– Предполагаем, – равнодушно произнес первый незнакомец. – Пока этого должно хватить.
– Хорошо. – Опять пауза. – Так ты думаешь, это охотники? Я слышал, что…
Шаги прошуршали неуютно близко, у самой двери. Давьян шмыгнул прочь. О чем бы ни шел разговор, он не предназначался для его ушей, а звучал слишком серьезно, чтобы так просто перебивать.
Несколько минут Давьян побродил по коридорам, беспокойно ломая голову над услышанным. Нападения на школы? Он знал, что такое случается – охотники выслеживали и убивали одаренных поодиночке, поймав на нарушении закона, но, случалось, били и по крупным мишеням. Иной раз нападали местные жители, решив избавиться от близкого соседства с владеющими сутью. Однако в последние месяцы Давьян не слышал о крупных побоищах, о каких толковал незнакомец.
Наконец мальчик со вздохом признался себе, что услышал слишком мало. Конечно, если это касается его и других учеников, старшие их предупредят.
Вскоре Давьян решил, что выждал достаточно и можно повторить попытку, и действительно, вернувшись к блюстителю, нашел дверь широко открытой. Тален был один – перебирал какие-то записи, закатав рукава и сбросив голубой плащ блюстителя на спинку соседнего стула. Когда Давьян остановился перед его столом, Тален снял очки для чтения и выпрямился.
– А, так госпожа Алита тебя все-таки отыскала? И, как я вижу, не порвала в клочки, – с улыбкой в голосе заговорил он.
Уголки рта у Давьяна полезли вверх, едва он с облегчением понял, что Тален не станет возвращаться к событиям прошлой ночи.
– Я подожду радоваться, пока учителям не будет сказано, почему пусты обеденные тарелки, – сдержанно отозвался мальчик.
– Разумно, – усмехнулся Тален и жестом подозвал Давьяна к сундуку в углу комнаты. Этот жест открыл взгляду татуировку на его правом предплечье. Давьян, как всегда при виде метки блюстителя, сдержал дрожь. Выглядела она так же, как у него: мужчина, женщина и ребенок в круге, но если у одаренных метка возникала сама собой при первом же применении сути, то блюстители свою выбирали добровольно. И метки блюстителей всегда были окрашены в красный, а не в черный цвет. От этого они походили на клейма, словно были выжжены на коже.
– Давно мне не приходилось их на тебя надевать, – заметил Тален, открывая верхний ящик.
Давьян содрогнулся.
– Меня реже других посылают за стены… Ума не приложу почему, – добавил он, не скрывая сарказма.
Тален оглянулся на него через плечо.
– Из желания тебя защитить, Давьян. Я бы на их месте поступал так же. Тут нечего стыдиться. – Он поскреб у себя в бороде. – Кстати говоря, ты, насколько я знаю, обычно ходишь не один. Если хочешь, я мог бы попросить старшего Олина найти тебе спутника.
Давьян замотал головой.
– Три года прошло. Мне уже не требуется особого обращения. Ни от кого, – с намеком добавил он.
Тален вздохнул.
– Верно. В общем, верно. – Он вытащил из ящика руку, в которой зажал незамкнутый обруч из скрученных ониксовых полос, отполированных так, что Давьян видел в них искаженное отражение своего лица. – Протяни руку. Только прежде лучше сядь.
Давьян пожал плечами.
– Никогда не замечал, чтобы она на меня особенно действовала.
Тален усмехнулся.
– И все же. Я не раз слышал эти слова от учеников, удивлявшихся потом, почему я не потрудился поймать их, когда они падали. И от старших тоже не раз, только им не рассказывай, что я сказал.
– Согласен, – ухмыльнулся Давьян и послушно сел на стул, вытянув левую руку и подставив запястье с татуировкой. Он поежился, когда Тален прижал к его метке открытые концы дуги, и вздрогнул, чувствуя, как обруч вплавляется в тело, как ледяной металл ползет по коже и смыкается в кольцо, обхватив предплечье. Все это заняло лишь несколько секунд.
Давьян встретил пристальный взгляд блюстителя. – Не спеши, – посоветовал тот.
Мальчик покачал головой.
– Всё в порядке.
Большинство одаренных довольно мучительно переносили окову: она вызывала сонливость, головокружение, у некоторых – тошноту. Давьян же ощутил лишь небольшую слабость и утомление, словно холодный металл отобрал час или два ночного сна. И даже это могло быть игрой воображения, учитывая, как он вымотался.
Прежде мальчик всегда считал это даром судьбы, но сегодня поймал себя на мысли, что такое отличие – совсем не подарок.
И все же… Давьян чувствовал, как холодный слой чего-то под кожей охватывает его и вытягивает силы. Устройство наконец заработало.
Он встал под пристальным взглядом Талена и провел по окове пальцем, проследив врезанный в холодную сталь узор.
– Я иногда удивляюсь, зачем она мне, – проговорил он с тенью обиды в голосе. Тален поднял бровь, и Давьян, заметив это движение, фыркнул:
– Не волнуйся, я не оспариваю договора. Я просто о том, что и так не могу использовать дар. Все эти догмы пока не имеют ко мне отношения.
Тален поморщился, но лицо его разгладилось так быстро, что мальчик усомнился, не померещилось ли. Затем блюститель сочувственно кивнул.
– Конечно. И все равно, – он опустил ладонь на плечо ученика. – Именем четвертой догмы, вернись в школу, как только закончишь дело.
Давьян закатил глаза, ощутив слабое тепло в левом запястье: догма возымела действие. Сам договор был довольно сложен: ряд поправок и дополнений к законам Андарры, но по-настоящему связывали одаренных не он, а догмы. После того как на коже у них проступала метка, они оказывались физически н еспособными нарушить клятву, принесенную пятнадцать лет назад Стражу Севера. Тален, воззвав к четвертой догме, вынудил Давьяна исполнить приказ.
– Это обязательно? Тален поднял бровь.
– А ты ждал, чтобы я дал такому баламуту шанс сбежать?
Давьян слабо улыбнулся и покачал головой.
– Хорошо, я зайду после возвращения.
Слабое беспокойство ужалило его уже во дворе: с утра у мальчика не было времени задуматься, но сейчас он впервые за много месяцев остался один. И, как бы ни храбрился он перед Таленом, со спутником ему было бы спокойнее.
Так, впрочем, бывало всегда. Нельзя, чтобы его прошлое – его страхи – без конца доставляли всем неудобства.
Он впряг школьную лошачиху Джени в шаткую старую тележку для припасов. Джени была смирной и, как всегда, покорно дала себя запрячь. Давьян рассеянно отметил, что во дворе привязаны еще три лошади, а обычно не бывало ни одной. Кони принадлежали таинственным гостям, чей разговор с Таленом он, по всей видимости, и подслушал.
Быстро собравшись и набрав в грудь воздуха, чтобы овладеть собой, он мягко дернул вожжи и направил Джени к Каладелю.
Глава 3
На дороге было тихо.
Давьян не погонял Джени и шел шагом, пиная подворачивающиеся под ногу камешки и наслаждаясь греющим спину солнцем. Эту – одинокую – часть пути он любил больше всего. Стежка над обрывом была до войны большой дорогой, но с тех пор запустела, камни мостовой растрескались и раскрошились – природа брала свое, – в каждую трещинку лезла трава. Правда, она оставалась кратчайшим путем на север и для горожан, но проходила всего в сотне шагов от школы, и потому этой дорогой ходили одни одаренные.
Впрочем, скоро Давьян свернул, и за поворотом открылся вид на живописный городок Каладель, примостившийся между искрящимся морем и холмами.
Давьян вздохнул.
Его, спускавшегося по улицам с Джени и тележкой, сторонились прохожие. Несколько соколятников и купцов торговали на улице, но его не окликали. Знали, что у него нет для них денег – и, хуже того, заприметь его кто у прилавка или в лавочке, другие клиенты стали бы обходить заведение стороной.
Давьян и сам не поднимал глаз, старался не встречаться взглядами с обходившими его горожанами. Он много раз бывал в Каладеле, но настороженные, а порой и презрительные взгляды все еще причиняли боль. Вскоре мальчик поймал себя на том, что сутулится, как будто улицы давят ему на плечи. Он поспешал от цели к цели, стараясь держаться как можно незаметнее.
С покупками сегодня все шло гладко. Прежде случалось, ему отказывались продавать или запрашивали непомерную цену. В таких случаях Давьян знал: лучше вернуться в школу с пустыми руками, чем поднимать шум. Но в это утро, к его облегчению, торговцы хоть и держались холодно, но не отказывались торговать. Мало кому хотелось быть пойманным на торговле с одаренными, но школа была крупным закупщиком, а когда под конец дня подсчитываешь выручку, монетка от одаренного оказывается не хуже других.
И все равно Давьян не без облегчения подвел Джени к маленькой темноватой лавке, последней в его списке. С ее хозяином он не раз имел дело и не ждал неприятностей.
– Добрый день, хозяин Дэль, – почтительно поздоровался он, входя.
Мясник был тощ, не старше сорока и отрастил пушистые усы, скрывавшие его узкое лицо.
– Доброго утречка, парень, – равнодушно отозвался он. Никто из лавочников не трудился запоминать имена одаренных, с которыми имел дело, но Дэль был неизменно вежлив, чем выгодно отличался от большинства.
Давьян протянул ему листок.
– Здесь все перечислено.
– Все имеется, – кивнул хозяин, изучив список. За спиной у Давьяна звякнул колокольчик над дверью – вошел новый покупатель. Мясник поднял взгляд и мигом переменился.
– Убирайся, – рыкнул он, став будто вдвое выше ростом. – Мы тут таких не обслуживаем.
Давьян подумал было, что приказ относится к нему;
кое-кто из торговцев обслуживал одаренных, только если никто этого не видел. В таком случае Давьян попросту обошел бы с Джени лавку и ждал хозяина у черного хода.
Но мясник смотрел ему за спину. Оглянувшись, Давьян увидел незнакомого юношу годами пятью старше него, застывшего в дверях. Даже в полумраке видна была черная паутина жил, разбегавшаяся по его лицу от глаз.
Незнакомец не двинулся с места, и хозяин помрачнел пуще прежнего.
– Ты меня слышал! – зло бросил он.
– Я хотел только…
Не успел Давьян опомниться, как в руке хозяина возникла крепкая дубовая палица и тощий мясник выдвинулся из-за прилавка.
Тогда тень повернулся и рванул – только колокольчик звякнул вслед.
Хозяин Дэль тут же стал деловитым, словно ничего и не случилось.
– Извиняюсь.
– Да… ничего, – проговорил Давьян, постаравшись не выдать изумления. И снова оглянулся на дверь, помедлил, вспомнив Лихима. Он понимал, что лучше бы ему прикусить язык.
– Так ты теней не обслуживаешь?
Мясник ответил презрительным взглядом.
– Ни один уважающий себя лавочник их не обслуживает, и, судьбы меня побери, мне плевать, как там заведено в Илин-Иллане. Вас, одаренных, я, может, и недолюбливаю, но дело есть дело, и торгуй я только с теми, кто мне по нраву, был бы нищим. Но тени… – он огляделся, словно искал, куда сплюнуть. – Наслышан я о них и об их Шадрехине. Те дела, злые дела, которые они затевают… Ну, не всякую сплетню можно пропустить мимо ушей. Всему должна быть граница.
Давьян надеялся, что лицо его ничего не выдает. Он впервые слышал о Шадрехине: обычное дело, школа была отрезана от долетавших из столицы слухов; но этот слух слишком походил на обычную страшилку, а их блюстители распространяли охотно.
Впрочем, в лицо хозяину лавки этого не скажешь. А если скажешь, только того и добьешься, что выставят за дверь, а школа лишится надежного поставщика.
– Может, они не все такие, – заметил он по возможности кротко. – Большинство стали тенями просто потому, что не сумели пройти испытание. Ничего дурного они не сделали. Просто Толы не позволяют им остаться среди одаренных, а договор не позволяет уйти, пока они полностью не лишены способностей. Просто им… не повезло.
Мясник помрачнел, будто вспомнил, с кем разговаривает. И вместо ответа угрюмо сверкнул глазами.
После этого Давьян прикусил язык.
Вскоре он уже выходил из лавки, а мясник, возвративший себе обычное хладнокровие, указывал ему, как лучше подвезти тележку к черному ходу. Давьян, выйдя, поискал тень взглядом, но юноша скрылся. Давьян с раскаянием подумал, не надо ли было сильнее за него заступиться. Бесполезно и даже глупо было бы навлекать на себя неизбежный гнев хозяина лавки. И все-таки…
Мясник Дэль помог ему закрепить последнюю покупку и скрылся в лавке. Давьян взялся за поводья.
Что-то маленькое пролетело над его плечом всего в нескольких дюймах от лица.
Он развернулся как ужаленный и увидел в начале проулка компанию: мальчиков, годами двумя моложе его, лет четырнадцати на вид. Все они ухмылялись до ушей, радуясь его замешательству. Один перебросил из руки в руку новый камень и посмотрел взглядом, какой Давьян подмечал у высмотревших мышь котов.
– Прости, кровопивец, никак, рука сорвалась, – разыгрывая невинность, проговорил мальчишка. Остальные захохотали.
Давьян стиснул зубы, проглатывая колкий ответ. «Кровопивец». Он знал, что одаренных часто награждают этой кличкой, но в свой адрес слышал редко.
– Что вам нужно? – беспокойно спросил он. К враждебности и прямым оскорблениям он привык, но здесь ему чудилось что-то… большее.
Мальчишка, заговоривший первым – явно вожак стаи, – улыбнулся ему, взвешивая камень на ладони.
Беспокойство Давьяна стянулось в острие паники;
на миг все вытеснило воспоминание трехлетней давности, как он пришел в себя, не в силах шевельнуться от множества ран. Он готов был бежать, бросить покупки. Все эти мальчишки были меньше него, но окова отнимает силы, а в открытой драке выйдет пятеро против одного.
Кроме того, ему нельзя было ввязываться в ссору. Блюститель его слушать не станет, сочтет заводилой драки, как бы там ни было на самом деле.
На главной улице мелькнул голубой плащ.
– Блюститель! – возопил Давьян, стараясь, чтобы голос не выдал отчаяния.
Блюститель, заслышав крик, придержал шаг, повернул голову в сторону переулка. Этот был молод, лет тридцати. Его взгляд с холодным любопытством охватил сцену.
Затем он отвернулся и пошел дальше, почти сразу скрывшись из вида.
Мальчишки после окрика заколебались, но теперь нахальство вернулось к ним.
– Кричи громче! – с издевкой процедил один.
Вожак сунулся ближе.
– Где ты нажил такое уродство, кровопивец? – мальчишка с ухмылкой провел пальцем по своей щеке, намекая на шрам Давьяна.
Одаренный повернулся, хотел бежать – и кровь отхлынула от его щек, когда он увидел другую толпу, отрезавшую его от дальнего конца переулка.
Задира продолжал:
– Похоже, ты побывал в драке. А кровопивцам драться не положено, знаешь ли.
– Несчастный случай, – сухими губами выдавил Давьян. – Давний несчастный случай, – повторил он, сдерживая дрожь в голосе. Руки у него тряслись, он сам не знал, от страха или от гнева. Мальчик изо всех сил изображал безразличие: – Извините, но мне в самом деле пора идти.
Он хотел обогнуть одного из задир, но мальчишка шагнул в сторону, загородил дорогу и оглядел его с улыбкой, не отражавшейся в глазах.
– Напав на меня, вы нарушите договор, – отчаянно напомнил Давьян, снова шагнув вперед. На этот раз мальчишка оттолкнул его с такой силой, что Давьян растянулся навзничь, задохнувшись от удара. Вожак склонился над ним, близко, нос к носу.
– Я что, похож на блюстителя? – прошипел он с жадной злобой в глазах.
Давьян напрягся, ожидая первого удара.
Вместо удара донесся мужской голос с главной улицы, и мальчишки вдруг брызнули врассыпную, оставив его лежать на согретом солнцем камне.
Приближающегося человека Давьян скорее почувствовал, чем увидел. Сердце еще колотилось. Он поднялся на ноги и приготовился к защите.
– Спокойно, паренек, я тебя не обижу. – Человек успокаивающе повел рукой, голос звучал мягко и озабоченно. Давьян прищурился. Вроде бы знакомый голос, но этого человека он видел впервые: средних лет, тощий, сухой, как проволока, лет сорока с небольшим или, может, скорее пятидесяти. Он смотрел поверх маленьких круглых стеклышек, и очки придавали ему вид добродушного рассеянного ученого.