– Ну, все, не все, но кое-что понял, – скромно отозвался психолог, одновременно расплываясь в довольной улыбке. – А что тебя интересует?
– Мне нужно как-то найти к нему подход. Расскажи все, что может помочь. Почему он так себя ведет? О чем он думает? Как на него можно воздействовать?
– Тут все очень просто: он запутался. Раньше его жизнь была более понятной штукой. Даже когда он приехал к нам из своих джунглей, поначалу не происходило ничего сложного. Ему объяснили, что он должен делать, и он это делал. Все было хорошо до того момента, пока его обязанности не вошли в противоречие с его принципами.
– Это на Чемпионате? – Дек нахмурился. – Что за принципы у него такие?
– В какой-то момент ему показалось, что он сильнее тебя, – дипломатично сформулировал Нэйн. – В том простом обществе, где он вырос, было бы понятно, что с этим делать: кто сильнее, тот и берет на себя все. Но у нас иначе, и по контракту он должен был тебе помогать. И он запутался, не знал, как поступить правильно. А еще добавь сюда то, что он тоже мечтал стать чемпионом. Он сделал выбор, и этот выбор привел к скверным результатам.
– Это он теперь ходит такой злющий оттого, что не смог стать чемпионом? Считает, что я ему помешал?
– Я думаю, это не совсем так. Он злится сейчас вообще на всех: на тебя, на себя, на Герка…
– На себя-то за что?
– За то, что не сумел сориентироваться. Вот и сегодня тоже не сумел. Он прожил у нас полных пять лет, но до сих пор не понимает до конца наши правила. Они для него искусственные, надуманные. Вот смотри: в какой-то момент он решает действовать самостоятельно, но из этого ничего не выходит. Разозлившись, он решает подчиниться формальным правилам и сыграть на тебя. И опять оказывается виноват! Ну и кто тут не запутается?
– Думаешь, он бросил мне мяч, чтобы подчеркнуть, что играет на меня?
– Именно. Он мог бросить сам. И Герк ему сказал, чтобы он играл сам. Но он заранее настраивался на то, чтобы подчиниться установленной иерархии. Вот и действовал, как решил. А результат снова не тот, что нужно. Видишь ли, Кьяр еще не умеет быстро ориентироваться, когда соблюдать правила, а когда нарушать. Может, он и вовсе этому не научится. Он привык совсем к другим правилам. Все осложняется тем, что он не станет обращаться к нам за разъяснениями, как ему быть.
– Но раньше Кьяр всегда слушал советы, – припомнил Дек. – И старался делать, как ему говорят.
– Разумеется, – Нэйн с улыбкой кивнул. – Но это было раньше. До того, как ты стал его личным врагом.
– Не обязательно просить совета у меня.
– А мы – твоя команда. Ты наш капитан. Так что мы все теперь его враги.
– Да ну! – не поверил Дек.
– Разумеется, это подсознательная реакция. Кьяр так не думает, он так чувствует. Просто посмотри, как он держится в последнее время со всеми, и ты поймешь, что я прав. Но говорить ему об этом бесполезно, потому что он не поверит. И будет, конечно, все отрицать. Но относится к нам именно так: настороженно, ожидая подвоха.
– Как же тогда с ним разговаривать?
– Разговаривать бесполезно. Ты должен своими действиями доказать, что ты не враг.
– И какие же это должны быть действия?
– Сами действия не важны. Главное, как ты будешь это делать.
– И как же?
– Для начала попробуй сам поверить в то, что Кьяр тебе не враг, – усмехнулся Нэйн.
Звереныш
К началу лета ситуация с расследованием начала приобретать черты абсурда. Программисты увлеченно состязались в остроумии и, кажется, не собирались заканчивать. Параллельно было начато и закрыто несколько аналогичных дел, но решение по делу чемпиона повисло в воздухе. В сети с энтузиазмом сражались те, кто без тени сомнения верил, что Ниммитон не использовал автопилот, против тех, кто совершенно точно знал, что использовал, причем постоянно.
Между тем близилась Нинбурская игра, называемая также Гонкой восьми команд. Это двухдневное состязание в жарком Маруфе неофициально считалось репетицией Чемпионата Мира. Только, в отличие от Чемпионата, сюда еще нужно было попасть. С самого начала года все победы команд Высшей лиги учитывались в сводном рейтинге, и до участия в Нинбуру допускались только верхние восемь позиций. Болельщики Ниммитона и Дёрта могли не волноваться за своих любимцев: «МТА» занимала первую строчку рейтинга, «Галактика» вторую.
За дуэлью этих двух команд следили особенно пристально, и происходило это по многим причинам. «Галактика» – самая старая из существующих команд, прожившая долгую и полную побед жизнь под одним и тем же названием, с одним и тем же спонсором, почти не меняя своих цветов. «МТА» – молодая команда, существующая всего шестой год, но уже теперь обгоняющая опытного соперника.
Противостояние имело и некоторый национальный характер. «Космическая корпорация Галактика» издавна считалась олицетворением тертанской гравитехники, а Тертан всегда гордился своими технологиями. Тертан – это космос, а космос – это «Галактика», вот и все дела. Тертанцы считали своим долгом и делом чести болеть за «Галактику».
В то же время «Международная телевизионная компания» только именовалась международной, но штаб имела в Тарекси, владельцы ее были тарексийцами и политика – тоже тарексийской. Тарекси не могла похвастаться производством гравилетов, зато уверенно завоевывала первенство на медийном рынке. Эксклюзивное право на прямую трансляцию Чемпионата Мира стало первым шагом на пути к мировому господству в сфере телевидения. Постепенно «МТА» начинала так же олицетворять Тарекси, как «Галактика» – Тертан.
Разумеется, с волнением следили за происходящим не только тертанцы и тарексийцы, хотя этих болельщиков следовало бы назвать самыми яростными. Зрителям из других стран были не слишком интересны корпорации-монополисты, финансирующие их любимые команды. Жестокая дуэль должна была развернуться и между двумя конкретными гонщиками. Дек Дёрт со всей определенностью заявил, что эта попытка выиграть Чемпионат будет последней в его карьере. Его безнадежной борьбе за полосатую куртку сочувствовали очень многие, даже те, кто никогда за него не болел. Но именно в этот год Тэнс Ниммитон имел шанс завоевать третье чемпионское звание подряд, что стало бы мировым рекордом. Трехкратные чемпионы Мира, конечно, в истории бывали, но пока никто не смог взять три титула последовательно, без значительного перерыва. Любому, кто хоть немного понимал в спорте, становилось ясно, что эти двое будут биться насмерть.
В этих условиях никак не прекращающееся расследование в отношении Ниммитона пришлось ужасно некстати. Оно могло помешать исторической дуэли, событию, которого ждали с азартом и нетерпением. В то же время многие болельщики Дёрта мечтали о том, чтобы чемпион оказался дисквалифицирован и освободил путь их кумиру. Мир грависпорта лихорадило.
***
Дек Дёрт вместе с женой Аеной и дочерью Сэтти возвращался с прогулки домой. Дочь, девятнадцатилетняя студентка, ненадолго приехала домой с биологической станции, где проходила практику, и это она потащила родителей «немного проветриться».
Дек жил в элитном квартале, с заоблачными ценами на жилье, но, сказать по правде, эти дома мало отличались от прочих в городе. Это в далекие прежние времена строили особняки на одну семью, к тому же – фантастика! – на частных земельных владениях. Нынешние элитные дома были все теми же небоскребами, разве что квартиры побольше и дворы чуточку просторнее, но зато располагались они на самой окраине, по соседству с дикой природой. И с длинных галерей или смотровых площадок на крышах можно было любоваться не рядами одинаковых башен, а плавными лесистыми холмами до самого горизонта.
Солнце уже село. Но со стороны города темнота власти не имела, ее разбавлял свет фонарей и окон, превращая в серые сумерки. Зато по другую руку царила непроницаемая чернота. Семья шла по самой границе между уютной, понятной цивилизацией и тщательно восстановленной экологами первобытной дикостью. Мрачные деревья подступали вплотную к мощеной дорожке. Деку невольно вспоминались джунгли Катмонтэ, смеющийся огромный хищник, так что приходилось напоминать себе, что в лесах Тертана сроду подобных зверей не водилось.
Вдруг что-то метнулось прочь с дорожки, да не в лес, а к домам. Аена ойкнула и в ужасе попятилась. Дек мог ее понять: жена видела зверей только в зоопарках, за толстым и надежным стеклом. Пусть даже это существо могло уместиться в ладонях и явно спасалось бегством, страх цивилизованного человека перед диким животным инстинктивен. Так думал Дек, пока его дочь не всплеснула руками и не бросилась за зверем вдогонку.
Когда Дек немного успокоил жену, и они вдвоем догнали дочь, та уже сидела на корточках в темном закутке, где углом смыкались два дома. В этом углу жалось к стене нечто, напоминающее меховую кочку. Торчали треугольные ушки, блестели огромные круглые глаза, да еще отчетливо виднелись острые белые клыки в открытой пасти. Хотя в высоту это чудовище едва ли достигало двадцати сантиметров, выглядело все равно устрашающе.
– Это детеныш тука, – объяснила Сэтти. – Совсем еще маленький. Наверное, и охотиться еще не умеет. Как он сюда попал? Нет, его тут оставлять нельзя, пропадет.
Звереныш тем временем отчаянно шипел, иногда принимаясь рычать. Рычание таким высоким, детским голоском выходило смешное, неубедительное. Казалось, тук и сам это чувствовал, потому что старательно скалил клыки. Сэтти протянула к нему руку, но Аена взвизгнула:
– Ой, не трогай его! Он же тебя укусит! Он заразный. Тебе придется ставить прививки.
– Ма-ам! – Сэтти наполовину обернулась, чтобы глянуть на нее укоризненно. – Нам на станции и так ставят все прививки, сразу. Как, по-твоему, мы работаем с животными?
– Но он тебя все равно укусит, – не сдавалась Аена. – Ты посмотри, какой он злой!
– Он просто нас боится, – рассмеялась Сэтти – Он потерялся, а может, с его матерью что-то случилось, а тут еще мы, такие огромные. Защищается, как умеет.
«А ведь где-то я такое уже видел», – вдруг подумал Дек и усмехнулся про себя. До смерти перепуганный зверек, который старается казаться свирепым, а сам отчаянно нуждается в помощи. И вся эта показная злость – просто от страха, от растерянности.
Сэтти снова протянула руку, необычайно ловким жестом подцепила зверька под живот и прижала к себе. Удивительно, но хищник даже не огрызнулся. Съежился и принялся крупно трястись, не переставая рычать, но уже менее уверенно. Но укусить или вырваться не пытался, и Дек заинтересовался:
– Как ты это сделала? Почему он не кусается?
– Нужна уверенность, – ответила дочь, оглаживая вздыбленную шерстку. – Уверенность и движение навстречу. Я знаю, что хочу помочь, и он это чувствует. С ними только так и можно. Животные все чувствуют.
– Но он все равно рычит.
– Боится. Нельзя же перестать бояться вот так сразу. Но тут важно удивить, – Сэтти рассмеялась. – Он ждет, что его ударят, а я беру и глажу. Он ошеломлен и больше не может сопротивляться. Правда, со взрослыми животными такое редко проходит, – она вздохнула. – Те обычно первыми нападают. Но вот если раненое или больное, то тоже так можно.
Сэтти зашагала по направлению к дому, и родители потянулись за ней. Дек продолжил любопытствовать:
– И часто вам на станции приходится чем-то таким заниматься?
– Редко. Но бывает. Ну вот например, попадает хищник в ловушку. В яму свалится или запутается в чем-нибудь. Знаешь, от людей еще столько всего по лесам осталось! Рук не хватает убирать. Ну вот, находим мы такого зверя, а он отбивается изо всех сил. Иногда даже усыплять приходится, – стреляем такой ампулой из ружья. Но вообще стараемся без химии. В любом случае, получается не очень ласково. Когда и рогатиной прижимать приходится, и вообще по-разному. Но мне рассказывали, что после того, как ты зверя освободишь, он на тебя никогда не бросится. Даже если хищник и голодный. Смотрит такими круглыми ошеломленными глазами, а потом убегает.
Дек кивал, невольно начиная улыбаться. Ему казалось, что его посетила неплохая идея. Но тут очнулась Аена.
– Да куда же ты его тащишь? – почти испуганно спросила она у дочери.
– Пока домой. А потом увезу на станцию. У нас там есть поблизости несколько самок тука с детенышами, может, кто-нибудь его примет. А если нет, придется приручать. Научим охотиться, и пусть живет. Будет у нас на станции ручной тук.
– Животное – домой? – Аена пришла в ужас. – Кто же держит дома животных?
– Ой, да я же скоро улечу, – отмахнулась Сэтти. – Несколько дней потерпим.
Остаток пути они спорили о том, как можно содержать дома дикого зверя, чем его кормить, и куда, в конце концов, он будет гадить. Звереныш тем временем совсем притих, перестал не только рычать, но даже дрожать.
Дома, едва дочь опустила зверька на пол, он немедленно кинулся в угол и забился под декоративный столик. Укрытие крайне ненадежное, но другого он обнаружить не сумел. Тук съежился и принялся скалить зубы на Дека, который теперь испытывал к нему огромный интерес. Эта случайная жизненная метафора казалась необычайно точной. Злобный, умеющий постоять за себя хищник, попавший в незнакомую обстановку и вынужденный защищать свои интересы. Растерянный, напуганный, не доверяющий никому. Нуждающийся в помощи. И если удастся сейчас поладить со зверьком, то потом, возможно…
Дек сел на пол возле столика и осторожно протянул руку к носу зверя. Тот немедленно зашипел и ударил лапой. Снова охнула Аена. Дек задумчиво уставился на несколько капель крови, выступивших на пальце.
– Укусит, – проговорил он. – Непременно укусит. Но главное – решительность, верно, Сэтти?
– Конечно, – подтвердила дочь. – Не осторожничай с ним. Он думает, что ты его боишься.
– А в самом деле, с чего бы мне бояться такую малявку?
Дек решительно протянул руку, ухватил зверька за шиворот и усадил к себе на колени. Тот обреченно зажмурился и притих. Дек ладонью ощутил под взлохмаченной шубой тощее, костлявое тельце.
– Действительно, ничего сложного, – сказал он.
***
Нинбурскую игру всегда проводили на одном и том же поле. Но каждую зиму организаторы закрывали стадион на реконструкцию, добавляли несколько новых элементов, срывали несколько старых. Даже тем гонщикам, кто сражался здесь в прошлом году, приходилось приезжать на разведку.
Чемпион Мира и его верный помощник сидели в раздевалке стадиона на скамеечках у противоположных стен. Тэнс вязал, а Барнис на портативном компьютере просматривал его личную страничку, вслух зачитывая комментарии под записью об участии в гонке.
– Вот тут одна милая дама пишет: «Я обязательно приеду в Нинбуру, чтобы посмотреть на вашу победу».
– Отметь ее там, – хмыкнул Тэнс. – Хотя бы от себя.
– Давай я под твоим паролем зайду. Отмечу от твоего имени, ей всяко приятнее будет.
– Давай, – согласился Тэнс и назвал свой пароль. – Создадим иллюзию присутствия.
– Так-то оно лучше, – Барн ткнул пальцем в экран, проставляя отметку на записи, и принялся листать дальше. – Простых пожеланий удачи – раз, два, три… тьфу, слишком много, я собьюсь.
Он молча пролистал несколько сообщений, содержащих порядком уже надоевшую кличку «автопилотчик», нашел одну новую: «машинное приложение». На секунду задумался, видел ли Тэнс такую, но решил не спрашивать. Пропустил несколько выпадов из разряда: «Если бы у тебя была совесть, ты бы снялся с гонок».
– А вот еще: «Я всегда за тебя болел и всегда буду, и никакие грязные намеки не заставят меня поверить, будто ты нечестно играешь».
– И его тоже отметь, – улыбнулся Тэнс. Такой способ просмотра личной страницы ему определенно нравился.
В следующем сообщении Барн заметил прикрепленную картинку, увеличил ее и хмыкнул. Если бы не расследование, подобная злая карикатура тянула бы только на дружеский шарж. Неизвестный художник изобразил тактического менеджера «МТА» с пультом дистанционного управления в руках и высунутым от усердия языком. Под ним носились маленькие фигурки гонщиков. В обычной ситуации в картинке не было бы ничего обидного: Тожно и в самом деле управляет гонщиками, будто фишками на доске. Как и любой другой тактический менеджер, если уж на то пошло. Но теперь карикатура, несомненно, имела другой подтекст, и показывать ее Тэнсу не стоило.