После этого вокруг жильцов дома № 7 стало ходить много историй, многие из них, вероятно, были преувеличены; но соседи Шорроков теперь состояли только из тех, кто смеялся над колдовством. Такие люди, конечно, вряд ли способны выдумывать дикие легенды. Все видели, что вокруг дома из красного кирпича творится что-то неладное и соскабливали символы под своими окнами, которые до сих пор были нужны только на несколько ночей в году. В 1924 году Роберт умер, и гробовщик, который приехал из Камсайда, чтобы лично присутствовать на похоронах, внезапно оставил свою профессию и стал алкоголиком. Ужас, которого все ждали, охватил Мерси-Хилл.
Кульминация случилась в 1925-м году. В тот год люди рассказывали о многих вещах: как над крышей дома № 7 хлопали чьи-то крылья, но это были не птицы; как виноградные ветки, взобравшиеся на ту стену, качались туда-сюда безветренными ночами; а однажды кто-то увидел, как Глэдис Шоррок покидает дом, что-то бормочет, и ворота сами по себе открываются и закрываются позади неё. К концу октября истории о ведьме стали совсем безумными, особенно отличился один мужчина, который смело последовал за ней в сторону Севернфорда, а затем ему пришлось бежать от гигантской светящейся фигуры, которая шагала за ним через лес. Жители Мерси-Хилл были уверены, что ведьма что-то готовит, и с содроганием ждали исхода.
Это произошло, когда 31 октября Глэдис Шоррок умерла. Должно быть, была именно эта дата, потому что жильцы из дома напротив увидели, как она садится лицом к окну, её губы шевелились; она смотрела на улицу и периодически бросала взгляд наверх — там была комната с окном, закрытым ставнями. На следующее утро люди увидели, что ведьма сидит в той же позе, а 2 ноября прохожий заметил её остекленевшие глаза и вызвал доктора. Она была мертва уже два дня, но доктор, прибывший из Брайчестера, не стал спрашивать, почему его не позвали раньше. Он просто диагностировал у покойницы сердечную недостаточность, ведь в конце концов у неё были все соответствующие симптомы, и организовал быстрые похороны.
4 ноября двое мужчин вошли в дом Шорроков. Будучи смелей остальных, они решили посмотреть, что находится внутри; но вскоре поспешно покинули дом. В передней комнате нечему было напугать их; большинство книг в шкафу имели незнакомые названия, и искатели не обладали достаточными знаниями, чтобы бояться тщательно отшлифованных объектов странной формы в стеклянных ящиках, расставленных по комнате. На лестнице что-то шмыгнуло в тень; но один из мужчин сказал, что это просто мышь, хотя его спутник видел признаки чего-то менее приятного. Но они не смогли вынести вида запертой двери наверху лестницы, и не могли заставить себя взломать эту дверь, потому что она вела в комнату с окном, плотно закрытым ставнями.
Вскоре ужас снова возник во всём доме. Те, кто оказывался на улице поздно вечером, стали обходить стороной Виктория-Роуд, а иные начали ходить другой дорогой даже в дневное время. Ужас сосредоточился вокруг этого закрытого окна над улицей, и почти все проходили по другой стороне дороги, стараясь не смотреть на дом № 7. Те, кто осмелился подойти поближе, говорили, что, хотя ведьма может и мертва, что-то живёт в этом доме; потому что, если стоять под окном, можно услышать глухое бормотание за ставнями.
Таким образом, дом № 7 пришёл в упадок. Ни один человек из Брайчестера не хотел селиться в нём, а чужаков район Мерси-Хилл не привлекал. Мало кто входил в этот дом даже тридцать лет спустя; и его история постепенно забывалась, за исключением того, что его всё равно следует избегать.
Так было до 1 февраля 1960 года, пока в Брайчестер не приехал Норман Оуэн.
Он был романистом, которому стало скучно жить в Саутпорте, что в графстве Ланкашир, и он жаждал перемен. Ему понравился Северн, и после того, как Оуэн прочёл объявление в «Еженедельнике Брайчестера», он сразу же купил дом № 7 на Виктория-Роуд. К сожалению, поезд из Саутпорта прибыл в Нижний Брайчестер, а не на станцию Мерси-Хилл; и прохожие, казалось, тоже не знали, как Оуэну добраться до места назначения.
— Виктория-Роуд, пожалуйста, — обратился Оуэн к одному таксисту.
— Извините, не могу сказать, что знаю, где это, — ответил водитель. — Мерси 'илл? Там нет улицы с таким названием, насколько я знаю.
— Простите, вы сказали, что искали Виктория-Роуд?
Оуэн повернулся и увидел мужчину средних лет в твидовом костюме, который положил свою руку на дверь машины.
— Да, на самом деле я купил там дом, но этот человек кажется не знает, где это.
— Что ж, я еду на Мерси Хилл, — ответил мужчина Оуэну, — и могу взять вас, если вы хотите подняться на холм.
Пока Оуэн садился в машину, водитель пробормотал:
— Но на Виктория-Роуд нет пустых домов за исключением…
Они выехали с железнодорожной станции, и Оуэн видел, как множество сходящихся улиц поднимаются вверх, чтобы встретиться возле серого госпиталя. Он повернулся, когда мужчина возле него заметил:
— Я лучше представлюсь. Меня зовут Стэнли Нэш, я работаю доктором в этом госпитале. Я прав, думая, что вы купили дом № 7?
— Ну, я — Норман Оуэн, писатель, и вынужден признать, что вы правы насчёт адреса. Но как вы угадали? Вы живёте где-то по соседству или что-то в этом роде?
— Нет, — ответил Нэш, — я живу в Гладстоун Плейс, у подножия холма. Просто дом, который вы купили, имеет особую репутацию, достаточно известную здесь. Видите ли, не так давно он принадлежал ведьме.
— В самом деле?! Ну, здесь я точно напишу что-нибудь стоящее!
— Я бы не стал шутить насчёт этого дома, — упрекнул попутчика водитель. — Знаете, в этих историях есть что-то истинное.
— Полагаю, вы были там доктором, — предположил Оуэн.
— Думаю, вам следует принять во внимание то, что говорят об этом доме, — ответил ему Нэш. — Редко бывает, чтобы такие истории были полностью выдуманы, и существует широко распространённый страх перед закрытой комнатой, смотрящей на улицу. Советую вам помнить об этом. Эта комната никогда не открывалась с тех пор, как Глэдис Шоррок, бывшая ведьмой, умерла. И зачем кому-то понадобилось запирать комнату и её окно ставнями, с тех пор как они приобрели этот дом?
— Всё просто. Либо она была сумасшедшей, либо она была умнее, чем вы думаете. Возможно, она хотела, чтобы её считали ведьмой. В конце концов, её никто не беспокоил… О, это оно?
Оуэн заметил здание, которое показалось ему почему-то отталкивающим. Унылые красно-кирпичные стены, тёмные виноградные листья, плохо окрашенные оконные рамы и двери, — всё это выглядело угнетающе. С другой стороны, он купил этот дом почти даром, и может быть внутри дом выглядит получше. Но хотя комнаты выглядели чистыми и хорошо освещёнными, как только Оуэн вошёл в дом, тень уныния упала на него. Возможно, это было вызвано рядами книг и викторианской мебелью, но они не имели ничего общего с длительным воздействием.
— Почему тут нет пыли? — спросил Оуэн.
— Думаю, агенты по недвижимости из более просвещённой части города прибрались тут, — ответил Нэш. — Я прихожу сюда время от времени сам… ну, мой брат работает в агентстве и даёт мне ключ. Меня интересуют книги, так что я буду бестактным и спрошу: можно ли мне иногда заходить к вам?
Оуэн и Нэш дошли до второго этажа.
— Приходите, когда угодно. Я тут никого пока не знаю. А это, полагаю, та знаменитая запертая комната?
Оуэн так долго смотрел на дверь, окрашенную коричневой краской, наверху лестницы, что доктор Нэш сказал:
— Ну, мне пора уходить. Вы установите телефон? Так вы сможете поддерживать связь со своими друзьями. В таком случае я позвоню вам через несколько дней.
Оуэн не заметил, как доктор спустился по лестнице. Он искал в связке ключей тот, что подошёл бы к этой двери, но агенты не прислали ему нужного ключа. Какая-то полубессознательная нетерпеливость заставила его бить ногой по замку, пока дверь не распахнулась вовнутрь. Оуэн шагнул вперёд и заглянул в комнату; но свет не проникал сквозь ставни, и большая часть пространства пребывала в темноте. Он нащупал выключатель и щёлкнул им.
Доктор Нэш открывал дверь своей машины, когда услышал какой-то звук. Некая тень со свистом пронеслась мимо него и влетела в дом. Нэш ничего не разглядел, но у него возникло впечатление какой-то овальной, крылатой формы, тем не менее имеющей сходство с человеком. Доктор захлопнул дверь машины и побежал вверх по лестнице. Оуэн стоял, облокотившись на дверную раму взломанной комнаты, видимо, поддерживая себя, но выпрямился, когда его позвал доктор.
— Что… должно быть у меня на мгновение закружилась голова, — объяснил Оуэн своё состояние. — Всё потемнело, и я кажется стал падать.
— Я говорил вам не открывать эту дверь.
— Я купил этот дом, — напомнил доктору Оуэн, — и не хочу, чтобы у меня были комнаты, в которые я не могу войти. В любом случае дело сделано. Но что вы думаете об этом?
Доктор Нэш заглянул внутрь. В комнате всё ещё стояла темнота, хотя выключатель сработал. Доктор вытащил из кармана зажигалку и осторожно вошёл. Свет замелькал на голых стенах и полу, а затем выхватил то, что свисало с потолка. Оно напоминало неоновую трубку, изогнутую в форме пентаграммы, и было окружено зеркалами так, что никакой свет не проходил в комнату, словно эта конструкция излучала темноту. Доктор видел что-то подобное в одной из книг в комнате на первом этаже, но не мог вспомнить назначения этой пентаграммы. Но он понял, что она устроена так, что любой, кто войдёт в комнату, активирует её с помощью выключателя, и осознал, что какая-то сила только что была приведена в движение.
— Ну, что это такое? — спросил Оуэн, стоящий позади Нэша.
— Я не уверен, — ответил доктор, — но у меня такое чувство, что вы запустили какой-то механизм.
Доктор внимательно посмотрел на Оуэна и пришёл к выводу, что тот не получил никаких травм.
— Вы выглядите хорошо, но не стесняйтесь звать меня, если почувствуете себя плохо. Конечно, вы не сможете позвонить отсюда, но ничего, я иду в сторону агентства, и, возможно, смогу поторопить их с установкой телефона. Вот моя визитка с номером.
После того, как доктор Нэш ушел, Оуэн закрыл дверь на лестничной площадке и отправился за продуктами. Вернувшись после наступления темноты, он снова был подавлен видом дома, чёрного на фоне почти безлунного неба. Он посмотрел на окно, закрытое ставнями; от него не доносилось никаких звуков, но у Оуэна возникло странное убеждение, что в комнате кто-то есть. В доме мало что можно было сделать; Оуэн мог прочитать одну из книг, оставшихся от прежнего жильца, но предпочёл поспать после своей поездки.
Обычно он не видел снов, но сегодня было всё по-другому. Оуэну снились путешествия сквозь космос к мёртвым городам на других планетах; снились озёра, окаймлённые скрученными деревьями, которые двигались и скрипели без ветра, и, наконец, ему приснился странный изогнутый край мира, миновав который, Оуэн перешёл в полную темноту, в которой он не ощущал ничего живого. Приходили и менее ясные сны, и он часто ощущал трепетный ужас при взгляде на закрытую комнату среди причудливых пейзажей и гниющих тварей, которые вырывались из могил, откликаясь на эхо какого-то голоса, не имеющего источника.
Оуэн с радостью проснулся на следующее утро. После завтрака он попытался поработать над своим новым романом, но дело двигалось очень медленно. Примерно в одиннадцать часов его отвлекла бригада рабочих, которые пришли устанавливать телефон, и Оуэн даже обрадовался их компании. Они казались слегка обеспокоенными, и Оуэн старался не говорить о самом доме. Рабочие ушли около трёх часов дня, и Оуэн позвонил доктору Нэшу, чтобы поблагодарить его. Во время разговора Оуэн упомянул, что он хотел бы больше времени находиться вне дома, но не любил ходить пешком.
— Хорошо, вы можете одолжить мою машину, — предложил доктор Нэш. — Я всегда могу взять другую в автопарке нашего госпиталя, когда мне будет нужно, свою машину я использую только по выходным. Если вы подождёте, я подъеду к вам около шести часов.
Доктор приехал в 18:15. Они оставили машину на улице, так как в доме № 7 не было гаража.
— Нет, я в полном порядке, — ответил Оуэн на вопрос доктора. — А вы ожидали, что со мной что-то не так?
Вскоре после этого Оуэн заметил, что хочет спать. Доктор Нэш был озадачен таким его желанием, но не увидел в этом ничего зловещего. Оуэн выждал несколько минут после ухода доктора и поспешил наверх в свою спальню. Он не боролся с этим желанием сна, но удивлялся ему, потому что совсем не чувствовал усталости.
Он мгновенно заснул и погрузился в сновидения. Что-то шевелилось под землёй, настойчиво призывая его, и в своём сне он встал, оделся и спустился вниз к машине. Но перед этим он захватил лопату из сада, находящегося с обратной стороны дома, и положил её на заднее сиденье. Затем он поехал по направлению к этому безголосому зову.
Он ехал вниз вдоль полуосвещённых улиц, мимо случайных прохожих, идущих по тротуарам, мимо других машин, водители которых не интересовались Оуэном, и достиг улицы у подножья холма, одна сторона которой была ограждена забором из металлических прутьев. Он приспустил боковое стекло и выглянул наружу. Убедившись, что на улице никого нет, Оуэн взял лопату и вышел из машины. Просунув лопату сквозь прутья, он перелез через забор и спрыгнул на кладбищенскую землю.
Во сне он не сомневался, что знает, куда идти. Он нашел тропу среди покосившихся камней и крестов, ведущую к заросшей кустарником и травой могиле у дальнего конца кладбища. Оуэн выдернул траву, содрогаясь от маленьких существ, которые катились по его руке, и начал копать.
Прошло несколько часов, прежде чем лопата наткнулась на твёрдый предмет. Он сбросил в яму верёвку, которую привёз с собой, привязал её к ручкам гроба, затем вылез наверх и потянул верёвку. Гроб поднимался довольно легко, словно кто-то помогал снизу, и вывалился на край могилы. Каким-то образом Оуэн протащил гроб через всё кладбище и перебросил его через забор, затем перелез через него сам. Он положил гроб на заднее сиденье машины и поехал обратно в дом на Виктория-Роуд. На улицах было мало людей в это время, и они не заметили, что Оуэн везёт что-то с кладбища.
Виктория-Роуд была полностью пустынна, и в домах не горел свет. Оуэн открыл переднюю дверь, вернулся, чтобы перетащить гроб в дом и бросил его в гостиной. Он нашёл на кухне молоток и стал выколачивать гвозди из крышки. Наконец, Оуэн приподнял её и заглянул внутрь.
Из гроба вырвалось ужасное зловоние. Во сне Оуэн не ощущал ужаса от серой твари, которая смотрела на него, но, когда странный гипноз, под которым он находился, стал ослабевать, он почувствовал тошноту. Затем он услышал движение в гробу, и гниющая рука высунулась наружу. Оуэн закричал, когда труп встал и с трудом повернул голову, чтобы посмотреть на него жёлтыми глазами. Потрескавшиеся губы дёрнулись, и из горла трупа прозвучало слабое болезненное карканье.
На мгновение труп застыл в этом положении. Затем нижняя челюсть отвалилась от головы с отвратительным звуком разрываемой плоти, голову сильно перекосило, она сорвалась с шеи и ударилась о дно гроба. Безголовый труп поколебался мгновение, затем тоже схлопнулся в чёрный клубок, уже начавший разжижаться. Внезапно гипноз снова захватил Оуэна, и он просто взял крышку, и начал приколачивать её на место.
Не так много времени ушло у него, чтобы обратно закопать могилу, и вскоре он приехал в дом № 7 и вернулся в свою спальню. В этот момент сон закончился, и дальше Оуэн спал без сновидений.
На следующее утро он проснулся, сонно перекинул ноги с кровати на пол и недоумённо уставился на них. Повернувшись к высокому зеркалу, Оуэн увидел, что он полностью одет, вплоть до ботинок, которые были все в грязи. Он помнил, что лёг спать раздетым, но отказался принять объяснение, которое предлагал его разум. Инстинктивно он спустился, чтобы осмотреть машину, и застыл на месте, увидев нечёткую, длинную, прямоугольную вмятину на заднем сиденье.
Единственное, что смог сделать Оуэн — это поехать по маршруту из своего сновидения. Он старался не думать о том, что ни один сон не может указывать путь в районе, который он никогда не посещал, но не мог не заметить, что кладбище было тем самым, что ему снилось. Он вошёл через ворота и стал ходить вдоль надгробий. Он нашёл нужный могильный камень достаточно легко; и, хотя надпись была высечена небрежно — «Глэдис Шоррок — умерла в 1924 году: Дай бог, чтобы она оставалась мёртвой» — на могиле не росли сорняки, а землю недавно раскапывали.