Потом шли годы. Здоровья прибавилось. Владетельный князь Стефан – вот дурак-то – порешил вампира Эйвана. К границе княжества явилась сама Госпожа, и тогда Велеслав был рядом с братом, слышал весь недолгий разговор. В светло-серых глазах госпожи Лорин слезами каталась кровь, а Велеслав подумал: теперь она будет жить только местью. Госпожа будет ждать, когда князя Стефана приведут к ней, связанного по рукам и ногам, и не будет для нее ничего слаще, чем кровь убийцы мужа.
Он подумал – и запомнил. И все вернулось на круги свои, за малым исключением: сам Велеслав подрос, возмужал, и теперь уже про него перешептывались бабы. Мол, красавчик, благословлен братцем-Сифом. В мутном зеркале отражался худощавый молодой мужчина с белыми, точно Сифов свет, волосами. Лицо было бледным и чистым, да еще и глаза даже самому Велеславу казались занятными, необычного фиалкового оттенка.
С бабами тоже как-то устаканилось само собой. Теперь они визжали, извивались под ним, и из опочивальни выходили, придерживаясь за стеночку.
И при этом он по-прежнему был тенью. Всего лишь бледной тенью старшего брата.
…Велеслав, прихлебывая вино, неторопливо обмакнул перо в чернильницу. Надо написать ответ этому барану, князю Бериславу, дорогому соседу. А что писать-то? Во-первых, выразить сожаление, что на город Сежду обрушилась такая напасть. Во-вторых, выразить опасение, что неведомая тварь, которой под силу сжечь одного человека, точно так же положит и весь отряд. А посему не стоит торопиться и отправлять на убой славных воинов. В-третьих… Он, Велеслав, думает, что сможет помочь соседу и пришлет верных людей, которые сами управятся с неведомой тварью. Разумеется, эти люди обучены жрецами Тефа, и знают, с чем имеют дело. Легко расправятся с чудовищем. За это, конечно же, хочется поддержки в намечающемся походе на замок в Пустошах.
Еще глоток.
Еще раз перечел письмо.
Нет, все правильно. Надо потянуть время, чтобы Берислав не кидался сломя голову убивать тварь. Она пригодится самому Велеславу. В конце концов, если в замке на Пустошах живет настоящее чудовище, способное мановением руки поднимать мертвецов из могил, то не лучшим ли будет решением выставить супротив свое собственное чудовище? Надо всего лишь с ним договориться. А в том, что это возможно, Велеслав не сомневался. Неосознанно теребя цепочку из желтого золота, он сделал еще глоток. Бросил взгляд в окно: за цветными стеклышками давно царила ночь.
…Потом он встретил Демена, нищего и безродного, но готового в точности выполнить любой приказ, чего бы это не стоило. Велеслав долго наблюдал за ним, пытаясь понять, действительно ли Демен предан ему или подослан Стефаном. Он пообещал Демену угодья и золота, где тот мог бы построить дом куда лучше, чем завалюха, наполовину вросшая в землю. Но этого, как казалось, Велеславу, было недостаточно. В конце концов, Стефан точно так же может перекупить сотника, пообещав чуть больше земель и чуть больше золота. Велеслав затаился, выжидая. И – удача! Как-то раз застал Демена в своих хоромах, когда сотник с выражением трепетного благоговения на лице перелистывал хрустящие страницы книги.
– Нравится? – осторожно поинтересовался Велеслав.
Ответом ему был восторженный взгляд темных, как мореный дуб, глаз.
– Нравится, – признался Демен, – только вот… я грамоте не обучен.
– А хочешь, я тебе помогу?
И это была первая по-настоящему большая победа Велеслава. Куда более значимая, чем вся эта глупая возня с бабами в постели. Это был первый человек, который стал полностью, с потрохами, его. Всегда можно предложить чуть больше золота. Но мало кто додумается исполнить мечту.
***
А потом Демен его предал, как-то обидно и глупо. Предпочел службе полупомешанную бабенку и остался служить госпоже Лорин. Велеслав не знал толком, что там произошло, в замке на Пустошах, но лазутчики, коих он засылал туда под видом наемной прислуги, донесли, мол, госпожа больше не пьет кровь, рядом с ней – чудовище с полосатой мордой, способное поднимать из могил мертвецов и заставлять их двигаться. Помимо того, пропавший сотник Демен живет там же, вместе с блажной младшей дочкой старого Мера, да к тому же, у них уже дитя родилось.
Тогда Велеслав еще попытался позвать Демена обратно, но получил отказ. Разозлившись порядком, попробовал насолить Демену, подослать лазутчика и убить ребенка – ну, чтоб в следующий раз думал. Результатом этого сгоряча принятого решения оказалась голова лазутчика, однажды обнаруженная Велеславом на крыльце терема. Он тогда внимательно осмотрел голову и пришел к выводу, что она отрублена. Велеслав мысленно обозвал Демена неблагодарным сучонком и решил выжидать да присматриваться.
Собственно, в замке не было никого, кроме этих четверых и нанятой прислуги.
И, собственно, только по этой причине Велеслав не опасался пойти с войском на замок. Ну, а некромант… Что ж, говорили про него многое, но что на самом деле было правдой? Да и откуда он взялся? Появление чудовища в городке Сежда казалось Велеславу как нельзя кстати. Оставалось только с ним договориться и сделать союзником.
…Он некоторое время сидел за столом, крутя в пальцах взлохмаченное гусиное перо. За окнами плыла мимо ночь, тихо потрескивали тающие свечи. Можно было бы и поспать, но вот только Велеслав знал, что благодатный сон, если и придет, то лишь к самому утру, когда светать начнет. А до того времени ворочаться в душной постели, изводить себя думами неприятными. Если бы еще она была рядом…
Память явила мысленному взору образ – тонкое нежное тело, коса до бедер в руку толщиной, цвета вызревшей пшеницы. Широко распахнутые глаза, на свету яркие, словно васильки, а в тени как будто пасмурное небо. И нежные губы, припухшие от поцелуев. Когда-то он любил ее целовать.
При мысли о Злате Велеслав переломил перо и ругнулся.
Неблагодарная тварь! Бесплодная сучка! Да как она могла… как она посмела так опозорить его перед людьми? Слыхано ли – от владетельного князя жена сбежала?
Ну, доставалось ей, конечно. Но ведь сама виновата. Сама.
Поначалу Велеслав до безумия любил свою красивую жену, и точно так же, до безумия, возненавидел, когда после трех лет самых разнообразных любовных утех стало ясно, что зачать жена не может.
Правда, в ее боли он тоже находил своеобразное наслаждение.
Оказалось, что это очень даже горячит кровь – сперва отстегать розгами, до крови, до прокушенной насквозь губы – а затем, повалив в постель, брать грубо и больно, наматывая на кулак роскошные волосы, пачкая их в крови. Сперва сучка вопила, умоляла. А потом умолкла, только дышала тяжело, с присвистом. Молчала, даже когда он пытался выбить из нее крики, которые казались слаще всего на свете. И, наконец, нашла возможность сбежать.
Велеслав не переставал искать свою княгиню. Злата была только его. Отпустить – значило отказаться от самого себя. За эти три года каким-то чудесным образом душа его переплелась с душой золотоволосой ведьмы, в любви и ненависти. Без нее кусок в горло не шел, и небо казалось не таким голубым, как раньше.
И Велеслав знал, что когда-нибудь он разыщет Злату, потому что она была его – и только его княгиней. В том, что стерва жива, он почему-то не сомневался. Если бы умерла – уже бы почувствовал.
…Он потянулся за столом. От воспоминаний о драгоценной женушке в паху стало тяжело и неловко. Велеслав, прикрыв глаза, так и видел ее перед собой – на коленях, растрепанную, заплаканную и совершенно голую. Тяжелые груди призывно колыхались, когда она судорожно всхлипывала, и оттого хотелось причинять ей боль. Постоянно.
Откинувшись на спинку стула, он позвал:
– Зимий! Зи-мий!
Тут же стукнула дверь, и на порог, пригибая вихрастую голову, ступил тот, кем Велеслав заменил Демена.
Зимий весь был под стать своему зимнему имени: белокож и светловолос. Цвета глаз было не разобрать, да Велеслав и не очень-то разбирался. Главное, что Зимий мог не спать сутками, находясь при князе. А если и спал, то, наверное, стоя. Как лошадь.
– Мой князь, – воин тряхнул кудрявой головой. Тоже как лошадь. – чего князь желает? Почивать?
– Да, почивать, – Велеслав задумался на мгновение, – ты это… приведи мне ту девку, что давеча кур на заднем дворе резала.
– Белобрысую, что ли?
– Не белобрысую, а золотоволосую, – поучительно заметил князь, – в общем, я буду ждать.
– Сей миг исполню, – Зимий поклонился и, пятясь, цепляясь широченными плечами за дверной косяк, вышел.
Велеслав помедлил, прислушиваясь к собственным ощущениям.
Да, определенно сейчас девка не помешает. Вот та, что кур резала. Выскочила во двор в одном платьишке, ледяной ветер запутался в подоле, облепил стройные бедра, узкую талию.
«Интересно, девица или нет?»
Понятное дело, что, окажись она девицей, это не изменило бы ровным счетом ничего. Владетельный князь не считается с подобными мелочами. Но хотя бы поразмыслить об этом было приятно и усиливало прилив крови к некоторым частям тела.
***
…Зимий не оплошал.
Когда Велеслав дошел до своей опочивальни, девка уже была там. Жалась в темном углу, судорожно тиская в руках платок. Велеслав подошел к ней, взял за подбородок и поднял лицо так, чтобы рассмотреть в скудном свете. Девка не была красивой, и уже конечно ей было далеко до его княгини. Да и пахло от нее не ахти – квашеной капустой. Велеслав поморщился, но затем вспомнил, как стонала под ним Злата еще в те времена, когда он ее боготворил.
– Как тебя зовут? – наконец спросил он, проводя подушечкой большого пальца по губам девушки, которые, надо отдать должное, послушно приоткрылись.
– Малинка, княже, – выдохнула она и вздрогнула.
– Малинка, значит, – он хмыкнул, – и как, сладкая наша малинка?
В ответ прозвучал прерывистый вздох.
И тут Велеслава словно тряхнуло: да она его боялась!
Прямо как та, другая.
Он потянул в себя носом воздух, вбирая запах стоящей перед ним девки. Пахла она, конечно же, квашеной капустой, но к этому запаху примешивался загадочным образом еще и аромат свежеиспеченного хлеба, и молока…
Велеслав опустил руку чуть ниже, провел костяшками пальцев по тонкой шее. И затем резко рванул ворот сорочки, оголяя тяжелую, спелую грудь. Девица взвизгнула и попыталась прикрыться, но Велеслав оказался проворнее, дернул ее за руку к себе, затем повалил на кровать животом вниз.
– Не надо! – вскрикнула Малинка, – княже, помилуйте…
Велеслав едва не облизнулся, от желания даже скулы свело.
На то, чтобы задрать девке подол, понадобилось одно мгновение.
Еще одно – чтобы развязать кушак.
Кажется, она кричала.
Но он ослеп и оглох, сквозь грохочущий в ушах пульс с трудом разбирая – Велеслав, любимый.
Ее голос. Его княгини.
Глава 4. Злата
Чувства возвращались медленно. Она плавала в густом тумане, не ощущая собственного тела, и не хотелось ни думать, ни вспоминать.
«Если это и есть смерть, то я согласна».
И ей больше не надо прятаться от мужа. И не нужно ничего решать… Хорошо…
Потом начали возвращаться чувства. Злата вдруг поняла, что лежит совершенно нагая на чем-то теплом. А еще… Ох. По ее спине скользили чьи-то горячие пальцы. Медленно, очень деликатно, выписывая невообразимые узоры, разминая каждую мышцу. Опускаясь ниже, к пояснице, снова возвращаясь к плечам, и затем – к локтям, к запястьям.
Она не могла видеть обладателя рук (да-да, почему-то она сразу решила, что руки мужские, чуть шершавые и сильные). Попыталась повернуться, но ее голова тут же оказалась вжатой в подушку.
– Не дергайся, золотце. Я еще не закончил.
«Ох», – Злата почувствовала, что стремительно краснеет.
Только один человек – или совсем даже не человек – называл ее так.
И, сгорая от стыда, она уткнулась носом в подушку.
А руки чародея медленно, играючи, размяли крестец и переместились на ягодицы. Злата мысленно застонала от ужаса. Зачем?!! Что он там еще задумал?
– Расслабься, – спокойно сказал Таро, – просто лежи спокойно. Я пытаюсь разогнать твои энергетические поля, чтобы ты быстрее встала на ноги. Прости, я взял слишком много.
В его голосе не было и намека на раскаяние. Он просто говорил то, что следовало бы сказать – и не более.
Злата закрыла глаза. Ну, не бороться же с ним, в самом деле… К тому же она слабее котенка, руки поднять не может.
«Значит, не умерла, – подумалось Злате с некоторым разочарованием, – и, значит, он смог перетащить нас куда-то… Нас, не себя одного».
Но осознание того, что она лежит совершенно обнаженная, и Таро медленно разминает ей каждую косточку, заставляло леденеть от ужаса.
Тем временем руки переместились на бедра, поглаживая внутреннюю их поверхность. Прикосновения неожиданно будили то, что Злата считала давно похороненным и забытым: она ощутила, как внизу живота неожиданно потеплело.
– Не надо, – проскулила в подушку, – пожалуйста…
– Еще немного, – бодро отозвался Таро, – потерпи, будь любезна.
Злата прикусила губу. Да что ж он творит с ней? Зачем? И за что?!!
– Отпусти… Отпусти!
Его руки… Ох, это было что-то неповторимое. Особенное. Обжигающие прикосновения незримо меняли ее, превращая из тощей, забитой и шарахающейся от собственной тени девчонки в женщину, желающую любви. Прямо сейчас. С ним.
Злата всхлипнула. Собравшись с силами, все же повернулась набок, сбрасывая с себя горячие мужские руки, подхватила простыню, судорожно закрываясь, прижимая к груди. А там, меж ног, все было красноречиво-влажно. Как тогда, когда Велеслав еще любил ее – а она его.
В душе всколыхнулась злость. Да как он смеет проделывать с ней все это? Нашла в себе силы поднять взгляд. Таро, в чистой рубахе, рукава подкатаны. Аккуратно причесан, волосы собраны в короткую косу. Выглядит так, словно только что из мыльни. Взгляд невольно зацепился за треугольник гладкой бледной кожи в вороте рубахи, и Злате захотелось плакать. Выть волком. Потому что, пропади все пропадом, она до безумия хотела сейчас его. Вот такого, к которому начала привыкать – с презрительным прищуром, твердой линией скул и подбородка. Отбросить стыдливость, попробовать на вкус его губы, потереться грудью о шершавое полотно рубахи, ловя запах мужского тела. Скользнув ладонью по бедру, почувствовать привлекательную твердость мужской плоти, чтобы потом принять его…
Она что есть сил ущипнула себя за руку. Острая боль немного отрезвила. И, продолжая цепляться за простыню, словно за спасительную соломинку, Злата прошипела:
– Не смей! Слышишь?!! Не смей ко мне прикасаться!
Чародей улыбнулся, не сводя с нее взгляда. Изумрудные глаза были холодны, но Злате показалось, что на миг скользнуло в них что-то теплое.
– Не скачи так, золотце. Ты еще только-только приходишь в себя.
Она затравленно смотрела на Таро и разрывалась на части. Всколыхнувшееся желание внезапно сжигало.
«Ну давай же, возьми меня», – вертелось на языке.
Злата застонала, сжала руками голову и тихо заплакала. Краем глаза увидела, что Таро двинулся в ее сторону, и вытянула вперед руку в предостерегающем жесте.
– Нет!
– Злата, ложись обратно, – голос Таро стал бархатистым, пробирающим до мурашек, – ты еще не здорова. Сейчас придет девушка, поможет тебе поесть… Ну и умыться и причесаться. Послушай меня, золотце, не упрямься. Я и так уйму времени потратил, чтобы привести тебя в чувство…
– А что, другого способа ты не придумал? – огрызнулась она.
– Другие способы, конечно, есть, – без тени усмешки ответил он, – но этот самый щадящий. А ты что себе вообразила? Я тебе должен, не более. Доведу тебя до замка госпожи Лорин, ты вылечишь свой недуг… если, конечно, он не выдуман владетельным князем Велеславом… И потом мы расстанемся, чтобы никогда друг друга не видеть более. Так что можешь не переживать, золотце.
Потом он с безмятежным выражением лица раскатал рукава и вышел, отчего-то громко хлопнув дверью. Злата осталась одна. И уже тогда, закусив угол простыни, дала волю слезам.