========== Глава 30. Раздувая пламя ==========
Кеншин проснулся на полу рядом с погасшим очагом. Холод вокруг и странная поза, в которой он спал, привели к тому, что он чувствовал себя дряхлым стариком, но ощущения в голове были еще хуже – там словно кто-то стучал молотком. Думать, черт, даже моргать было больно. Каким-то образом ему удалось развести огонь и приготовить немного риса с сушеной рыбой.
Странно, однако.
Постоянно присутствующий гнев, всепоглощающее чувство утраты и горя уже не ощущалось так сильно, так близко к поверхности. Нет, оно как-то резко уменьшилось до почти терпимой боли вместо вихря, угрожавшего смести все. О, боль все еще была там. Рана в сердце осталась, но теперь он просто стал нечувствительным ко всему этому.
Кеншин вздохнул, чувствуя почти облегчение. Лениво он подбросил в огонь полено, заметив, что от волчка Касуми остался только уголек. Минуту он смотрел на него. Факт в том, что он не сможет взять с собой все. И у него не было времени, чтобы по-настоящему отпустить все. Но этот дом был их с Томоэ раем. Сама мысль о том, что кто-то еще прикоснется ко всему этому, внесет свои изменения, сделает его своим… эта мысль заставила его почувствовать себя больным.
Поев, он подхватил дорожную сумку, оделся так тепло, как мог, и оглядел дом. Нет, ему действительно не хотелось, чтобы кто-то прикасался к нему.
Этот дом был их домом. Их счастье, хорошие воспоминания, крошечный осколок мира и нормальной жизни… все это здесь. Может, это и эгоистично, но он хотел, чтобы все это принадлежало только ему. Так что он свалил все их вещи в угол, ее постель, которую они использовали так много раз, ее одежду, остальные вещи, и все поджег.
Стоял яркий день. Свежий снег покрыл землю траурным саваном. Дым вырывался из дверей дома, оставшегося за спиной, пламя лизало окна, поднимаясь все выше к соломенной крыше.
Огонь распространялся быстро, разрушая их рай и очищая все собой.
Да.
Гори, сжигай все оставшееся.
Кеншин повернулся спиной к пожару и ушел.
Поздним вечером Кеншин наконец добрался до Киото, где снова встретился с Кацурой-саном. Или, точнее, с Кидо-саном, потому что, похоже, Кацура Когоро исчез после инцидента у ворот Хамагури, а из пепла восстал уже Кидо Такаёси.
Ничего, кроме учтивого вымысла, но Кеншин принял его достаточно легко. В конце концов, он с самого начала знал, что его лидер двуличный человек, который использует много имен. Имело ли значение то, что он добавит еще одно в этот список? Кацура-сан это Кацура-сан, независимо от того, какое имя использует и к какому по его утверждению клану сейчас принадлежит.
Тем не менее, ему даже не дали возможности переждать ночь, прежде чем Кацура-сан отправил его к врачу, утверждая, что он выглядит больным. Это было довольно верно, хотя Кеншин не мог не задаться вопросом, в чем причина такой спешки. Не похоже, что он собирается помереть от полученных травм, тем более через такое время.
Кацура-сан и врач, кажется, не согласились с этим утверждением.
Врач был особенно разозлен тем, что швы в его плече долгое время оставались без присмотра. Мужчина отпустил весьма нелестные комментарии по поводу деревенских шарлатанов и их вопиющей глупости, пока удалял швы, осторожно вытаскивая их из заживающей кожи. Из-за этой ошибки, как сказал врач, от раны останется удивительно уродливый шрам.
Откровенно говоря, Кеншина это заботило меньше всего. До тех пор, пока он сохраняет диапазон движений руками, он сможет сражаться. Все остальное не имеет значения.
Тщательное обследование показало, что Кеншин здоров, хотя небольшая анемия присутствовала. Его кожа была, по словам врача, слишком бледной, и ему было велено есть больше той отвратительной пищи. Обморожение пальцев на руках и ногах заживало так хорошо, как и ожидалось. Однако, если он хочет в ближайшее время управляться с мечом, врач настаивал на том, чтобы тщательно бинтовать пальцы, чтобы защитить восстанавливающуюся кожу.
В общем, не было ничего, о чем бы Кеншин не подозревал.
Что же касается пореза на щеке, он хорошо закрылся. Шрам останется навсегда, сейчас это стало очевидным, когда свежая рана так отчетливо выделялась красной линией, но она не будет так кровоточить, как первая. Если старое суеверие окажется правдой, то, возможно, это означает, что Томоэ не гневается на него? Он надеялся на это.
Уже на следующий день Кеншин попросил денег у Кацуры-сана – устроить место захоронения для Томоэ. Кацура-сан, не моргнув глазом, выдал ему полный кошелек и рекомендации подходящих храмов. Кеншин посетил некоторые, прежде чем выбрал тихий спокойный маленький буддийский храм в Восточном Киото под названием Сёрен-ин в качестве места ее упокоения.
Под его тщательным наблюдением камнерез выгравировал имя Химура Томоэ на могильном камне. Каждый раз, когда долото ударяло по камню, его сердце сжималось от боли, поскольку реальность ударяла сильнее. Все по-настоящему. Это окончательно. Это конец. Однако камнерез удивил его, спросив, не хочет ли он выгравировать и свое имя.
– Проще и дешевле вырезать имена обоих одновременно, – объяснил мастер как ни в чем ни бывало. – Большинство людей хотят приготовить себе место упокоения рядом с близкими, это обычная практика. Мы просто закрашиваем имя живого супруга красным цветом.
В этот момент его сердце словно снова разорвалось, и Кеншин слепо уставился перед собой, жестоко искушаемый этим предложением. Да, если ему суждено умереть, он хотел бы лежать рядом с Томоэ. Не было другого места, в котором он хотел бы оказаться. Но за эти последние две недели он слишком много времени провел в мечтах о смерти, в стремлении к тому облегчению, которое она принесет.
Если бы Томоэ узнала об этом, она бы пришла в ярость.
– Нет. – Кеншин обнаружил, что шепчет это, и погладил ее дневник, спрятанный в складку кимоно прямо над сердцем. – Спасибо за предложение, но… Думаю, моя жена никогда не простит меня, если я начну готовиться к смерти.
– Я понимаю, – почтительно кивнул резчик.
Надгробие было поставлено на небольшом пятачке в углу кладбища, возле двора, усаженного кленами. В торжественной тишине Кеншин наблюдал, как монах совершает свои ритуалы и благословляет ее покой. По окончании церемонии он просто сидел там долгие часы, держа горящий ладан, пока думал о лучших временах.
Только тогда, когда солнце начало опускаться за горизонт, он поднялся на дрожащие ноги, почтительно поклонился и ушел с обещанием снова вернуться.
Несмотря на то, что Кеншин даже близко не был к боеспособному состоянию, Кацура-сан попросил ему остаться рядом с ним в качестве телохранителя. Очевидно, что возвращение Кацуры-сана в столицу затянулось, и сейчас ему было отчаянно необходимо вернуться в гущу событий.
Это было настолько логично, что Кеншин не смог бы определенно сказать, что возражал против этой обязанности, тем более что от него не требовалось многого – оставаться рядом с Кацурой-саном , присутствовать на встречах, сопровождать его по городу. Защищать такого важного человека, как Кидо-сана, не мог потрепанный деревенщина, поэтому Кеншин снова оказался одет в лучшую одежду – форменного типа кимоно из толстого шелка, хакама, хаори с гербом Кидо, чтобы обозначить его как ближайшего подчиненного.
Кеншин даже не думал протестовать против всего этого, у него просто не было для этого сил, и оставил все решения на Кацуру-сана. Таким образом, он получил изысканную одежду, пару комплектов для повседневной носки, новые перчатки для защиты заживающих рук, и, наконец, его послали к одобренному Кацурой-саном кузнецу, Араи Шакку-сан, чтобы заменить поврежденные части его катаны.
Кузнец полностью заменил цубы и рукояти его мечей, поскольку кожа ската и шелковый шнур пришли в негодность, пропитавшись кровью и задубев. Клинки же… кузнец наточил и смазал их так, как положено, но не сдержал неодобрительного выражения лица и критики, особенно после того, как Кеншин признался, что мечи были оставлены в ножнах неочищенными от крови и снега – после того дня в лесу он не прикасался к ним.
Суровая отповедь кузнеца была вполне оправдана. В некотором смысле Кеншину даже понравилось, как кузнец разобрал все и каждую из его ошибок. Независимо от того, как обидны были его слова, было облегчением услышать, каким неудачником из мечников он был. Клинок это душа мечника, и о нем нужно было заботиться. Отчитанный как следует, Кеншин купил новый набор для чистки меча и поклонился в знак благодарности кузнецу, низко и уважительно.
Это было единственно правильным… и в эти дни Кеншин нашел некоторое утешение в соблюдении вежливых процедур. В конце концов, этикет, которого ожидают от самурая, позволит ему держать людей на расстоянии. Ему даже не приходилось говорить или встречаться глазами с людьми, вежливые жесты облегчали общение. И Томоэ была воспитанной дамой. Она старалась изо всех сил научить его лучшим манерам в меру ее возможностей.
Кеншин понимал, что он просто деревенщина с обрывочным обучением, и теперь, проводя бесчисленные часы на встречах Кацуры-сана с важными людьми, держал глаза и уши открытыми.
Особенно интересно было слушать стариков из провинциальных кланов. Эти достойные самураи высокого ранга, то, как они обращались к себе или другим, как их высказывания приобретали старинную, почти архаичную грацию… это привлекало его внимание. И не просто то, как формально это звучало, а исключительная скромность их слов. Они не обращали на себя внимания смело, как молодые люди, и не использовали те вежливые формулировки, которые употреблял Кацура-сан – нет, эти люди называли себя сэсся, «сей недостойный».
Это выражение застряло в мозгу, как паразит, забравшийся под кожу. Он не самурай и никогда им не был. Но так или иначе, был комфорт и даже красота в манерах самураев. Он наслаждался ими долгое время, с Томоэ… и даже раньше, когда он видел, как Мастер отбрасывал свой дурной нрав и обращался к людям с уважением.
К тому же, в данный момент все ожидали, что он будет вести себя как самурай. Ни у кого не возникнет вопросов, если он начнет использовать старомодные формулировки. В лучшем случае это покажется странным, но он всегда был странным.
И… это подходило.
Теперь он не просто сам по себе, с ним Кента. И кроме того, он был недостойным. Так что он принял это обращение и начал его использовать в тех редких случаях, когда требовались его слова. Кацура-сан обозначил свое отношение поднятой бровью, но никак не прокомментировал.
Ишин Шиши в столице были разбиты на десятки маленьких групп во время их отсутствия, сторонников и экстремистов с несколько отличающимися взглядами. В течение первого месяца все, что, казалось, делал Кацура-сан, это бегал с одной встречи на другую, чтобы заручиться поддержкой и урегулировать споры между людьми, напоминая им, что они вместе борются против общего врага.
Видимо, Такасуги-сан делал то же самое в Чоушуу, хотя и более прямолинейно. В их родной провинции разгорелась настоящая гражданская война между самураями.
Кеншин предложил поехать туда и помочь в борьбе. Там, конечно, от него будет больше пользы, чем здесь, когда он сидит за спиной Кацуры-сана и перебирает пальцы. Кацура-сан, однако, не согласился с его логикой и сказал, что он нужнее в Киото. Каким образом, было неясно… до одной совершенно обычной встречи между верхами Ишин Шиши.
– У ворот Хамагури мы потеряли лицо. Не только Чоушуу, но и все движение Ишин Шиши. Это поражение заставило нас стать непривлекательными, и наши цели выглядят слишком радикальными, слишком безрассудными. Тогда Бакуфу взяли реванш. Они выследили всех подозреваемых в связях с повстанцами… и этот страх висит в воздухе, – мягко сказал Кацура-сан, обводя взглядом глаза собравшихся. – Мы должны подняться над этим страхом.
– Это правда, Кидо-сан. Но как вы предлагаете это сделать? Многие наши самураи и ронины в бегах, живут под чужими именами или скрываются у друзей… но общественность выступает против нас. Наши укрытия раскрыты, за нашими людьми охотятся, как за преступниками. Нам нужно больше поддержки.
– У нас есть поддержка, в которой мы нуждаемся, прямо здесь, – твердо сказал Кацура-сан. – Общественность не любит Бакуфу, она боится его. Мы можем стать праведными героями, борющимися за свободу еще раз, но для этого… нам нужны легенды, сильные бойцы, которые привлекут других под наше знамя и продемонстрируют нашу силу.
Такое заявление вызвало поток недоверчивых усмешек и поднятых бровей.
– А где, как вы думаете, вы найдете среди нас кого-то вроде этого демона-ребенка Окиты Соджи, или Сайто Хаджиме, волка Мибу? Хиджикаты Тошидзо? – сказал один наиболее скептически настроенный мужчина, в раздражении качая головой. – Все, что у нас есть – этот новый человек Шишио, и я могу сказать вам прямо сейчас, что никто и никогда не слышал о нем. Может, у него и есть необходимые навыки, но нет славы. Он эффективен, но не настолько, чтобы слагать о нем песни. Чтобы создать легенду из ничего, понадобится слишком много работы при слишком высоком риске.
– Имя хитокири Баттосая до сих пор говорят со страхом, – ответил Кацура-сан спокойно.
Глаза Кеншина распахнулись от удивления. Так вот почему… Он спрятал глаза за длинной челкой и сжал кулаки в хакама, делая глубокий вдох, чтобы успокоить нервы. Он не мог сказать, что этот разговор ему нравится, но если Кацура-сан хочет использовать его дурную славу… если это нужно для дела, если это необходимо, то да, он сделает это.
Быстрый взгляд в сторону Кацуры-сана дал понять, что его лидер тоже это знает. На его лице не было никаких колебаний, никаких сомнений. Его спина была прямой, он сидел в правильной сейдза на шаг правее Кеншина и на два шага впереди.
– Баттосай? Он исчез после инцидента в Икеда-я. Я думал, что он умер!
– Кидо-сан… вы утверждаете, что у вас есть Баттосай?
Кацура-сан кивнул только один раз, но ничего больше не сказал. В этом не было необходимости, потому что разговор сам побежал вперед.
– Баттосай… который смог бы работать, но не как герой, – задумчиво пробормотал один из самураев. – В конце концов, слухи расписывали вашего хитокири как порочного убийцу. Но для того, чтобы поднять страх в Бакуфу? Чтобы продемонстрировать нашу силу? Да, я считаю, это может сработать.
– Хмм, у этой идеи есть потенциал, – согласился другой. – Но чтобы добиться эффекта, мы должны контролировать ситуацию и повернуть слухи в нашу пользу. Кидо-сан, этот персонаж… Баттосай… он действительно достаточно силен как мечник? Мы слышали рассказы о нем, но они, должно быть, сильно преувеличены. Ни один мечник не может принять целью сразу шестерых телохранителей, или прорубить цепные жилеты или мечи, поднятые для блока.
– Конечно, слухи преувеличены! Ведь как они образуются – каждый добавляет что-то к пересказу, чтобы сделать историю более впечатляющей. Я слышал версию, что Баттосай настолько быстр, что ни один человек не может его увидеть.
– О, я тоже такое слышал!
– И что за история с баттодзюцу? Я сильно сомневаюсь в правдивости. Какой смысл использовать дуэльный удар так часто? Это глупо. Ни один мечник не будет использовать его в бою против нескольких противников, разве что в качестве первого удара.
Кеншин слушал разговор с недоуменным интересом. Эти высокопоставленные Чоушуу Ишин Шиши были в основном молодыми людьми. Им удалось избежать принудительного харакири по той благословенной причине, что они не были достаточно важными… большинство из них слышало о хитокири Баттосае столько же, сколько и остальная публика. О, подождите, был один старый самурай, которого Кеншин видел раньше, задолго до инцидента в Икеда-я.
Это был достойный лысоватый мужчина с длинной белой бородой. Ито-сан было его имя, если Кеншин помнил правильно. Озорная улыбка тронула губы старика, когда Кеншин встретился с ним глазами.
Потом один из молодых людей из сопровождающих слишком громко шепнул своему сверстнику:
– Ха! Держу пари, у Кидо-сана нет больше Баттосая. Дезертир Когоро просто пытается поднять свой статус, продвигая другого человека как легенду. Это жалко. Посмотрите на его телохранителя. Прежний, Катагаи-сан, по крайней мере, выглядел как человек, пригодный для этой обязанности.