Я оставил его и вызвал медицинскую бригаду, а сам отошел вглубь комнаты, зная, что люди могут испугаться. И когда медик замер на пороге, все же не решаясь войти, я лишь тихо приказал ему выполнить свою работу. Очень быстро появилась медицинская гравиплатформа, и его увезли, оставив дверь распахнутой. Я закрыл ее и сел на край кровати.
Только тогда я понял, что скользкое от крови тело, сминавшееся в моих руках, было - Дэнни. И мир исчез. Я упал во тьму внутри себя, и она обрушилась на меня и вонзила стальные когти в мой разум и в мою душу.
Я знал, что Даний будет жить, и знал так же, что Дэнни уже умер. Он говорил: «Я – Лем, которого не ломали», говорил, что его тело не помнит страха и боли. Теперь – помнит. Он бежал от Повелителя Ночи, но я настиг его. Теперь и на веки мне не прикоснутся к нему ни в спарринге, ни на ложе, он будет ненавидеть самою мысль о том, что я могу оказаться рядом. Он узнал теперь, как наивно было его доверие. Отныне и навеки – взгляд, полный ужаса и отвращения. Он не боялся быть рядом со мною, когда я чувствовал тьму в себе. Теперь и навеки я наедине со своею тьмой.
Живая плоть корабля чувствует волю своего владельца. Дверь в мою комнату не открылась, а лопнула, как человеческая кожа под моими руками, и в разрыв шагнул Рал в ауре ярости и мощи. Его светлые глаза стали фиолетово-черными и в его взгляде боль сменялась гневом, а гнев - отвращением. Рал сказал, что отныне я свободен от всех клятв и обязательств. Что я и дальше могу делать всё, что мне нравится. Я услышал его, но там, во тьме, где я был, его слова не имели значения. Он остался стоять у двери, глядя на меня, и я не знаю, сколько времени прошло так, но кажется долго, очень долго. Потом пришел Лем и принес два длинных нейробича. Близнецы сделали по шагу в сторону от двери, однако не приблизились ко мне, и в этой подчеркнутой дистанции было не опасение, а лишь брезгливость.
Они избивали меня, а я так и сидел на своем ложе, и лишь чувствовал, как тьма внутри вздрагивает в такт ударам. Боль медленно пробуждала меня, она была благом, эта боль. И я снова не знаю, сколько времени прошло так. Должно быть, они просто устали, эти маленькие разгневанные человечки. Бичи они синхронно швырнули к моим ногам, и в этом снова была брезгливость, словно они не желали больше держать в руках испачканные орудия.
Они ушли, а тьма снова начала сгущаться. Я понял, что опять упаду в нее, и уже не вернусь.
Я поднялся и накинул плащ, чтобы не смущать людей своим видом. Я прошел в медицинский блок и медики расступились, не остановив меня.
Дэнни лежал в регенерационной ванне, и видны были лишь его лицо и плечи. Он увидел меня, и секунду молчал, а потом приказал медикам выйти. Им было сложно, потому что я стоял в дверях, преграждая им дорогу. Но Дэнни взглядом позвал меня и я сделал шаг внутрь. Он дождался, пока мы остались вдвоем и дверь закрылась.
- У тебя были мои братья. Молчи. Я видел, какие они отсюда уходили, и я не хочу знать, что они тебе наговорили. Пожалуйста! Я всё равно останусь их третьим маленьким братом, но если я их сейчас возненавижу, возвращение гармонии потребует долгих усилий. Не рассказывай мне, хорошо?
И я кивнул, не понимая толком, о чем это он. Я почти не слышал его слов, полностью поглощенный тем, что Дэнни жив. А взгляд, полный ужаса и отвращения, – мне привиделся там, внутри моей тьмы. Которой теперь не было. Я просто стоял в растерянности, не находя слов и не зная, что делать.
- Разберемся, Тиб. Я сейчас не в форме, но через пару дней мы сядем, обстоятельно поговорим и всё вот это разгребем. Пока потерпи нервничать, хорошо? Всё будет нормально. Давай Тиб. И медика позови.
Я послушно кивал, а потом ушел, проследив, чтобы в дверь за моей спиной тут же нырнул врач. Я вернулся к себе, снова сел на кровать, снова увидел пятна крови и засохшие уже ошмётки ткани и плоти. И понял, наконец, что сделал с Дэнни я, и что сказал мне Дэнни. Это понимание потрясло меня, и я бегом вернулся в медблок, но врач сказал мне, что Дэнни уже спит. Ему надо было дать наркоз сразу, сказал врач, но сначала у него были господа Рал и Лем, а потом он отказывался от глубокого обезболивания, утверждая, что вы скоро придете и ему обязательно надо поговорить с вами. Теперь он, наконец, под наркозом.
Его погрузили в искусственную кому на пять стандартных суток. Все эти дни никто не приходил ко мне, а я сам не покидал своей каюты. Рабов я выгнал, приказав беспокоить меня только по приказу одного из близнецов.
Выпроводив всех, я заблокировал дверь и начал тщательно убирать свою комнату. При должном усердии и прилежании это может занять много времени, а я был очень усерден. Я вычистил стены и мебель, вымыл пол, обходя лишь брошенные гневными близнецами бичи. Их я убрал только на шестой день, когда Дэнни приказал сообщить мне, что он снова в сознании и скоро сможет принимать посетителей. Но это было потом.
Я многое передумал в дни затворничества и вопросов осталось больше, чем ответов. Почему присутствие Дэнни не оказало своего обычного воздействия? Почему он даже не пытался остановить меня с помощью корабля, или хотя бы позвать на помощь? Почему я поступил с ним так – жестоко, но бережно, почему не убил? И раз уж ничего непоправимого не случилось, и человек вскоре полностью поправится – почему мне так больно и страшно сейчас? Словно весь Легион пришел за мною и приступил к медленной казни…
Я не знаю имени тому, что происходило в моем сердце в те дни.
Дэнни выглядел плохо, а смотрел еще хуже. Не так страшно, как мне привиделось в первый день, но очень близко. Я остался стоять у двери. Почти минуту мы молчали. Потом он произнес очень спокойно:
- Медики отпустят меня через пару дней. Я приду к тебе. Пока я просто не знаю, что сказать.
- Я тоже не знаю, что сказать, - эхом откликнулся я.
Он кивнул. И я ушел из его палаты.
Прямо за дверью мне попался медик, у него-то я и спросил, почему Дэнни стало хуже. Кажется, я спросил недостаточно сдержанно, человек вжался в стену и начал отвечать не слишком связно.
- Потому что сейчас все его силы ушли на восстановление, – ответил Лем, появившийся в дверях блока. Он сделал мне знак выйти вместе с ним в коридор.
- В прошлый раз, когда ты видел его, он был в шоке. Ты знаешь, как это бывает: тело жжет внутренние резервы, игнорируя ранения. Естественно, он выглядел бодрее. То же касается и разума. В прошлый ваш разговор он просто не осознал еще, что произошло на самом деле. Можешь считать, что он бредил, – Лем говорил, как всегда ровно и сдержанно.
Разумеется, близнецы слушали слова Дэнни. Они знают своего младшего, как себя, и считают, что он просто бредил. Я очень надеялся, что Лем не увидел, как меток был его удар. Я старался сохранить лицо.
- Кстати о бреде. Рал сказал, что освобождает меня от всех клятв. Я так понимаю, что это был эмоциональный порыв, о котором стоит забыть.
- Ты действительно считаешь, что Рал может бездумно бросаться словами? РАЛ?
- Тогда это не имеет смысла. Моя присяга была нужна ему, а не мне.
Губы человека чуть дрогнули, и не ясно было, улыбка это проскользнула, или злая гримаса.
- Знаешь, присяга ведь - это всё-таки про верность, про принадлежность к команде. Мы считаем, что быть с нами – это честь.
Я хотел расхохотаться и сказать ему, что они оба совсем спятили. Я надеялся избавиться от этих обетов с той минуты, когда произнес их. Как Лему удалось превратить слова радостной вести в кинжалы?
- И что теперь? – я и сам заметил, что мой вопрос звучит беспомощно.
- Ты – гость на Сиянии. И находишься под пристальным наблюдением, как и всякий другой чужак с твоими возможностями. Но ты не пленник, и можешь покинуть корабль на любой из стоянок.
- А если я не хочу?
- Твоё право.
- Вы будете «пристально наблюдать» за мной вечно? Или Рал захочет каких-то других гарантий?
- Мы уже знаем цену твоим обещаниям, а какие еще гарантии ты можешь дать?
Ублюдок. Ублюдки. Сверх всякой меры обнаглевшие ублюдки. Почему я еще не свернул ему шею?
- Даний Рал намерен поручиться за тебя. Ему виднее, и не доверять ему мы не можем. Но только после того, как он наберется сил и поговорит с тобой. Возможно, он изменит свое мнение.
Так или иначе, я смогу поговорить с Дэнни, это входит в планы всех троих близнецов. Я понял, что остальное не важно. Просто развернулся к Лему спиной и ушел.
Я продолжал оставаться в своей каюте. Дэнни появился через три дня. Медики явно постарались, в его движениях почти не было признаков слабости или скованности. Я был рад видеть, что он в форме. Но его взгляд был ясен и непроницаем. Я помнил эту маску его старших братьев, и никогда не видел таким самого Дэнни.
Он привычно устроился в одном из кресел, встретился со мной взглядом, потом опустил глаза. Мы оба снова молчали, снова очень долго молчали. Я не выдержал первым.
- Я не знаю, что надо делать в таких случаях.
- Разве? – чересчур резко откликнулся он. – Очевидно же: красить перчатки в алый и искать достойной смерти.
- Это поможет? – спросил я почти с надеждой.
- Нет, – ответ прозвучал куда тише.
Я повторил:
- Я не знаю, что надо делать.
Дэнни решился встретиться со мной глазами. Теперь он выглядел очень усталым.
- За такое глупо извиняться, и сердиться тоже глупо. Можно просто старательно избегать друг друга. Или можно забыть, вычеркнуть, сделать вид, что ничего особенного не произошло. Других вариантов я не вижу. Я очень стараюсь забыть.
- У меня не получится, – честно сказал я.
- Твои предложения?
Я попытался улыбнуться.
- В другой жизни я и ты вместе написали целый Устав. Мой взгляд на вопрос ошибок и воздаяний за них тебе хорошо известен.
- Ты так и не научил меня отрывать головы, тем более легионерам, – у него тоже не вышло с улыбкой. - Так что достойно покарать тебя я не смогу.
- Я советовал тебе пользоваться мечом или топором.
- Не смешно.
- Ничуть.
- Тиб, не дури.
- Куда уж больше-то?
Дэнни поднялся, в три шага пересек комнату и положил мне руку на плечо. Это был бы его привычный жест, простой знак дружеского присутствия… если бы он не запнулся чуть заметно на третьем шаге, если бы его рука не замерла парализовано в сантиметре от меня, и лишь дополнительным рывком достигла потом цели. Если бы не мучительное усилие воли в глазах, не застывшая напряженно спина, не плотно сжатые губы.
Ему было трудно прикоснуться ко мне. А я замер и обмяк, чтобы случайным движением не усложнить ему задачу. Положение оказалось мучительным для нас обоих.
Комментарий к Отражения и искажения
И на этой драматической ноте текст обрывается. Потому что в любую из красивых и бурных развязок я не верю(с). Я верю в долгую кропотливую работу по восстановлению доверия, описывать которую не слишком захватывающее дело.
Но я точно знаю, что еще лет через несколько Сахаал снова встретит троих первых Ралов и Тибериана. Встреча пройдет мирно и повлечет еще много лет сотрудничества к обоюдной пользе. И Сахаал с некоторым неодобрением отметит, что Дэнни и Тибериан иногда обращаются друг к другу «брат», и действительно очень похожи на братьев - и боевых и кровных.
АПД: Упс, не сдержался. Прода всё-таки есть.
========== Бонус: ангст, кровь, секс, и ни слова о любви ==========
Комментарий к Бонус: ангст, кровь, секс, и ни слова о любви
Прошу отметить, что официальная точка в сказке поставлена в прошлой части. А эту часть будем считать проходящей по разряду “не было такого” ака “фанфик к фанфику”, потому что всё же есть в ней некоторые перегибы и недостоверности. Но вот вштырило автора.
Виноваты во вштыре dhampir и немножко first lucius. Пользуясь случаем напоминаю: тот, кто пинает - имеет больше шансов получить по заявкам своим, чем тот, кто читает молча.
- Мы будем помнить всё и просто жить дальше, - сказал Дэнни.
Слова его редко расходились с делом.
Возобновились ежедневные короткие советы на четверых. На первый из них я шел, ожидая суда старших близнецов, но перед самой дверью меня перехватил Дэнни, вошел первым и собрал на себя предназначенные мне непроницаемые взгляды. Несколько секунд братья вели безмолвный разговор, в котором у меня не было права голоса. Потом Дэнни спокойно прошел к своему креслу, и активировал голоустановку.
- С перспективами рейда на Анахорет определились? - деловито поинтересовался он.
- Как бы мы это сделали, - мягко улыбнулся Рал. - Если оба боевых лорда отсутствовали на последних совещаниях?
Это было единственное упоминание о том, что случилось.
Через несколько дней Лем без дополнительных комментариев скинул мне огромный список — ограничения на физическую активность для Дэнни. В нашем тренировочном зале снова появился медицинский сервочереп, перенастроенный согласно новым требованиям, а потом пришел Дэн в свободной робе.
- Пора восстанавливаться, - сказал он.
Некоторое время он разминался рядом со мной. И все-таки я оказался не готов, когда он взял со стойки меч и вопросительно посмотрел на меня.
- Я боюсь, - сказал я, кажется, впервые в жизни.
- Я тоже. Но у меня нет причин не доверять твоим боевым навыкам, - легко откликнулся он и отсалютовал мне мечом.
Сервочереп ни разу не показал хотя бы желтый уровень нагрузки, но я видел, что даже в крайне щадящем темпе Дэнни движется тяжело и нетвердо. Я впервые понял, насколько сильно повредил ему физически, вернее — насколько труднее человеку восстанавливаться после травм. За годы совместных боев я, кажется, действительно привык считать его равным себе. К тому же, наши дела были достаточно продуманы, а я сам — достаточно искусен, чтобы он ни разу не получил серьезных ранений. Я всегда успевал уберечь его.
Раньше я всегда успевал уберечь его.
- Видишь, не так уж страшно, - улыбнулся он, когда (очень скоро) сервочереп сигнализировал о необходимости перерыва. Я был не согласен с ним. Его слишком ясный взгляд, слишком ровный голос, слишком дружелюбная улыбка, нарочитая лёгкость шагов, мгновенно появившаяся вне реальной нагрузки спарринга — все это было страшно, как в темнейшем из моих видении. Но я не сказал ему об этом.
Мы снова обсуждали дела и планы «Сияния», проводили все более интенсивные тренировки, Дэнни приходил ко мне с вопросами о древних битвах и интересных тактических решениях, которые откапывал в книгах, спрашивал совета в делах настоящего. Дэнни делал всё то, что считал своим долгом перед собой, мной, братьями и «Сиянием». Я же видел за прозрачным спокойствием его взгляда бездну, на дне которой бьются в оковах чудовища, равных которым не сыщется даже среди высших демонов Варпа.
Разумеется, не один я видел это.
В тот день Дэнни впервые потребовал, кроме мечного, провести еще и рукопашный спарринг. Список ограничений, наложенных на него медиками, к тому времени уже значительно уменьшился и, с некоторыми оговорками, это его желание было исполнимо. Я не сомневался, что смогу аккуратно удерживать его от запретных ударов и падений, но сама мысль о том, чтобы почувствовать его сопротивление моим рукам и снова показывать ему свое превосходство в силе, была мучительной. Однако я не посмел спорить.
К большой моей радости, сервочереп прервал рукопашный бой очень быстро, хотя я действительно был предельно осторожен. Полагаю, состояние Дэнни ухудшилось не столько из-за спарринга, сколько от того, что он сам вспоминал и чувствовал в эти секунды. Впервые маска его безмятежности треснула, и я мельком увидел злость — его злость на себя самого и на свою слабость. Видимо во искупление этой слабости, сразу после тренировки он напросился в мою каюту, обсудить какой-то очередной фрагмент летописей времен объединения Терры. Разговор быстро затух, но он продолжал упорно сидеть напротив меня, бездумно разглядывая полуистлевшую гравюру, упакованную в прозрачный пластик. Я тоже делал вид, будто занят разговором с машинными духами моего оружия. Внезапно со мною связался Лем и формально спросил, не возражаю ли я, если он к нам присоединится. Разумеется, я не возражал, и сообщил о предстоящем визите Дэнни. Он скривился в ответ: