, — ворота Сент-Оноре, а Симон ждёт меня в предместье. Ах-ты, три волхва! Они собираются их закрывать. Ночь близко.
— Прыгай и оставь это дело мне!
Эсмеральда не заставила себя упрашивать, и как только её ноги коснулись земли, Феб де Шатопёр пришпорил коня и подлетел к воротам. Охранявшие их лучники из его отряда, огорошенные неожиданным появлением командира, побросали кто работу, а кто и свой пост, собираясь поклониться начальству в подбашенном сводчатом проёме, в то время как девушка неслышной и незамеченной никем босой тенью прошмыгнула через обеспокоенную толпу и выбралась вон из города через забытую незадачливыми стражниками внешнюю створку…
========== 3. En companie des condamnеs ==========
Комментарий к 3. En companie des condamnеs
“В компании с приговорёнными” - название главы.
Симон Кабош в этот апрельский вечер не дождался вестей от капитана де Шатопёра…
Аньесс так и не удалось понять, как всё произошло. Сначала какие-то фигуры перегородившие путь к нужному ей дому в мясницком предместье Сент-Оноре, невнятные тени за спиной, потом опутавшие грудь верёвки, мешок на голове и круп лошади под животом, затем приступ тошноты от удушья и тряски… Остановка, лязг ворот (город или замок?), и опять тряска… Ещё одна остановка. Чьи-то руки стаскивают её вниз. Глаза ничего не видят, но цыганка, пусть и невсамделишная, чувствует этот город ногами. В переулках Марэ — липкая грязь, словно оставшаяся с незапамятных времён, от старого русла Сены — летом она тёплая и вязкая, а промозглой, но бесснежной парижской зимой, — склизкая и водянистая, напитанная дождями и туманами. В Латинском Квартале, на улочках, поднимающихся по склонам горы Святой Женевьевы, полно мелких и острых камней, то и дело торчащих из глинистой почвы. Когда ходишь здесь, надо быть особо осторожным. Особенно, если не хочешь ступить в сточную канаву, несущую помои вниз к реке прямо посередине улицы Сен-Жак. Другое дело песчаные высоты Менильмонтана, что на правом берегу за островом Сен-Луи…