Дома тут стояли деревянные, в основном крытые щитами из прессованной соломы. Не город, а гигантская растопка, только спичку поднеси.[74] Дым так и стлался по-над крышами, сливаясь в облако, а когда мешался с пеленой тумана, опускался на улицы как предтеча будущих смогов.
Но главенствующим был вовсе не запах гари, а чудовищная вонь от множества помоек и разлива нечистот — страшно мучилось обоняние. Не меньше страдал и слух — лондонский Сити трясло от страшного, оглушительного шума. Орали люди, ржали лошади, мычали волы, блеяли овцы, грохотали неуклюжие деревенские телеги и экипажи, не отличавшиеся изяществом. Ужас!
— Заворачиваем… это самое… на запад, к Вест-Энду, — сказал Олег. — Наша Люси прописана в районе Пэлл-Мэлл.[75]
— Губа не дура у Люськи, — хмыкнул Яр.
— Фи! — поморщился Шурик. — Какой моветон!
— Цыц, мон шер!
Поплутав по улочкам и закоулочкам, друзья выбрались к храму Святого Павла, но тут оказалось, что по соборному двору нельзя было ездить верхом или даже вести лошадь в поводу, ибо в этом месте лондонские щёголи любили прогуливаться.
Колоннаду собора оккупировали торгаши и всякие юристы, а место возле северных дверей храма облюбовали доморощенные пииты и уличные музыканты.
Через ворота Ладгейт четвёрка вышла на Флит-стрит, которая, миновав Темпл, перешла в Стрэнд.
За Черинг-кросс дома стали нарядней и представительней, карет с гербами проезжало всё больше, а возов, гружённых сеном, всё меньше. Да и обычный вонизм уже не так шибал в нос — переменившийся ветер иногда доносил свежий, приятный воздух с полей Ислингтона и Хайбери, откуда в королевский дворец каждое утро доставляли парное молоко.
Дом графа Карлайла помещался на углу Пэлл-Мэлл и Сент-Джеймс-стрит, как раз напротив Сент-Джеймсского дворца.
Само обиталище не блистало особыми изысками — обыкновенный фахверк в два этажа, правда, на прочном фундаменте из обтёсанных каменных блоков-квадров. Вероятно, это были остатки древней римской постройки.
Дом стоял в глубине двора, перед входом был разбит небольшой газон.
Спешившись, Сухов направился к массивным дверям, обитым позеленевшими полосками бронзы, подхватил тяжёлый деревянный молоток, висевший на цепочке, и постучал им, надеясь, что хозяева дома. А ещё лучше было бы застать на месте одну хозяйку, без мужа-гуляки.
Когда дверь отворилась, Олег подумал, что его надежды сбываются, — на пороге появилась молоденькая служаночка и пролепетала, что графа нет, одна миледи принимает. Как доложить о джентльменах?
— Передай миледи, — внушительно сказал Сухов, — что её хочет видеть сэр Северус Снейп. По важному делу.
Служанка присела в поклоне и убежала.
— Здорово! — восхитился Быков. — Тогда я буду… мм… о! Гриффиндором! Нет! Этим… Альбусом Дамблдором!
— Да ради бога… Хоть Волдемортом.
Вскоре прислуга вышла вновь, приглашая в дом. Переступив порог жилища четы Карлайлов, четвёрка оказалась в мрачноватом холле, обитом деревянными панелями. Встречать дорогих гостей вышла сама хозяйка — довольно миловидная дама с вьющимися кудрями и лукавой улыбкой. Графиня была облачена в парчовое платье с корсажем из фиолетового бархата, опушенного горностаем.
— Добрый день, господа, — поздоровалась она, оглядывая Сухова и Быкова с любопытством, лишённым и доли опаски.
Олег снял шляпу и поклонился.
— Мы не были вам представлены, миледи, — проговорил он с лёгкой улыбкой, — но, думаю, этот перстень знаком вам…
Печатка, переданная кардиналом Ришелье, возымела на хозяйку дома самое благоприятное действие.
— О, так вы от монсеньора! — воскликнула Люси. — Очень, очень рада! Сэр…
— Северус. Этого достаточно. Мой друг — сэр Альбус Дамблдор.
Ярослав церемонно поклонился.
— Очень приятно. Пройдёмте в гостиную, господа! Сэр Северус, сэр Альбус… Мари, молока и пирожных!
— Слушаюсь…
В гостиной, где было посветлее, Сухов выложил на стол увесистый замшевый мешочек, туго набитый золотыми дублонами.
— Присаживайтесь, господа! — прощебетала графиня, рассеянно оглаживая пальцами замшу. — Надо полагать, миссия ваша не из тех, о коих следовало бы знать широкой публике?
— Вы совершенно правы, миледи, — кивнул Олег и сразу перешёл к делу: — Могу ли я надеяться, что ваше отношение к герцогу Бэкингему осталось по-прежнему холодным?
— Как в самую лютую зиму! — подхватила Люси с очаровательной улыбкой.
— Замечательно, — мягко сказал Сухов. — В таком случае, у нас с вами есть шанс порадовать его высокопреосвященство. Задача проста. Герцог ныне тщится сломить сопротивление французов под Ла-Рошелью. Он отчаянно нуждается в подкреплении, и Генри Рич, граф Холланд, собирает эскадру в помощь Бэкингему. А нам с вами надо сделать всё, чтобы корабли не покинули Англию хотя бы до октября.
Леди Карлайл поднялась с места и отошла к окну.
— Мне известно, — проговорила она задумчиво, — что крестьяне отказываются поставлять провизию ведомству лорда-адмирала, возмущаясь незаконными поборами. На этом можно сыграть… Кстати, сэр Ричард Уэстон, канцлер казначейства, — давний недруг Бэкингема, и он весьма недоволен теми затратами, которые несёт Англия по вине герцога — человека безусловно храброго, но… не стратега.
— Вы сможете представить меня достопочтенному Уэстону? — встрепенулся Сухов.
— Безусловно, — кивнула Люси.
— Отлично. И ещё мне надо будет повидать лорда Холланда. Передам ему одно письмецо и заодно весточку о том, что сподвижник лорда-адмирала, герцог де Субиз, тайно встречался с кардиналом Ришелье…
— Да-а? — округлила глаза графиня.
— Нет, — улыбнулся Олег, — но пускай уж Холланд считает де Субиза изменником.
— А ведь де Субиз сейчас в Лондоне.
— Да-а?
— Вот уж да! — рассмеялась Люси.
— Ага… — погладил Сухов бородку, соображая. — Тогда мне следует сначала навестить де Субиза.
Обернувшись к скучающему Быкову, Олег прищурился.
— Не спи, замёрзнешь, — сказал он по-русски и сразу перешёл на язык Шекспира: — И для тебя найдётся работа. Возьмёшь с собою обоих слуг и выедешь в Портсмут. Там переоденетесь и, изображая из себя морячков, пройдётесь по кабакам… В общем, миссия ваша будет вполне выполнима: напугать солдат и матросов, которых собираются отправить под Ла-Рошель, чтобы те прятались и дезертировали.
— Войной пугать? — деловито осведомился Яр. — Лишениями?
— Хворями. Распиши, как там люди мрут от лихорадки и холеры. Кстати, они там реально мрут. И вообще, прояви фантазию!
— Сделаем! — ухмыльнулся Быков.
Наскоро отведав пирожных (миндальных, свежих) с молоком (цельным, средней жирности), Сухов вызнал у миледи нужные адреса и отправился наносить визиты.
Прижимистый Бенжамен де Субиз остановился на постоялом дворе «Рыцарский плащ» у Лондонского моста.
Весьма осторожный, чтоб не сказать — трусоватый, герцог снял комнату на втором этаже, откуда через балкон легко можно было перебраться на крышу да и перескочить на соседнюю. И уйти с концами.
По счастью, Олег застал хозяина поднимающимся по внешней лестнице. Полноватый, среднего роста, герцог являл собой человека не развитого физически и слабого духом.
Надвинув шляпу на лоб, Сухов негромко окликнул его:
— Сударь!
Герцог вздрогнул, стал нервно оглядываться, не зная толком, как же ему поступить — то ли спуститься на пару ступенек, то ли подняться бегом наверх и захлопнуть дверь за собой.
— Не оглядывайтесь! — резко сказал Олег. — Вам не нужно меня видеть. Достаточно того, что я хочу помочь вам.
— Помочь? — отрывисто переспросил де Субиз. — В чём же, милостивый государь?
— В спасении вашей жизни, Бенжамен. И хватит вопросов, слушайте! Королю Англии известно, что вы якшаетесь с кардиналом Ришелье.
— Да я… — задохнулся герцог. — Да никогда…
— Повторяю: королю известно! Поэтому вас ищут повсюду и скоро будут здесь. А уж виновны вы или нет, разбираться никто не станет — отправят вас в Тайберн,[76] и всего делов. Так что, если вы ещё не утратили желания избежать топора палача,[77] то бегите, пока его величество не приказал закрыть все порты. Удачи!
Тут отворилась дверь на первом этаже, и оттуда выглянул довольно молодой человек с надменным выражением лица, тем более смешным, что щёки его были усеяны конопушками, уши торчали врастопырку, а пухлые губы завершали портрет этакого деревенского парубка.
— Эй! — крикнул он повелительно. — Я граф де Бранкас! А вы кто такой?
— Не ваше дело, граф, — любезно ответил Олег.
— Тысяча чертей! — вознегодовал де Бранкас, отчего его уши-оладьи приобрели малиновый окрас. — Я заставлю вас ответить! Защищайтесь!
С этими словами пылкий дворянин выхватил шпагу, однако виконт д’Арси действовал куда быстрей — выбитая шпажонка полетела в сторону, звякая по камням, а вот острие Олегова клинка пропороло кружевной воротник графа и упёрлось тому в шею.
— Вам повезло, сударь, — холодно проговорил Сухов, — по утрам я не столь кровожаден, как обычно.
— Ах, перестаньте, граф! — проговорил де Субиз в раздражении. — Право, не время для ссор! Скорее поднимайтесь…
Герцог громко затопал вверх по ступеням, а бледный граф потоптался в растерянности, не зная, что же ему предпринять, да и поплёлся на второй этаж.
Хорошо еще, что зевак не было — постояльцы разошлись по делам, а во дворе стояла только пара телег и одна карета.
Развернувшись, как по команде «кругом», Сухов вышел вон. Мигом размотав поводья, затянутые на коновязи скользящим узлом, он вскочил в седло и дал шенкелей.
«Северус Снейп» ехал и не оглядывался, уверенный, что герцог непременно последует его бесплатному совету. Правда, люди иногда ведут себя непредсказуемо. Ну-у, если де Субиз окажется таким недоверчивым, то ему же хуже — дождётся, что к нему нагрянут два заезжих джентльмена.
Свернув с Уиткомб-стрит на Португальскую улицу, Олег подъехал к дому Генри Рича, графа Холланда.
Португальская в эти времена особой роскошью не блистала, хотя особняки, выстроившиеся по обеим сторонам улицы, принадлежали явно не низшему сословию.
Под окнами дома лорда Холланда даже был разбит небольшой садик, хотя что в этом удивительного? Генри, второй сын Роберта Рича, графа Уорвика, мог себе позволить и не такое.
Именно принадлежность к влиятельному клану Уорвиков позволила Генри, лишённому наследства, быть принятым при дворе. Забавно, что герцога Бэкингема злила независимость Рича, а уж как он ревновал!
Именно потому, что Бэкингем опасался соперничества Рича, тот очень медленно делал карьеру придворного. Лишь четыре года назад Генри стал бароном Кенсингтоном, а в памятном 1625-м он получил титул графа Холланда — «за проявление послушания». Проще говоря, за то, что не стал болтать о тайном свидании Бэкингема с королевой Анной.
…На стук в дверь вышел старый дворецкий. Он был полон того высокомерия, которое присуще слугам влиятельных особ, и оглядел Сухова так, словно тот был настырным бедным родственником, набивавшимся на дармовой обед.
— Что вам угодно, сэр? — чопорно произнёс дворецкий, подчёркивая голосом, что почетную приставку к имени рыцаря он употребил лишь из вежливости.
Решив обойтись без грубости, Олег вперил в слугу свой твёрдый, холодный взгляд, под коим дворецкий тут же начал скукоживаться, и проговорил вовсе уж ледяным тоном:
— Мне угодно видеть графа Холланда. Передашь его сиятельству, что пришло письмо от известной ему особы.
Суетливо поклонившись, дворецкий заторопился доложить хозяину, и очень скоро тёмный коридор, уводящий в глубь дома, огласился сочным баритоном Генри Рича. А вот и он сам.
«Его бы постричь, побрить, — мелькнуло у Олега, — и вышел бы конкурент какому-нибудь голливудскому красавчику, вроде Тома Круза или Брэда Питта. А так…»
— С кем имею честь? — задрал подбородок лорд, словно пародируя своего дворецкого.
— Северус Снейп, — небрежно поклонился Сухов и протянул Ричу послание от Мари де Шеврез.
Лицо Холланда сразу расслабилось, едва он вдохнул нежный запах духов Козочки, едва уже уловимый. Отойдя к окну, он быстро сломал восковую печать и развернул свёрнутое в трубку письмо. Пока он читал, на лице его отражались все испытываемые им чувства, в основном нежного свойства.
Добравшись глазами до ласковых приветов, расточаемых Шевреттой в конце письма, граф длинно вздохнул и свернул исписанный лист. Обернувшись к Олегу, он живо спросил:
— «Шевалье, который зовёт себя Арамисом» — это, я полагаю, вы, сэр Северус?
Сухов слегка поклонился.
— И давно вы покинули Ла-Рошель? — отрывисто спросил Холланд.
— По меньшей мере, недели две минуло с отъезда.
— Как обстоят дела у его светлости?
— Его светлость, — усмехнулся Олег, — соизволил-таки отдать приказ о рытье траншей, дабы зря не губить солдат.
— Господи Иисусе! Разумеется! — воскликнул лорд. — Этот чёртов храбрец не мог унизиться, сгибаясь под огнём мушкетов. Кланяться пулям — сие невыносимо для его гордыни!
— А вы неплохо изучили герцога.
— О, поверьте, Северус — вы позволите так себя называть? — наука эта не слишком сложна и далась мне без труда. Хочу задать вам один… мм… скользкий вопрос. Ваш выговор… Он выдаёт явно не англичанина. И не шотландца. Вы француз?
— Ни в малейшей мере, господин граф. Полжизни я прослужил на Востоке… в войске падишаха Высочайшего османского государства. А с кем поведёшься, от того и наберёшься.
Генри глубокомысленно покивал головой и сказал:
— Я полагаю, что вы проделали столь долгий путь не для того лишь, чтобы передать письмо?
— О нет! Просто, будучи в Париже, я узнал одну неприятную вещь и решил непременно поставить в известность вас. Один из людей герцога…
— Художник небось?
Олег усмехнулся про себя — граф не прочь проверить его лишний раз. Что ж, верный подход: лучше перебдеть, чем недобдеть.
— Вы имеете в виду Бальтазара Жербье? Нет, нет, я его не встречал, хоть мне и сообщили о том, что мазилка обретается в Париже.
— «Мазилка»! — хохотнул Генри. — Верно подмечено, Северус!
— Так вот, мне передали следующее: Бенжамен де Роган, барон де Фронтенэ, герцог де Субиз дважды бывал в Малом Люксембургском дворце, где встречался отнюдь не с мадам д’Эгильон, а сами знаете с кем.
— Вот как… — пробормотал поражённый лорд. — Немыслимо! Хотя… Бенжамен сражался в Нидерландах под предводительством Морица Оранского, однако не был замечен в геройствах. Впрочем, чего тут гадать? Вы знаете, что он в Лондоне нынче?
— Боюсь, господин граф, что Бенжамену уже донесли о моём появлении…
— А мы это проверим! Будьте добры, Северус, обождите совсем немного, у меня есть к вам разговор.
Сухов молча поклонился, и лорд крикнул:
— Джордж! Вина джентльмену и фруктов!
Отдав приказание, Генри Рич удалился почти бегом, а Олег удобно устроился в огромном кресле у камина вовсе уж пугающих размеров и принялся смаковать весьма недурственное вино, сладкое и тёрпкое, живо поданное стариной Джорджем.
Сухов был спокоен. В этом времени еще нет телеграфа, и послать запрос в Ла-Рошель на предмет благонадёжности некоего Северуса Снейпа невозможно. Обмен посланиями займёт месяц, а он и не собирается задерживаться дольше в этом вонючем Лондоне, гнилом не только от туманов.
Дожидаться хозяина пришлось добрых полчаса, зато его приход упрочил доверие лорда к гостю. В дверь Холланд не вошёл, а ворвался, злой и встрёпанный.
— Вы были правы, чёрт возьми! — вскричал он с порога. — Де Субиз с графом Бранкасом сбежали какой-то час назад! Мои люди потеряли их след в лондонском порту — эти двое предателей скрылись на голландском гукере.[78] Но ничего, мы ещё встретимся!
Генри Рич принялся мерить большими шагами холл из угла в угол, а Олег с интересом следил за ним. Мысли, мелькавшие у него сейчас, возникали, бывало, и раньше, когда он, получив очередной приказ из уст очередного владыки, спешил его исполнить и в то же время вчуже, как бы со стороны, наблюдал за собой, ретивым и рьяным. Во имя чего, мол, проявляешь такой энтузиазм? Чего для? Кто тебе этот конунг (король, базилевс, хан — нужное подчеркнуть)? Да никто! Вот только вопросы это были вовсе не те, что следовало себе задавать. Лучше было бы спросить, а как ты собираешься в данном времени и пространстве жить-поживать да добра наживать? Ежели жил не рвать, не пробиваться наверх, не лезть по головам, то так и останешься на обочине жизни — беден, сир и убог. Конечно, добиваться чинов и званий, тулиться поближе к трону — всё это стоит немалых усилий и затрат. Да и лёгкой жизни при дворе ждать не приходится: чуть зазеваешься, и тебя сожрут вельможи, что дышат в затылок, мечтая занять твоё место под солнцем. Зато у знатного человека куда большая свобода манёвра. Куды бедному крестьянину деваться? А вот у дворянина всегда есть выбор, особенно если меч он носит не для красоты, а ловко обращается с оружием. Такие всегда нужны — все монархи наперечёт готовы, образно выражаясь, расклеивать объявления со схожим текстом: «Требуются рыцари со стажем».