========== Пролог. Герард и Родерик ==========
И если когда-то ты выберешь лес,
Когда-нибудь выберешь жить,
Мой сын, я не стану держать тебя здесь.
Я сам разорву эту нить.
Джио Россо.
Стин, сын Хайде, ушел с младшей дочерью Земли 14 лунных жизней назад.
Счастлив тот, кто боится, ибо только ему известно, каково это: столкнуться со страхом лицом к лицу, сломить его, пережить его и оставить позади. Бесстрашные люди ведут другие битвы, из которых не всегда выходят победителями.
Герард лежал в своём укрытии и прислушивался к звукам битвы, глухо доносившимся издалека. Земля под ним была тёплой, ласковой. Она не понимала, почему вокруг снова сражаются, почему сейчас всем не до сна и не до неги под лучами Солнце-Бога, стремившегося к горизонту. Юноша был легко ранен: воин герцога — мальчишка, который был чуть ли не моложе, чем он сам — оцарапал ему плечо, разодрав плотную ткань рубахи. Спустя мгновение этот сопляк, удивленный удачной атаке, упал на землю, пронзённый отравленной стрелой, и больше не встал.
Небольшие отряды Каспара и Родерика уводили людей герцога Вестфалии вглубь Тевтобургского леса. Герард отправил четверых друзей им на подмогу, а сам остался на месте, схоронившись за давно упавшим дубом. Он растирал в крошку лист клевера, бросал его и срывал новый, прося прощения у маленьких духов, оберегавших это растение. В любой другой ситуации он скорее покрывал бы круглые тёмно-зелёные листочки поцелуями, хотя и в это мало кто бы поверил.
Впервые в жизни Герарду было по-настоящему страшно.
Он чувствовал, что не вернется сегодня домой, и жалел, что не успел попрощаться с матерью и Каспаром. И с братом.
«Где же ты, Фальке, буря тебя забери?!», — до крови кусая нижнюю губу, нервно думал парень.
Трижды ухнул филин. Герард, услышав этот сигнал, напрягся, привстал и взялся за меч — единственное, что он унаследовал от отца.
Три раза. Плохо их дело.
Гнев и страх разрывали молодое сердце, но Герард оставался на месте. Кто-то должен был следить за деревней и замком герцога. Но Фридрих, кажется, выгнал всех, кого мог. Герард вспомнил, как когда-то отец говорил Каспару, что у них есть неведомый союзник, которого герцог ненавидит едва ли не сильнее, чем Лесных Последышей. Может, герцог сегодня захотел расправиться со всеми врагами? Герард сжал левую руку в кулак.
«Этому не бывать. Мы сильнее, чем ты».
Герард гнал навязчивые мысли, но они не уходили. Молодой язычник знал, где встретит ночь. Если вообще встретит. А хоть бы и не встретил.
Внезапно он услышал чье-то учащённое дыхание и быстрые шаги босых ног. «Неужели, Фальке, олух ты треклятый», — с раздражением подумал Герард, готовясь разразиться бранью на друга.
Но, тихо перескочив через поваленный ствол, рядом с ним сел не Фальке, а его брат. Он тяжело дышал и держался за левую ногу чуть выше колена. Из раны, прикрытой разодранной штаниной, лениво сочилась густая кровь.
— Что ты здесь делаешь, Родерик, буря тебя забери? — непонимающе спросил Герард, с трудом отрывая от низа своей рубахи кусок плотной ткани, чтобы перевязать рану брата. — Я ждал Фальке. Тебе нужно быть с Каспаром!
— Фальке уже никуда не придёт, — сплюнув в сторону, ответил Родерик и посмотрел на брата. Его тёмно-карие глаза горели отчаянным огнем. — Убили Фальке, а мы даже не смогли оттащить его в сторону. Их слишком много.
Герард, накладывавший повязку на ногу брата, остановился и зажмурился. Потом убрал длинные темные волосы с лица и продолжил своё занятие.
— Фальке, олух ты несчастный, — прошептал он, — да найдёт твоя душа своё дерево.
— Да найдёт его душа своё дерево, — бездумно повторил Родерик, а потом быстро заговорил, — мы потеряли слишком много людей за последнее время, и сейчас убили минимум семерых. Герард, нам не выстоять. Каспар боится отступать. Рыцари не пойдут в чащу Леса сами, но по следам они дойдут до нашего убежища. Да, женщины и дети должны быть готовы сорваться с места и уйти, но без нас им будет туго.
— Кого убили? — глухо спросил Герард, опустив голову.
— Клеттэ, Ахлф, Райф, Юрги, старик Ахе, Мильд и Фальке ушли сегодня к Духам и Богам, — Родерик помолчал и сказал, — я не знаю, что нам делать, брат. Похоже, что это конец.
Герард закрыл глаза. Он пытался думать, но мысли путались. Ему слышался смех Райфа, на ум приходили слова песен Юрги и Фальке, которые пытались привлечь внимание красавицы Грезэ. На плече он чувствовал руку старика Ахе, учившего его различать звериные следы.
«И с вами я не успел попрощаться. Ещё и обругал Фальке, когда тот уже спешил к праотцам. — с горечью подумал Герард, — Но брат прав. Мешкать нельзя. Нужно решаться». Он выдохнул и положил руку на плечо Родерика. Как когда-то отец, старик Ахе и Каспар. «Боги, сохраните Каспара и моего брата», — взмолился он.
— Я меньше всего хочу вести тебя на гибель, — медленно сказал Герард, — но у нас нет выбора. Нам нужно отвлечь их, брат. Тогда у Каспара будет шанс увести наших. Солнце уже клонится к закату, ночью рыцари здесь не останутся. Наши духи и Боги не позволят им.
Родерик тоже взял брата за плечо. В его глазах прежнее отчаяние мешалось с решимостью. Он, не уточняя, понял, что хотел сказать Герард. Они всегда понимали друг друга почти без слов.
— Как и отец… Но их было пятеро.
— Двое, пятеро… Есть ли разница, с кем умирать? — горько усмехнулся Герард.
— Мы пришли с тобой в этот мир друг за другом. Будет правильно, если и уйдем вместе, да?
— Да. Правильно. — Герард закусил губу. «Почему ты? Кто угодно, но только не ты! Боги, за что вы так с нами», — с отчаянием подумал он, но постарался взять себя в руки, — Мне страшно, Родерик. Но мы должны это сделать. Будь сильным, брат мой. Да хранят тебя Боги.
Герард в последний раз крепко сжал братово плечо, а после схватил меч и сорвался с места. Спустя мгновение Родерик услышал крики. Гортанные возгласы перемежались почти поросячьими взвизгами, и трудно было поверить, что так кричал один и тот же человек, его брат.
Родерику тоже было страшно. Это был далеко не первый бой для него, но впервые он почувствовал близость смерти. Он видел, как его друзья переставали дышать, он сам заставлял врагов прощаться с жизнью. Кажется, пришла его очередь.
Парень встал на ноги. Его брату нужна помощь. Он не оставит его одного.
Родерик глубоко вдохнул и громко запел одну из песен Фальке, их лучшего друга, доброго светловолосого парня с самым красивым голосом, грудь которого насквозь пробили копьем. Его убийца ненадолго пережил Фальке, сына Арлена. Знал ли он, каких песен лишил мир, метнув копье в последний раз?
Родерик бежал, не чувствуя боли в ноге, и пел, кричал разными голосами, смеялся так громко, как не смеялся никогда. Страх сменился яростной радостью, предчувствием последней битвы.
Два брата пытались выдать себя за небольшой отряд, рвущийся в бой с христианами, как несколько лунных жизней назад делал их отец, убитый самим герцогом. Такими были последние слова Орсо. Он шепнул их нашедшему его Фальке, когда Родерик и Герард уже увидели изуродованное тело отца.
Родерик выбежал на небольшую поляну, которая уже не была Лесом, скорее его порогом, подворьем, как со смехом звали его Лесные Последыши. За ним на поляну с разных сторон сбежались рыцари герцога Фридриха в доспехах, в крепких ботинках, с дорогим оружием. Они стояли против босого юнца в кожаном жилете поверх льняной рубахи, с мечом, давно стащенным из кузницы в деревне.
Родерику по-прежнему было очень страшно, но он слышал голос брата, который ругался всеми грязными словами, что только знал, и ему в то же время было очень спокойно. Он вступил в бой сразу с несколькими рыцарями, умело отражая атаки и уходя от ударов. Он даже успел смертельно ранить двоих воинов и легко задеть еще троих, прежде чем один рыцарь, высокий и крепкий, как старый бук, с силой толкнул его в грудь древком копья. Родерик услышал страшный хруст и свой собственный крик, разрывавший лёгкие, и упал на землю.
Дикая боль в груди затмила все его эмоции и мысли. Он не мог дышать. Враги обступили лежащего, и парень, собрав последние силы, ударил одного ногой в колено, резко поднялся и начал бить их голыми руками, уже ничего не понимая и ни на что не надеясь.
Где-то вдалеке весело кричал его брат.
Родерик опустил руки, которые были в крови, и посмотрел на верхушки деревьев, за которыми возвышались великие Эксерские камни. Ему казалось, что это мгновение длилось вечно. Но оно закончилось очередным ударом ногой в ботинке с тяжелой подошвой, пришедшимся ему в бок.
Родерик потерял сознание и не услышал, как вскоре оборвался и клич его брата.
Комментарий к Пролог. Герард и Родерик
Эксерские камни — группа скал в Тевтобургском Лесу, в Северном Рейне-Вестфалии. Она состоит из тянущегося с северо-запада на юго-восток на протяжении почти километра ряда колоссальных столбов и глыб песчаника, кое-где повалившихся и представляющих огромные, почти отвесные стены. https://holidaygid.ru/svyatilische-externsteine-magicheskaya-sila-drevnih-skal/
========== Глава первая. Волк и дева ==========
Он говорил: «Где скрылся ты?
Куда свой тайный путь направил?
Зачем мой брат меня оставил
Средь этой смрадной темноты».
А. С. Пушкин, «Братья разбойники».
И вот ночь, словно кровожадное чудовище, поглотила деревню. Она пришла из Леса и проникла в каждый дом, сунула свой длинный нос в каждую спальню. Она не осмелилась зайти лишь в замок герцога, и поэтому терпеливо стояла снаружи.
И замок не спал. Он жил бурной жизнью, не сравнимой с теми, какими жили обычные дома. Герцог Фридрих, муж средних лет с безумными глазами цвета угля и огненно-рыжей бородой, пребывал в ужасном расположении духа. Новости о живших в Тевтобургском лесу язычниках, перебивших немало людей герцога Вестфалии, разъярили твёрдого в вере христианина, способного на многое в минуты, когда безумие захлёстывало его живой ум. Отряд разведчиков существенно поредел после того, как прочесал тёмные буковые рощи, и даже гнев герцога не смог бы заставить выживших остаться ночью в Лесу.
Герцог со свирепым упоением наблюдал за тем, как его слуг пытали безмолвные жестокие палачи. Осуждая «варваров-язычников», идущих против истинной веры, веры в Сына Божьего, Фридрих нарушал все христианские заповеди, руками своих головорезов делая людей обесчещенными калеками или даже отнимая их жизни. Он жаждал зрелищ и кровавых мук, он желал видеть, как его люди истекают кровью, слышать, как они молят о смерти. Он был готов, великодушно кивнув, отдать приказ любому, кто будет стоять рядом. Приказ убить. Избавить от мук. Спасти. Отправить невинную душу в Царство Небесное и помолиться за её покой и отпущение всех её грехов.
Слуги боязливо жались друг к другу, опасаясь сделать лишний вдох. Мужчины прятали за своими спинами тихо плачущих женщин, которые молились о том, чтобы Фридриху не пришло в голову послушать детские предсмертные крики. Да, только малолетних детей не было той ночью в зале. Всех остальных под страхом смерти выгнали из их крохотных комнатушек, зазывая на «представления», как их называл герцог. Эти представления отвлекали правителя от неприятных новостей и предостерегали обитателей замка от сочувствия язычникам и последователям узурпатора Генриха, желавшего занять герцогский престол вместо Фридриха.
Люди со страхом и надеждой поглядывали на Олмера, советника герцога и его главного стражника, — молодого мужчину с мягким, будто руки молодой женщины, взглядом тёмно-зелёных глаз и ехидной ухмылкой, редко сходящей с лица рыцаря. Олмер замечал все умоляющие взгляды, но лишь загадочно прикрывал глаза. Он знал то, чего ещё никто не знал. Но когда Фридрих собственноручно начал пороть Эльзу, молодую кухарку, с которой тайно был обручён советник, тот скривился и одними губами что-то приказал стоящему рядом белокурому пажу, единственному ребёнку, находящемуся в холодном зале. Мальчонка, бледный, как смерть, сломя голову понёсся исполнять волю рыцаря. Олмер же не сводил глаз с тихо плачущей Эльзы, и по его безразлично-мягкому взгляду невозможно было понять, что в ту минуту он не в первый раз проклинал герцога Фридриха, не боясь Божьей кары…
Вскоре к Олмеру подбежал паж и, задыхаясь, что-то прошептал ему. Мужчина улыбнулся, вновь посмотрел на свою еле дышащую невесту и вплотную подошёл к Фридриху. Остановившись подле него, Олмер поклонился и громко сказал:
— Мой господин, я осмелюсь предложить вам посмотреть на подарок, что я приготовил.
Фридрих повернул голову и посмотрел на своего советника. Олмер невольно вздрогнул, ощутив на себе его безумный взгляд, но не перестал улыбаться. Не хватало ещё, чтобы пошли слухи… Олмер не терпел смеха над собой. Никто не поймёт, что советник побаивается гнева герцога в минуты его безумия. Никто и никогда.
— Давай свой подарок! Но если он мне не понравится, тебе не поздоровится. То, что ты мой лучший слуга не освобождает тебя от ответственности, Олмер, — криво ухмыльнувшись, прошептал Фридрих.
Олмер слегка поклонился:
— Разумеется, милорд, если вам не понравится мой маленький подарок, то я добровольно преклоню колени перед плахой.
Фридрих расхохотался. Его смех был неподходящим для высокого крепкого мужчины: пронзительно-визгливым, лающим, истеричным.
— Олмер, ты всегда был умницей, сколько я тебя знаю! Но я начинаю терять терпение!
Фридрих выронил хлыст, которым он бил бедняжку Эльзу и, легонько толкнув её ногой, сел на свой трон, как ни в чём не бывало закинув ногу на ногу и поправив спадающие на лицо спутанные длинные рыжие волосы. Олмер быстро поднял кухарку на руки и отнёс измученную девушку в свои покои. Когда он вернулся, подарок был уже на месте.
Посередине зала стояла небольшая клетка, которую принесли поджарые слуги Олмера. Внутри неё, прикованные кандалами к решётке, полусидели двое парней. Совсем молодые, не старше семнадцати лет, бледные и измученные, но всё равно наделенные чужой, непривычной красотой. Кухарки, молодые ткачихи, служанки и другие женщины замка забыли, как дышать, глядя на пленников, и, потеряв бдительность, начали выглядывать из-за спин мужчин, кривившихся от такого внимания к молодым язычникам. Все поняли, что разведчики пленили братьев, пришедших в мир один за другим. Они были пугающе похожи друг на друга: оба темноволосые, явно высокие, худые, но в их закованных в кандалы крепких руках чувствовалась сила. Большие карие глаза горели на узких лицах, покрытых ссадинами и синяками.
Но что-то всё же различало их. Олмер, желая продолжить «представление» Фридриха, велел пленникам изображать диких животных, запертых в клетку. Один рычал, гремел кандалами по решётке, изворачивался, как гадюка, чем очень забавлял Фридриха. Второй же издавал тихие и короткие рыки только тогда, когда ловил на себе устрашающие взгляды Олмера. Он выглядел более измученным, чем брат: время от времени начинал глухо кашлять, и его лицо кривилось от боли. Фридрих, просмеявшись, вскинул глаза на Олмера. Тот вновь учтиво поклонился. Потом герцог перевёл безумный взгляд на своих людей. Те поспешно засмеялись, изображая веселье.
— Что за зверушек ты привёл к нам в дом? — спросил герцог своего верного рыцаря.
— Они отказываются называть свои имена. Но их поймали несколько часов назад в Тевтобургскому лесу, очень близко деревне. Мы не знаем, кто они: одни из повстанцев узурпатора Генриха или же фанатики, молящиеся на деревья. Но судя по тому, что они приняли наш удар на себя во время битвы с язычниками, об узурпаторе можно сегодня забыть.
Среди палачей прокатился смешок. Один из братьев с ненавистью посмотрел на Олмера и снова закашлялся. Второй, опустив взгляд, что-то шептал, еле шевеля губами.
Фридрих сузил глаза и быстро спустился с трона. Он подошёл к клетке и наклонился к тому из пленников, что охотнее исполнял свою горькую роль:
— Эй ты, воин!
Пленник поднял голову, быстро посмотрев на своего соседа, тряхнул спутанными тёмными волосами и сказал: