Но смести было необходимо, Великие Маги не смирились бы с моей властью, как и меня абсолютно не устраивала их власть. Раздумывать и планировать было некогда, Маги вот-вот выйдут и вернутся в свои Башни, так что я поступил, как и поступают в цугцванге да еще и в цейтноте.
И вот сейчас власть над властью императора исчезла. Это примерно так, как если бы в Средневековой Европе вдруг исчезла церковь, что скрепляла ее в единое целое и задавала смысл жизни и существованию. Церковь помазывала на царствие, а отлучение было приговором для любого короля. Императоры получали корону только из рук Папы Римского, что превыше всех императоров на земле.
И вот теперь…
Закончил завтрак я, надеюсь, по протоколу, хотя и не старался, об этом позаботилась герцогиня, поднялся из-за стола с мыслью, что у меня нет опоры ни на оставшуюся на северном континенте церковь, ни на здешних Великих Магов, а без опоры даже не знаю что получится. Здесь не поможет ни Маркус, ни моя общая продвинутость, когда все население империи, от самого верха и до низа, даже не понимает, чего я хочу…
Я вздрогнул, обнаружив, что уже иду по широкому коридору в сторону лестницы, справа сэр Альбрехт, а слева граф Келляве. Мой инстинкт опасности не сработал и не предупредил, значит, все еще не враги.
– Нет, – сказал я зло, – и не уговаривайте! Отца Дитриха с его армией попов сюда не позову! Во всяком случае, не скоро.
Они взглянули с удивлением, Альбрехт заметил бесстрастно:
– Мы о нем и не заикались… Хотя раз уж вы вспомнили, то можно…
– Нельзя, – отрезал я, поинтересовался уже более мирно: – А как вы сумели отрезать длинный хвост этой праздной публики, что, согласно протоколу, тащится следом?
Они переглянулись, Альбрехт заметил холодновато:
– А это не вы сами их… остановили? Я что-то не заметил за сэром Гастоном, чтобы он как-то заметно…
– Да и я за вами, – ответил Келляве. – Может, герцогиня, что управляет всем этим действом? А то и сам сэр Ричард воспользовался каким-то знаком, что желает без сопровождения?..
– Просто оскалил зубы, – предположил Альбрехт, – а то и зарычал. Это тоже действует.
– Да, – согласился Келляве, – сэр Ричард зубы ощеривает все чаще. Хотя мог подмигнуть какой-то с вот такими. А вот альтанка, а там его кто-то уже ждет, томясь мукой сладкой…
– Тогда свернем, – предложил Альбрехт. – Или нет?
Я поморщился:
– Вот так легко все сворачивают на треп, когда нужно о серьезном. Давайте о наглых шантажистах. Что известно?
Келляве благоразумно промолчал, хотя его набундюченный вид сказал за него многое.
Альбрехт поинтересовался:
– А что могло измениться за короткую летнюю ночь? Люди Норберта еще не добрались, думаю, до того герцогства. Зато здесь двор оживает…
Во дворе за ночь прибавилось стражников в форме с золотистыми ремнями, вставками, даже шлемы из металла, блистающие золотом, хотя вряд ли это золото.
Сэр Юстер, командир императорской стражи, добирает комплект взамен разбежавшихся, а также тех, что ушли со Скагерраком, зато новых даже ночью гонял на плацу, обучая непривычной для них службе при дворце с придворными особенностями.
Экипажей в отведенном для них месте тоже прибавилось. Возвращаются убежавшие в свои имения ввиду конца света знатные и знатнейшие лорды и лордессы. Разумеется, еще не все. Кто-то не верит, что опасность миновала, другие выжидают, как поведут себя странные завоеватели.
Завидев нас, навстречу поспешил Норберт, взмахнул рукой в воинском приветствии. Взгляд прям и суров, словно допытывается, не разлагаюсь ли уже в этом слишком уж южном климате с очень доступными женщинами и вообще вольностями. Особенно когда мы завоеватели, бери все, что хочешь.
– Сэр Норберт, – поприветствовал я. – Как жизнь?
Он не стал рассказывать, как у него с жизнью, ответил кратко:
– Установлен кордон в три ряда. Один заметный и два тайных. Сэр Карл-Антон очень помог.
– Да-да, – сказал я, – с этого момента подробнее!
Он взглянул с некоторым неудовольствием.
– Что касается самой маркизы, то наблюдение за нею плотное. Все подходы к ее дому просматриваются днем и ночью. Ожидаем уже сегодня…
– Почему сегодня?
– Интуиция, – ответил он уклончиво. – Раньше – чересчур, позже – слишком. Сегодня самое время. Вряд ли хотят тянуть, давая вам время подготовиться и передумать.
– Хорошо, – ответил я величественно. – Кто в команде захвата?
– Умелые, – сообщил он. – Я поручил Чекарду, а тот все на лету хватает.
– Он хорош, – согласился я. – Чекард!
Чекард подбежал словно из ниоткуда, вытянулся, четкий, бравый и с выпяченной, как у боевого петуха, грудью.
– Ваше величество?
– Когда схватите гонца, – велел я, – немедленно оторвите воротник.
Норберт усмехнулся, отступил на шаг, я взглядом ответил, что да, не задерживаю, это мы с Альбрехтом и Келляве три бездельника, дефилируем, он удалился, собранный и деловитый, абсолютно не старающийся быть у императора в приближенных, а я повернулся к Чекарду.
Тот коротко поклонился:
– Да, ваше величество, как скажете…
Я увидел, как он дико скосил глаза в сторону своего плеча, сказал с сердцем:
– Да не свой воротник! Его!
– Все сделаем, – сказал он с облегчением, потом осторожно поинтересовался: – А зачем отрывать?
Я объяснил с высоты своих знаний:
– Там может быть зашито заклятие! Убьет его мгновенно, как только укусит себя за воротник, дабы не раскрыть тайну при допросе третьей степени. Ясно? Стандартная практика. Все так снаряжают.
Он посмотрел на меня с великим уважением.
– Вон оно у вас как… Даже стандартная… Все сделаем, ваше императорское величество!
Келляве промолчал, Альбрехт вздохнул.
– Даже не слышал, чтобы кусали себя за воротник.
– Дикари, – определил я. – Умереть за отечество – это же прекрасно! Любой дурак сможет красиво пасть в яростной битве с мечом в руке, а вот в тайной войне спецслужб такой чести удостоены только избранные… Это подвиг во славу!
– Тех, кто послал?
Я развел руками:
– Солдаты тайных служб гибнут безымянными. Награды и льготы получает семья. А за что – не разглашается. Но несмотря ни на что, кусать себя за ворот обязательно!
Чекард подтянулся, ответил четко:
– Сделаем, ваше величество!.. Оборвем не только воротник, но и рукава! А то вдруг и там заклинание…
Я поморщился:
– Связанные за спиной руки вряд ли укусит… Выполняйте!
Глава 4
Келляве проследил взглядом, как Чекард на бегу прыгнул в седло коня, даже не коснувшись стремени, на лице задумчивое выражение, словно пытался вспомнить, мог ли так сам в далекой молодости, а я сказал Альбрехту:
– Нужна подробная карта империи Скагеррака!.. С учетом наших запросов! Сегодняшних.
Он кивнул:
– Уже делают. Сэр Норберт распорядился нанести на существующие… Думаю, уже мог и закончить.
Келляве встрепенулся, сказал живо:
– Сэр Ричард, ну что вы так?
– Ну? – спросил я с неудовольствием.
Он сказал внушительным тоном, но с поспешностью:
– Ваше величество, так и мы привыкнем называть ее его империей! Хотя это вообще-то Клондзейд, именуемый империей Изначального Света! А Скагеррак – это один из ее бывших правителей, еще помните такого?.. Всего лишь! Либо Клонзейд, либо империя Ричарда Длинные Руки!
Я сказал с подчеркнутой виноватостью в голосе, надо почаще показывать соратникам, какие они умные:
– Вы правы, граф, слишком большое значение придаем личности в истории! На самом деле исторические процессы важнее, а также закономерности развития и появление новых слоев общества типа разночинцев и карбонариев.
Он вряд ли что-то понял, судя по его лицу, но остался доволен как моим ответом, так и собой, вроде бы возразил мне, поправив самого императора, но одновременно и польстил, что вообще-то даже для опытных царедворцев из южан верх умелого поведения при дворе.
Альбрехт взглянул с иронией, но смолчал так красноречиво, что я почти услышал, как он говорит: «Успех в войне или в строительстве всегда приписывают одному. Ни толпа, ни биографы не обращают внимания на общие труды».
Мы продолжали медленно двигаться по аллее, Альбрехт и Келляве со снисходительностью вельмож отвечали на поклоны прогуливающихся придворных, я наклонял голову совсем изредка, делая вид, что весь в государственных размышлениях о величии империи.
– Вся операция по захвату дерзких, – спросил он, – поручена сэру Норберту?
– А также герцогу Альбрехту, – добавил я и уточнил в задумчивости: – А он точно не принц?..
– Идите к дьяволу, ваше величество, – сказал Альбрехт с сердцем. – У вас же всегда была память, как вот эти булыжники, по которым идем! Ничто ее не брало.
– Хорошее сравнение, – ответил я беззлобно, – просто в самом деле не могу вспомнить. Собирался же в честь столь великой победы над Югом всех соратников перевести на ступеньку выше. В смысле, баронов в графы, герцогов в принцы… хотя бы выборочно, но не помню, сделал ли…
– Разве что в мечтах, – сказал он.
– Почему?
– А нет великой победы, – напомнил он. – Юг почти не заметил нас. Живет своей жизнью!.. Настолько велик и огромен, что проглотит нас и тоже не заметит, как проглотил и что проглотил.
Я подумал, кивнул:
– Неприятно такое узнать, герцог. Да, теперь вижу, что прежний герцог. Доброго слова от вас не услышишь!.. Но вообще-то как-то случайно вы угадали. Я вот мудростью беру, а вы постоянно угадываете. Южане у нас ничего не взяли, хотя победители и даже спасители мы, а мы уже и одеваемся, как они, и манеры перенимаем, и наша северная мораль под их солнцем тает, как лед под жаркими лучами… Даже как снег, что совсем обидно. Что докладывают наблюдатели?
– За маркизой? – уточнил он. – Ждут. Им подглядывать за красивой женщиной еще как нравится. Окна в ее покоях по вашему приказу всегда распахнуты, а они как вороны на дереве перед ее покоями… Во дворе она тоже частенько появляется без сопровождающих. Да и двери в ее апартаменты не заперты.
– Не слишком очевидно?
– Наш противник понимает, – напомнил он, – что установим наблюдение.
– А мы понимаем, – ответил я, – что он понимает. Ладно, посмотрим, кто кого перенаблюдает. Господь испытывает всех, кого считает достойным, потому трудностям нужно радоваться, хотя у меня с гражданским чувством нелады. Если человек дерьмовый, Господь на него вообще внимания не обращает, зато достойных подвергает всяким тяжким испытаниям.
– Ох, – сказал он с тревогой, – не нравятся мне такие речи.
– Мне тоже, – согласился я. – Лучше бы других испытывал, верно?.. Вот-вот.
Он полюбопытствовал:
– А чем же вас испытывает, сэр Ричард?.. У вас все как по маслу у богатого крестьянина.
– Да? – спросил я. – Любой крестьянин живет в сто тысяч раз счастливее и беспечнее!.. Свободен и ни за что не отвечает. А на меня Господь взваливал ношу все тяжелее и тяжелее, но я кряхчу и как-то ухитряюсь тащить, хотя бы и ползком… И вот в конце концов послал мне последнее испытание, самое тяжелое…
Он спросил тихонько:
– Багровую Звезду?
Я взглянул на него искоса.
– А-а, поняли? Вот-вот. Испытание безграничной властью! Как распоряжусь?..
Он промолчал, потом взглянул искоса.
– А почему вы решили, что это последнее испытание?
– Типун вам на язык, – сказал я в сердцах, – и на все прочие места!
Впереди на аллее раздались испуганные крики, через пару мгновений из-за роскошнейших вечноцветущих кустов выметнулся зловеще-черный пес, громадный и устрашающе мускулистый, да еще с багровыми, как раскаленные угли, глазами.
Придворные с облегчением вздыхали, когда он проскакивал мимо, и вслед ему старались выдавить улыбки, собачка принадлежит его величеству, а это значит, в адрес его любимца непозволительно не то что грубого слова, но даже взгляда.
Правда, насчет подружиться с ним даже подумать страшно, хотя еще никого не съел и даже не оторвал руку или ногу, но на такого даже смотреть страшно.
Келляве потрепал зверюшку по крупной лобастой голове, у быка и то меньше, Альбрехт небрежно чеснул вдоль хребта, крупных и мускулистых собак любят все, кто их не боится.
– Похоже, – сказал Келляве веселым голосом, – есть новости!
Он кивнул в сторону ворот, там в распахнутые створки влетел на легком горячем коне бездоспешный всадник и, завидев нас, развернул коня и лихим наметом понесся в нашу сторону.
Бобик заинтересованно вышел вперед, всадник бестрепетно обогнул его по дуге, там Келляве уже протянул требовательно руку. Гонец на ходу вложил в растопыренные пальцы лист бумаги, конь послушно остановился, часто поводя раздувающимися боками.
Не говоря ни слова, Келляве передал бумагу Альбрехту, а тот мне. Я развернул вчетверо сложенный лист, там всего две короткие фразы: «Не пытайтесь нас обмануть. Мы знаем о каждом вашем шаге».
Альбрехт молча принял из моей руки записку, прочел и передал Келляве, а я пытался выжать как можно больше из краткого послания. Было бы больше слов, хоть каких, было бы лучше понять противника. А так… Знают о каждом шаге, это значит всего лишь то, что так написали, но, с другой стороны, это не значит, что в самом деле знают. Такое можно написать заранее, я точно не буду сидеть сложа руки, они это понимают.
Не упомянули о моих возможностях, хотя это не значит, что не знают. Хотя, думаю, могут узнать о том, как я получил во владение маркизат Черро, а это уже важные сведения.
Как и то, что сейчас я властелин Багровой Звезды Зла.
Тревожное в том, что посмели обратиться с таким дерзким требованием, словно абсолютно уверены, что моя армия могучих демонов, сокрушивших мощь Великого Мага Гаториуса в его же крепости, бессильна перед их мощью и что даже всесильный Маркус не справится с ними, а это уже очень серьезно.
Потому это «Не пытайтесь нас обмануть», можно трактовать не как опасение с их стороны, что могу обмануть, хотя хочется понимать именно так, эта строка может быть простым нежеланием, чтобы я тратил время на безуспешные попытки.
Конечно, можно бы задать проверочный вопрос типа «А что я ел на обед?», но это слишком по-детски, и вряд ли станут отвечать. Не только из опасения раскрыть источник при дворе, а вообще это не уровень общения солидных взрослых людей.
Альбрехт первым нарушил тяжелое молчание:
– Ваше величество?.. Игнорируем?
– Я бы с удовольствием, – ответил я вяло, – но, кто бы подумал, даже такая мелочь может пошатнуть устои!
– Ваше величество?
Я пояснил:
– Могут понять, что императору был брошен вызов, а он не ответил… А раз другим не ответил, то и нам не ответит…
– Тогда что?
– Встретимся, – ответил я, – через час в моем кабинете. Но только с сэром Норбертом и теми, кто под рукой. Остальные пусть работают, не отрывайте от дела.
Альбрехт по дороге остановил одного из слуг и велел найти герцога Дарабоса. Его императорское величество изволит, а это значит, хоть умри, но выполни быстро и качественно.
В кабинете мы втроем только-только рассаживались, когда двери распахнулись, из коридора быстрыми шагами вошел сэр Норберт, прямой и с суровым ничего не выражающим лицом.
Я кивнул ему на пару свободных кресел.
– Сэр Норберт… успели что-то узнать? Что за герцогство? Почему именно ему свободу от тирании?
Он сел, все такой же прямой, не касаясь спинки кресла, но и не укладывая локти на края столешницы.
– Ваше величество, – ответил ровным голосом, спокойным, но лишенным почтительности, – там не сказано насчет свободы от тирании. Что вы так уж сразу обиделись? Только ограниченная независимость в решении внутренних проблем. А так герцогство из империи выходить и не пытается. Во всяком случае, об этом не сказано.
– Но если имеется в виду?
– Тогда сделка с обменом недействительна, – уточнил он ровно.
Альбрехт со своего края стола подал голос: