Всего было пять Койгреах. Они были вооружены – я нет. Но у меня было то, чего не было у них. Я присвистнула. Несколько птиц закружилось над поляной. Издала гортанный крик, похожий на карканье вороны. Три птицы спикировали вниз. Схватив в клювы большой кусок оленины, лежавший на повозке, они бросились прочь. Трое пограничников погнались следом. Я выждала недолго, пока солдаты уйдут достаточно далеко, и рывком бросилась туда, где было свалено ворохом моё снаряжение.
Оставшиеся двое солдат рванули мечи из ножен и кинулись мне наперерез. Я была быстрее. Когда первый из них занес меч, чтобы нанести удар, копьё уже оказалось в моих руках, и я блокировала атаку. Следующим выпадом я ранила лунного в правое плечо. Солдат вскрикнул и выронил оружие. Второго пограничника, бросившегося на помощь товарищу, я подсекла длинным древком под колени. А когда он грохнулся на землю лицом вниз – припечатала древком в затылок. Койгреах дернулся и затих. Я метнулась к своим вещам, подхватила их… И тут на поляну вернулись те трое, что помчались отбирать мясо у птиц. Довольно быстро оценив положение, Койгреах двинулись в мою сторону. Расклад был явно не в мою пользу. Но сдаваться я не собиралась. Койгреах окружали меня грамотно, медленно отжимая к краю поляны. Наконец, я почувствовала, что моя спина прижалась к шершавому древесному стволу. Подойти ближе Койгреах не могли – мое копье было длиннее их мечей, а управляться с ним я за годы скитаний научилась отлично. Однако противостояние все равно играло на руку им, а не мне. В любой момент кто-то еще мог появиться на поляне.
Я свистнула, призывая птиц, и обычно дружелюбные лесные певуны коршунами кинулись на солдат, так и норовя клюнуть их в темечко, в лицо, во вскинутые в защитном жесте руки. Я приказала птицам вонзить когти во врага.
Пока птицы подгоняли солдат под моё копьё, я нанесла удар, и один из солдат рухнул на землю. Я кинулась на врага, рассчитывая двумя быстрыми ударами добить его.
Теперь у меня появился шанс. Вновь подхватив брошенное на землю добро, я повернулась, чтобы помчаться в лес… и напоролась на неподвижно стоявшего Вельда.
Тёмные волосы Койгреах были заплетены в свободную косу, слегка колыхавшуюся на ветру. Короткие пряди у висков скрепляли серебряные гребни. Чёрный плащ, почти целиком скрывавший фигуру, удерживала брошь в виде сокола. Если в темноте он казался частью ночи, окружавшей нас, то теперь его вид никак не подходил к обстановке.
Лёгким движением руки, с постыдной для меня, как для охотницы, небрежностью он спеленал меня паутиной заклятья, а после перевел взгляд на растрепанных солдат. Птицы уже оставили их в покое. Те двое, которых я вывела из игры первыми, поднялись на ноги. Один сжимал окровавленное плечо. Второй держался за затылок. Вельд смерил их презрительным взглядом, а потом обернулся ко мне.
– Не успела убежать далеко? – спросил он.
Я усмехнулась, подтверждая очевидное.
– Не успела.
Вельд глянул на мои вещи.
– Ваши девушки были умнее тебя. Они спасали жизнь, а не имущество.
Я не обиделась. На такие вещи я давно разучилась обижаться.
– Девушкам было куда идти без оружия. Мне без оружия не жить.
– Интересно, – лицо Койгреах на миг оживилось и снова скрылось за маской равнодушия, – но здесь ты оружие носить не будешь. Ты на моей земле – и здесь мои законы. И ты здесь – моя. По закону эльфов Луны трофей принадлежит победителю. Будь то золото, зверь или человек.
Я задумчиво смотрела на него. Я не могу представить, чтобы один человек принадлежал другому. Подчиняться – это я понимаю. Подчинение необходимо, чтобы был порядок. Я с радостью слушалась старейшин клана, пока он у меня был. Но никто и никогда не пытался заставить меня принадлежать.
– По закону эльфов Койдвиг Маур, – сказала я, – земля не принадлежит никому. И если ты хочешь, чтобы я служила тебе, докажи, что твой клан сильнее моего, что твоё место в клане выше.
– А это разве не доказательство? – Вельд прищурился, и наложенные им магические путы стянулись крепче. – Ты пленница. Ты дралась. Ты проиграла. Твое оружие – мое оружие, – Вельд протянул руку и стиснул сильными пальцами мою шею. – Твоя жизнь в моих руках. Твое тело принадлежит мне. Надеюсь, это понятно? Теперь ты примешь мою волю?
Я вздрогнула, услышав древние ритуальные фразы. Конечно, этот дикарь Койгреах немного переврал их, но я слышала эти слова слишком часто, чтобы с чем-то спутать. Каждый хранитель, который принимал меня в клан, произносил эту знакомую каждому эльфу Койдвиг Маур формулу. И все они после от меня отказались. Теперь я слышала те же слова от дикаря, который и знать их не мог. Не мог… И все же произнес… А мои губы ответили сами собой:
– Я принимаю.
Вельд
Наглость ее не знала предела. Что-то пробормотав в ответ на мои слова, дикарка наконец перестала брыкаться в магических путах и теперь стояла и улыбалась, как ненормальная. Ни один лунный эльф не смел вести себя так со мной. Не смел говорить со мной подобным образом. Ни один пленник не смел просто стоять при мне на ногах, а не на коленях. Но дикарка бросала мне вызов, и мне это нравилось. Если бы только у меня не было других проблем…
– Почему не убила меня ночью? – спросил я, резко поворачиваясь к Альдэ. Она непонимающе посмотрела на меня. Я вытянула из-за пазухи потерянный нож. – Я нашёл его возле покрывал.
Она моргнула.
– Я забыла, – сказала дикарка тихо, и я расхохотался, отпуская её на волю и одновременно отбирая копье, которым она, как оказалось, владела весьма ловко.
Первый раунд остался за ней, и мне это не нравилось. Будь я у себя дома, каменный каземат и плети быстро решили бы дело. Но здесь у меня была лишь магия и тонкие стены шатра. А ещё у меня оставалось очень мало времени до того, как отправиться в новое патрулирование. Я приказал пленнице взять доспех и отнести в шатёр. Дикарка подчинилась. Кажется, даже обрадовалась. Напоследок пригвоздив взглядом пятерку солдат, которые пытались посягнуть на мой трофей, я отправился следом.
В шатре я усадил свою дикарку на покрывала и подлечил ей отвратительный синяк на скуле, который расцвёл на её лице с утра. Она не сопротивлялась. Даже тянулась к моим рукам.
– Всё, – я в последний раз провёл пальцами по коже, не желая их убирать. – Ты умеешь обращаться с животными?
Альдэ кивнула.
– Будешь следить за моей виверной. Её нужно чистить каждый день и давать ей дичь – только не забывай освежевать! Иначе Вернель не станет есть! А чтобы тебе больше не хотелось сбежать… – я достал из складок между одеялами ларец и открыл его, удерживая крышку так, чтобы Альдэ не увидела содержимое раньше времени. Извлёк оттуда гибкую серебряную полоску с замком в виде сокола и быстрее, чем мой трофей успел шевельнуться, защёлкнул у неё на шее.
Она тут же схватилась за горло и закашлялась. Я мысленно слегка растянул ошейник.
– Так?
Глаза дикарки сверкали обидой и непониманием.
– Где бы ты ни была, если я прикажу… – я опустил веки, подтверждая сказанное мысленным приказом.
Альдэ вскрикнула. Открыв глаза, я увидел, что её кожа рядом с ошейником слегка дымится, и опустил руки ей на горло, снимая боль.
– Если я прикажу, ты умрёшь.
Альдэ
«Зачем?» – билось в груди. Я не сопротивлялась. Да и как я могла? Этот лунный принял меня в клан, я присягнула ему на верность, приняла его закон. Да и до того я была согласна… Почти согласна… Почти на все… Теперь у меня был клан. Маленький, состоявший всего из одного эльфа, но от этого на душе становилось тепло. Причем, если тепло там, в далёкой стране, о которой я мечтала, отправляясь в путь, про которую думала, что там все эльфы живут счастливо, было призрачным, то тепло здесь, то тепло, которое дарил мне Койгреах – было живым и настоящим. Только на каждом шагу оно превращалось в обжигающее пламя.
– Ты можешь осмотреть лагерь, – сказал Койгреах, вставая, – но в этом нет смысла, через два дня мы снимемся.
– И что потом? – мрачно спросила я. А кто бы на моём месте радовался металлическому ошейнику с подогревом?
– Потом мы снова пойдём вдоль границы. Пока через неделю не доберёмся до такого же лагеря.
– Бессмысленно. Ради чего? Чтобы поймать ещё несколько несчастных?
– Вроде того, – злая улыбка заиграла на губах Койгреах. – Я буду рад, если мы прекратим ходить туда-сюда. Но пока такого варианта нет.
Он помолчал, а затем добавил.
– Твой народ тоже кочует. Ты должна была привыкнуть.
– Мой народ кочует, когда того требует природа. Сейчас природа настойчиво говорит – пора найти укрытие в пещерах и переждать зиму.
– Точно, – Вельд отвернулся. – Но мой брат требует другого. Ладно, – он встал, – оставайся здесь или уходи, но к закату ты должен быть в моём шатре, иначе испытаешь боль.
Я воспользовалась его предложением и остаток дня провела, изучая окрестности.
Жизнь в лагере шла своим чередом.
Кто-то ухаживал за конём, кто-то чистил меч или шлем. Один измученный эльф перевязывал белой лентой ссадины на стоптанных ногах, другой смазывал обнажённое тело кунжутным маслом. Кто-то латал ботинки или пришивал подошвы к сапогам, кто-то чинил одежду или писал письмо домой. Несколько эльфов, собравшись в кучу, играли в кости прямо на траве и сплетничали, то и дело поминая незнакомые имена.
– Говорят, скоро нас назначат сопровождать караван, уходящий на восток, – услышала я голос одного, но дослушивать не стала.
Меня не столько интересовали солдаты, сколько животные и погодные знаки. Скоро должны были начаться заморозки. А потом подкатит веселый Йоль… Празднуют ли его Дети Луны?.. На глаза пограничникам я почти не попадалась, но те, кто встречал меня, обходили по широкому кругу, будто прокажённую, только завидев ошейник. К такому обращению я давно привыкла и не слишком удивлялась. К закату, как и приказал Вельд, я вернулась. Койгреах сидел на одном из сундуков, широко расставив ноги, на его предплечье устроился серый сокол. Оба были мрачны.
– Раздевайся, – бросил он, едва я показалась на пороге. Я замерла, как вкопанная. Такое не приказывают. В этом я была твёрдо уверена. О таком можно лишь просить.
Пока я открывала и закрывала рот, Вельд шагнул к насесту и ссадил сокола на него.
– Я сказал что-то непонятное? Раздевайся!
– Нет.
Вельд не стал спорить. Резко развернувшись, он приблизился и рванул в стороны ворот моей рубахи. Холодок прошёлся по груди, а следом – жёсткие цепкие пальцы. Так же бесцеремонно он сдернул вниз мои брюки. Я попыталась отвести его руки, но они налились нечеловеческой силой. Всё же я отбросила его назад, но и сама полетел следом, увлекаемая его рукой. Вельд скинул меня на шкуры, перевернул на живот и вывернул руку за спину. Я рванулась, но без толку.
– Ты будешь делать, как я скажу, – прозвенело у самого моего уха. Его рука нырнула между моих бедер и огладила внутреннюю сторону.
Проклятье. Даже сейчас эти касания были приятны и несли тепло.
– Нет, – выдохнула я, хотя тело прогибалось, позволяя Койгреах делать всё, что он хочет.
Вельд приподнял мои бёдра, заставляя плотнее прижаться лицом к ковру, и резко вошёл. Боль заполнила тело, ещё не исцелившееся после вчерашней ночи. Я сжала зубы. Вельд начал двигаться, с силой сдавливая мои бёдра пальцами. Руку мою он уже не держал, но сил отбросить его не было. Я не понимал, за что он поступает со мной так. Меня будто наказывали, но за что? И разве можно наказывать этим? Пытаясь сдерживать рвущиеся из груди стоны, я уже жалела, что не убила Вельда прошлой ночью, пока у меня был нож. Теперь в случае его смерти ошейник мог обернуться для меня чем угодно. Движения Вельда замедлились, и его руки скользнули вдоль моей спины ласковыми расслабляющими движениями.
– Зачем?.. – выдохнула я, невольно подаваясь навстречу. Я презирала себя, но понимала, что тепло, которое он мне дал, стоило любой боли. Но… Но зачем же так?
Руки Вельда прошлись по моим бокам и, подхватив меня поперек живота, заставили распрямиться. Теперь моя спина целиком прилегала к его крепкому торсу. Грудь Вельда тяжело вздымалась, я чувствовала это спиной, а ладонь легла мне на промежность и принялась играть со мной. Задвигалась в рваном ритме, а губы Вельда коснулись плеча.
Что за извращённую пытку придумал он… Доставлять удовольствие, чтобы причинить боль. И причинять боль, чтобы затем заменить её удовольствием. Койгреах пару раз прошелся рукой по моему животу, шепнул что-то мне в ухо, и я почувствовала, как меня заполнило его теплое семя. А через мгновение оказалась на одеялах – одинокая и ненужная, как рыба, выброшенная на берег приливом. Это было больнее того, что ощущало тело. Но куда большая боль ждала меня впереди.
Вельд
Сокол вернулся ни с чем. Он не сумел и близко подлететь к замку, где жил род моего настоящего, к сожалению, уже давно мертвого отца. Почему – я понять не мог. Это привело меня в ярость. Уже не первый день я был близок к тому, чтобы начать крушить всё вокруг, а теперь плотина внутри меня рухнула – именно в тот момент, когда этот проклятая дикарка сказала: «Нет». Гибкое тело извивалось в моих руках, пробуждая инстинкт к обладанию. Оно то подавалось навстречу, то силилось вырваться прочь. Каждое движение сводило меня с ума. А потом я очнулся. Я вспомнил вчерашний вечер и самый его конец, когда жажда прошла, оставив пустоту. Я хотел это тело надолго. Я хотел оставить дикарку себе насовсем. Она слишком страстно изгибалась под моими прикосновениями, чтобы так легко пустить её в расход.
Я замедлил движения, испытав непреодолимое желание коснуться, приласкать и покрыть поцелуями тонкие плечи. Её спина подо мной была мокрой от пота. Она выглядела гибкой и сильной, и я прошёлся по ней руками. Одно это касание заставило дикарку дрожать, как она не дрожала от моих угроз. Она слегка подалась бёдрами ко мне, подтверждая своё желание. Я приподнял её и прижал спиной к груди. До того момента я не думал о том, чего хотела она. Важнее было то, что чувствовал я сам. А это было что-то невероятное. Проклятье. Будто только об этой эльфийке я и мечтал. Лишь ткань рубашки, которую я не снял впопыхах, мешала насладиться ей сполна. Больше я не буду так торопиться. В следующий раз я испробую её целиком. Она покажет мне, как умеют ласкать её руки. А я уверен, они умеют это делать так же хорошо, как мои – убивать. Попытка возбудить пленницу ни к чему не привела, и я бросил это занятие.
– Прости, – прошептал я в самое её ухо и последний раз шевельнул бёдрами, доводя себя до финала. А потом, наконец, сделал то, о чём мечтал со вчерашнего вечера. Я сунул нос ей в волосы на затылке, крепко прижимая её тело к себе. Она пахла лесом, пылью дороги и дымом костров. Она не была создана, чтобы греть постель, но была теплее любой наложницы, обученной для утех. Хотелось её целовать. Но это было бы слишком. Она принадлежала мне, и она должна была это знать. Я оттолкнул её на ложе, а затем отдал мысленный приказ. Она изогнулась, хватаясь руками за ошейник и силясь сдержать крик боли.
– За то, что перечила мне, – шепнул я и, довольно улыбаясь, улегся рядом.
Находиться с ней в одном шатре было слишком тяжело.
Эта дикарка… Странно действовала на меня. От неё пахло лесом, живой травой… Той жизнью, которой я не видел никогда.
Убедившись в том, что она уснула и не последует за мной, я встал и, накинув на голое тело плащ, вышел за полог шатра.
Лагерь уже спал. Только вдалеке горел костёр постовых.
Я огляделся по сторонам и двинулся к реке – от моего шатра до неё было не более десятка шагов.
Покидать лагерь я не боялся – что может случиться со мной? Вряд ли на много миль вокруг есть хоть один маг, который мог бы тягаться со мной….
Последняя мысль оборвалась, когда по лицу меня ударили кожистые крылья.
Я выругался, послал импульс силы к кончикам пальцев и приготовился направить в них огонь – но не успел.