– О боги, – выдыхаю я, потрясенная огромным количеством людей вокруг. Крестьяне, торговцы, стражники и аристократы спешат по грязным улицам, каждый – по своим делам.
Вдалеке виднеется дворец короля. Древние белые стены и позолоченные арки блестят на солнце, контрастируя с трущобами на окраинах.
Я разглядываю дома бедных. При виде возвышающихся вверх лачуг у меня захватывает дух. Домишки слеплены, будто соты. Они похожи на вертикальный лабиринт – один возвышается над другим, и хотя многие – коричневые и блеклые, стены некоторых ярко раскрашены и испещрены причудливыми узорами. Это протест, отказ считаться бедным кварталом, пылающий уголь там, где король видит только золу.
Я осторожно приближаюсь к центру города. Шагая по трущобам, замечаю, что большинство предсказателей не старше меня. После Рейда редкий прорицатель в Лагосе доживает до совершеннолетия, не угодив в тюрьму или на работы.
– Пожалуйста, я не хотел… Нет! – звучит крик.
Я вздрагиваю, когда прямо передо мной пролетает палка надсмотрщика и опускается на спину маленького предсказателя, оставляя пятна крови на, вероятно, последней чистой одежде в его жизни. Мальчик падает на груду черепков – осколков разбитой посуды, которую его слабые руки не смогли удержать. Надсмотрщик вновь поднимает трость, и я вижу ее черный магацитовый блеск.
О боги. Острый запах опаленной плоти ударяет в нос, когда надсмотрщик бьет мальчика по спине. Дымок вьется над кожей, пока несчастный пытается встать на колени. От жуткого зрелища у меня немеют пальцы, но я вспоминаю о работах, которые могут мне предстоять.
Вперед. Я заставляю себя двигаться, хотя сердце уходит в пятки. Пошевеливайся или окажешься на его месте.
Я спешу к центру Лагоса, стараясь не замечать запаха сливных стоков, текущих по улицам трущоб. Когда я достигаю синих зданий торгового квартала, вонь сменяется ароматом сладкого хлеба и корицы, и желудок урчит от голода. Я готовлю себя к предстоящей торговле. Центральный рынок впереди гудит тысячей голосов, и я замираю, когда вижу его.
Неважно, как часто мы с папой продавали здесь крупную рыбу, безумие этого рынка не перестает меня удивлять. На нем, более шумном, чем улицы Лагоса, можно купить любой товар, известный в Орише. Целый ряд занимает пшеница с огромных полей Мины, сразу за ней торгуют восхитительным железом с фабрик Гомбе. Я шагаю в толпе мимо прилавков, наслаждаясь запахом жареных бананов.
Навострив уши, пытаюсь понять, как здесь торговаться, и узнать скорость заключения каждой сделки. Передо мной разворачивается настоящая битва, где слова режут, как ножи. Кажется, они смертоносней тех, которыми пользуются в Илорин. Здесь нет места уступкам. Только нажива.
Я прохожу мимо деревянных загонов с детенышами гепанэра, улыбаясь при виде тоненьких рожек над их головами. Пробираюсь мимо тележек с узорной тканью и, наконец, достигаю рыбного рынка.
– Сорок медных монет.
– За тигровую рыбу?
– Тридцать и ни монетой больше!
Торговцы кричат так громко, что я едва могу думать. Нет, это не плавучий рынок Илорин. Честной торговле здесь не место. Прикусив губу, изучаю толпу. Мне нужен знак. Нужен какой-нибудь богатый дурак…
– Форель?! – кричит мужчина. – Разве я похож на того, кто ест форель?
Я поворачиваюсь к пухлому аристократу в темно-пурпурной дашики. Его ореховые глаза сузились от гнева. Он смотрит на торговца-косидана так, словно только что получил смертельное оскорбление.
– У меня есть морской петух, – предлагает тот, – камбала, большеротый окунь…
– Я сказал, что хочу рыбу-меч, – обрывает его аристократ. – Мой слуга говорит, ты отказываешься ее продавать.
– Сейчас не сезон.
– Но ведь король ест ее каждую ночь.
Торговец чешет затылок:
– Если рыбу-меч ловят, ее тут же отправляют во дворец. Это закон.
Лицо аристократа вспыхивает от гнева, и он достает маленький бархатный кошелек.
– Сколько за нее предлагают? – Он звенит монетами. – Я заплачу двойную цену.
Торговец алчно смотрит на кошелек, но не соглашается:
– Мне нельзя рисковать.
– А мне можно! – кричу я.
Аристократ поворачивается ко мне и с недоверием прищуривается. Я жестом подзываю его, уводя от прилавка.
– У тебя есть рыба-меч? – спрашивает он.
– Лучше. То, что больше никто не сможет вам предложить.
Его глаза округляются, и я ощущаю азарт, который появляется, когда рыбка вот-вот заглотнет наживку. Аккуратно разворачиваю парусника и держу его на свету так, чтобы чешуя заблестела.
– О боже! – вырывается у аристократа. – Она чудесна.
– И намного вкуснее, чем выглядит. Краснохвостый парусник прямо с берегов Илорин. Сейчас не их сезон, так что будьте уверены, даже король сегодня ей не поужинает.
Лицо аристократа расплывается в улыбке, и я понимаю, что он на крючке. Мужчина достает кошелек.
– Пятьдесят монет серебром.
От неожиданности мои глаза округляются, но я беру себя в руки. Пятьдесят…
Этого хватит для уплаты налога и, возможно, на новую лодку. Но если стражники увеличат поборы в следующее полнолуние, эти деньги не спасут меня от долговой ямы.
С громким смехом я принимаюсь заворачивать рыбу.
Аристократ хмурится:
– Что ты делаешь?
– Продам это сокровище тому, кто сможет его себе позволить.
– Да как ты смеешь…
– Простите, – прерываю я. – У меня нет времени на человека, который предлагает пятьдесят монет за лакомство, стоящее в десять раз больше.
Аристократ ворчит, но лезет в карман и достает второй бархатный кошелек.
– Триста и точка.
О боги! Пальцами ног я впиваюсь в землю, чтобы не упасть. Это больше, чем мы видели за всю нашу жизнь. По меньшей мере, полгода не придется думать о налогах, даже если они поднимутся!
Открываю рот, чтобы заключить сделку, но, взглянув аристократу в глаза, медлю. Если он согласился так быстро, возможно, я смогу поторговаться еще…
– Бери, – слышу я голос Тзайна. – Этого более чем достаточно.
Но не могу остановиться.
– Простите, – я пожимаю плечами, продолжая заворачивать парусника. – Не могу отдать королевское яство тому, кто не может его купить.
Ноздри аристократа расширяются. Возможно, я зашла слишком далеко. Я жду, пока он заговорит, но между нами лишь гневное молчание. Мне остается только развернуться и уйти.
Каждый шаг кажется вечностью. Я сгибаюсь под грузом новой ошибки. Найдешь еще одного, пытаюсь я себя успокоить. Другого знатного дурака с деньгами. Получишь больше, чем три сотни. Рыба ведь куда дороже… Так?
– Проклятье, – я едва не врезаюсь в прилавок с креветками и осознаю, что натворила. Что мне теперь делать? Кто может быть настолько глуп, чтобы…
– Постой!
Я поворачиваюсь, и пухлый аристократ сует мне в руки три звенящих кошелька.
– Как скажешь, – огорченно ворчит он. – Пять сотен.
Смотрю на него, не веря своим глазам, и он принимает это за сомнение.
– Пересчитай, если хочешь.
Я открываю кошелек: монеты так прекрасны, что хочется плакать. Серебро блестит, словно чешуя парусника, его тяжесть вселяет мне большую надежду. Пять сотен! Новая лодка и год отдыха для папы. Наконец-то.
Я сделала что-то правильно.
Вручаю рыбу аристократу, не в силах скрыть улыбку:
– Наслаждайтесь. Сегодня вы поужинаете лучше короля.
Мужчина надменно усмехается, но уголки его рта изгибаются от удовольствия. Засунув бархатные кошельки в сумку, я ухожу. Сердце бьется так громко, что заглушает шум рынка. Вдруг слышу крики и замираю. Это не споры торговцев. Что за…
Я отшатываюсь – передо мной падает прилавок с фруктами.
Мимо проносится отряд королевской стражи. Манго и оришанские персики разлетаются во все стороны. С каждой секундой стражников становится все больше. Они что-то ищут. Или кого-то.
Я глазею на хаос, творящийся вокруг, прежде чем понимаю: надо уходить. У меня в коробе пятьсот серебряных монет, и на кону не только моя жизнь.
Я энергично проталкиваюсь через толпу, пытаясь ускользнуть, и уже вижу ряды тканей у выхода, когда кто-то хватает меня за запястье.
Во имя богов, что еще?
Вытаскиваю складной посох, ожидая, что это рука стражника или уличного воришки. Но, оглянувшись, не вижу перед собой ни солдата, ни мерзавца, решившего меня ограбить.
Девушка с янтарными глазами, одетая в мантию, тянет меня в проход между прилавками, вцепившись так, что я не могу освободиться.
– Пожалуйста, – просит она. – Ты должна вытащить меня отсюда.
Глава пятая. Зели
На миг я забываю, как дышать.
Меднокожая девушка дрожит так сильно, что ее страх передается мне.
Крики становятся громче, стражники бегут к нам, приближаясь с каждой секундой. Они не должны поймать меня вместе с ней.
Если это случится, мне конец.
– Отпусти, – требую я почти с тем же отчаянием, с которым она просила о помощи.
– Нет! Пожалуйста, – слезы застилают янтарные глаза, и ее хватка усиливается. – Прошу, помоги! Я совершила непростительный грех, если меня поймают…
Ее взгляд наполняется знакомым мне ужасом. Если девушку поймают, ее судьба решена. Вопрос лишь в том, как она умрет. На месте? В темнице от голода? Или стражники пустят ее по кругу? Изведут, чтобы она задохнулась от горя?
Вы должны защищать слабых, приходят на ум утренние слова Мамы Агбы. Я представляю ее строгий взгляд. Это – путь посоха.
– Не могу, – выдыхаю я, но, едва слова вылетают изо рта, непроизвольно готовлюсь к схватке. Проклятье.
Неважно, удастся ли ей помочь. Я не смогу жить, если не попробую.
– Идем, – я беру девушку за руку и перепрыгиваю через прилавок с тканями, более широкий, чем прочие. Прежде чем торговка успевает закричать, зажимаю ей рот и подношу кинжал Тзайна к шее.
– Т… ты что? – спрашивает девушка.
Я смотрю на мантию незнакомки. Как она вообще умудрилась убежать так далеко? Ее медная кожа и роскошная одежда – бархат с золотистой тафтой – буквально кричат о благородном происхождении.
– Надень этот коричневый плащ, – требую я. Пот струится по коже торговки. Рядом с воровкой-прорицательницей каждое ее движение может стать последним.
– Я не причиню тебе вреда, – обещаю я, – просто куплю эту одежду.
Выглядываю из-за прилавка, пока девушка облачается в неприметное одеяние. Сжимая мою руку, торговка сдавленно всхлипывает. На рынке столько стражи, что хватит на армию. Бесчисленные торговцы и крестьяне лишь множат хаос. Я хочу вырваться из этого адского котла, но не вижу выхода. У нас нет выбора. Нужно положиться на удачу.
Отступаю под навес, а девушка поднимает капюшон нового плаща, закрывая лицо. Схватив ее дорогой наряд, я протягиваю его торговке. Страх в ее глазах тускнеет, когда пальцы касаются мягкого бархата.
Я отвожу кинжал от шеи женщины и беру плащ для себя. Прячу под темным капюшоном волосы.
– Ты готова? – спрашиваю я.
Девушка робко кивает. Искра решимости вспыхивает в ее глазах, но я все еще чувствую охвативший ее ужас.
– Следуй за мной! – Мы выходим из-за навеса и растворяемся в хаосе. Хотя стражники прямо перед нами, коричневые плащи служат лучше щитов. Они ищут благородную. Слава богам!
Может, у нас есть шанс.
– Скорее, – шепчу я, когда мы идем по проходам между прилавками с тканью.
– Стой, – я хватаю ее за край плаща. – Не беги. Ты привлечешь внимание. Смешайся с толпой.
Девушка кивает и пытается что-то сказать, но не может. Все, на что она сейчас способна, это плестись в нескольких шагах позади, как детеныш леонэры.
Мы пробиваемся сквозь толпу, пока не добираемся до края рынка. Стражники дежурят у главного входа, но поблизости оказываются боковые воротца, у которых стоит лишь один солдат. В тот момент, когда он задает вопрос какой-то аристократке, я решаю воспользоваться шансом.
– Быстро! – Сжимаюсь у навеса и выскальзываю на каменные улочки торгового квартала. Вздыхаю от облегчения, глядя, как напряжение покидает мою хрупкую спутницу. Но обернувшись, мы видим двух рослых стражников, преградивших путь.
О боже. Я резко останавливаюсь. В коробе звенят серебряные монеты. Смотрю на девушку – ее медная кожа побледнела от ужаса.
– В чем дело? – спрашиваю я стражников так беззаботно, как только могу.
Один скрещивает руки, огромные, как стволы деревьев.
– Ищем беглянку. Никто не выйдет отсюда, пока не найдем.
– Простите, – я низко кланяюсь. – Мы подождем внутри.
Проклятье. Разворачиваюсь и иду к прилавку, окидывая взглядом творящийся на рынке хаос. Если все выходы перекрыты, нам нужен новый план. Надо найти другой способ…
Стоп.
Я уже почти вернулась на рынок, как вдруг поняла, что девушки нет рядом. Оборачиваясь, вижу, что она застыла перед стражниками, сжимая перед собой дрожащие руки.
Ради богов!
Открываю рот, чтобы шепотом позвать спутницу, но понимаю, что не знаю ее имени. Я рисковала всем ради незнакомки, а сейчас из-за нее нас убьют.
Пытаюсь отвлечь стражников, но один уже тянется к ее капюшону. Времени не остается, я хватаю металлический прут и делаю выпад.
– Пригнись!
Девушка падает на землю. Я замахиваюсь посохом и бью стражника в голову. Отвратительный треск разносится в воздухе, когда он валится в грязь. Прежде чем второй успевает обнажить меч, бью посохом ему в грудь. От быстрого удара в челюсть он падает без сознания в красную пыль.
– О небеса! – ругается девушка, как истинная аристократка. Складываю посох и понимаю, что она права: о небеса. Я напала на стражников. Теперь нас точно убьют.
Я представляю ярость Тзайна, когда мы срываемся с места и летим по торговому кварталу.
Ничего не испортить. Войти и выйти. Разве этот план подразумевал помощь преступнице?
Мы несемся мимо выкрашенных синим домов, а два отряда королевской стражи дышат нам в спину. Их голоса приближаются, а лязг сапог оглушает. Солдаты с обнаженными мечами всего в нескольких шагах от нас.
– Знаешь, где мы? – спрашиваю я.
– Кажется, – выдыхает она с распахнутыми от ужаса глазами, – мы недалеко от трущоб, но… Сюда!
Она вырывается вперед, всего на шаг, чтобы указать путь. Я следую за ней, мы бежим по мощеным улицам, расталкивая торговцев, возмущенных нашей гонкой. Кровь во мне кипит, а под кожей разгорается пламя. У нас не получится. Нам не уйти.
«Тише, – слышу я в голове голос Мамы Агбы и заставляю себя сделать глубокий вдох. – Будь находчивой. Используй свое окружение».
В отчаянье я изучаю улочки торгового квартала и, завернув за угол, вижу штабель деревянных бочек. Сойдет.
Я размахиваюсь и изо всех сил бью посохом по нижней. Первая бочка падает на землю, а за ней начинают катиться остальные.
Крики стражников разносятся в переулке, когда бочки сбивают их с ног. Эта уловка позволяет нам достичь трущоб и перевести дыхание.
– Что теперь? – глотая воздух, спрашивает незнакомка.
– Ты не знаешь, как отсюда выбраться?
Она качает головой, смахивая пот, струящийся по лицу:
– Я никогда не бывала в этой части города.
Издалека этот квартал выглядит как необычный лабиринт, но вблизи представляет собой паучью сеть из жалких домишек. Перед нами – десятки узких переулков и грязных улиц, но выхода не видно.
– Сюда, – я указываю на улицу, уводящую прочь от квартала торговцев. – Если это путь к центру, по ней мы выберемся из города.
Вздымая облака пыли, мы бежим изо всех сил. Но впереди вновь появляются стражники, и нам ничего не остается, как свернуть.
– О небеса, – опять выдыхает девушка, пока мы несемся по переулку мимо улюлюкающих нам бездомных. На миг я удивляюсь, что моя спутница еще держится. Сомневаюсь, что при дворе ее обучали побегам от стражников.
Мы вновь заворачиваем за угол, преследователи настигают нас. Я пытаюсь ускориться, но девушка тянет меня назад.