========== Пролог. Разговор после обеда. ==========
От автора: это исследование жизни соответствующих канону персонажей, пересказ детских и юношеских лет Кеншина, всего пути до битвы при Тоба-Фушими в январе 1868 года. Я представлю альтернативные гипотезы, заполняющие пробелы, которые оставил нам канон. Но ключевые события будут так же верны, как в манге и OVA “Trust and Betrayal”.
В моей саге три книги:
Книга 1. Суровая земля. Детство Кеншина и время, проведенное с Хико Сейджуро 13-м. (пролог + 13 глав) Трудности, скитания, тренировки, убийства… 14+
Книга 2. Ирисы под кровавым дождем. Год, проведенный Кеншином в качестве убийцы и его роман с Томоэ Юкиширо. (16 глав) Смерть и немного любви. 18+
Книга 3. Путь к бродяге. Последние три года жизни Кеншина на войне, вплоть до битвы при Тоба-Фушими. (11 глав) Никакой романтики, только убийства и политика. Политика и убийства во имя великой цели. 18+
Пролог. Разговор после обеда.
Лето, 1882 год, Токио.
– Ууу!
Восторженное хихиканье.
– Иии! – прозвучал высокий голос, возвещая свою простую радость каждому, кто находился на заднем дворе. Затем звук оборвался, молниеносно сменив тональность с радостной на отчаянную.
Кеншин оторвался от стирки, опытным взглядом сразу поймав играющего трехлетнего малыша. Но плача не последовало, с облегчением отметил он и ненамеренно расслабил напряженные мышцы, инстинктивно готовый броситься к ребенку при малейшей опасности. Уголки рта поднялись в улыбке – его сына уже поглотила другая игра.
Родителям не всегда просто распознать сигналы бедствия своего ребенка. В последнее время у него получалось гораздо лучше, хотя сначала его забота была чрезмерной. По крайней мере, Каору так считала.
Кстати о Каору, она, наконец, вернулась. Скрип ворот, легкие шаги – это не мог быть никто другой. Легкая боль, вызванная ее отсутствием, испарилась, словно ее никогда и не было. Он опустил руки обратно в воду и продолжил стирать белье в корыте. Надо закончить с ним, уже пора готовить ужин. Она, должно быть, голодна после поездки в центр города.
Иногда ему не верилось, что у него есть такое счастье. И все благодаря ей, Каору – его жене уже четыре года, быстро ставшей краеугольным камнем его жизни и якорем его вменяемости. Она так много дала ему: дом, любовь, семью – жизнь, которую он всегда хотел, но никогда по-настоящему не верил, что заслужил.
Он нахмурился. Ее шаги были несколько неуверенными. Это было необычно. Она, как правило, ни в чем не сомневалась…
– Кеншин, – ее прекрасные голубые глаза были слегка подернуты беспокойством, неужели плохие новости?
– Что-то не так? – спросил он, немедленно осознав ее настроение и пытаясь это скрыть.
Громко выдохнув, она присела рядом.
– Нет, на самом деле ничего. Полагаю, я просто сделала из мухи слона и слишком беспокоюсь об этом. Доктор Генсай сказал, что это, скорее всего, нормальное детское поведение, даже типичное! Хм. Ты был прав, любимый, нет причин для волнений.
– Нет ничего плохого в тревоге. Это просто показывает, что ты заботишься, вот что я скажу, – пытался он утешить ее. Пока она говорила, ее лицо и голос отразили столько эмоций – доброту, любовь, ожесточенность.
– Спасибо, но я все равно чувствую себя глупо. Прихожу туда, вся обеспокоенная, а доктор Генсай заявляет, что это нормально! Откуда я знала? Аямэ-чан и Сузуме-чан ничего подобного не делали! По моему разумению, тот, кто разговаривает сам с собой и видит то, чего нет – это… словно живет не в этом мире. – Ее голос постепенно опустился до шепота.
Она приняла это труднее, чем он предполагал. Чувство вины захлестнуло его.
– То, о чем ты говоришь… – слово «невменяемость» не было произнесено, употребление таких резких слов все равно не помогло бы. – Мне случалось видеть таких людей, вот что я скажу. Чаще всего они увидели или испытали что-то ужасное, что сломало их. У Кендзи есть все, что нужно – любовь, семья… Так что… вряд ли…
Ее блестящие голубые глаза зажглись внутренним огнем.
– Да знаю я! – почти зарычала она. – Даже доктор Генсай сказал мне то же самое, – и после этих слов ее раздражение угасло, она покраснела, отвернувшись. – Прости, это не твоя вина. Я… Нет. Кеншин… Ни на минуту, с тех пор, как Кендзи представил нам своего воображаемого друга, ты не проявил ни капли беспокойства. И я знаю, что ты стремишься защищать Кендзи больше, чем я… Как ты можешь быть таким спокойным?
В ее глазах не было ни гнева, ни обвинения – только честное любопытство. Темное облако над ней рассеялось, словно его и не было. Чудеса ее искристого темперамента не переставали удивлять его.
Он улыбнулся, и его сердце переполнила волна нежного тепла. Она действительно была его душой и сердцем. Взглянув на играющего под кленом ребенка, он задумался над ответом. Не то чтобы он не думал над теми же ужасными вариантами, о которых говорила Каору, но он был уверен до глубины души – уверенность была так же стара, как он, или около того – что чем бы ни было то, с чем разговаривал Кендзи, оно не принесет никакого вреда. Счастливое, почти гордое лицо его ребенка еще больше укрепило его в этом убеждении.
Доставая белье из корыта и отжимая его, он думал, как ответить.
– Полагаю, я никогда не рассказывал тебе…
Комментарий к Пролог. Разговор после обеда.
Ребята, это ОЧЕНЬ длинная история.
Фанарт в тему: https://vk.com/photo-128853700_431040304
========== Глава первая. Это больше не смешно ==========
Мальчик снова брел к горе.
Мать обыкновенно ругала его за это.
Ему больше не нужно выслушивать все это. Гора была запретным местом, что делало ее еще более интересной. Новым местом. Как любому маленькому мальчику, ему были интересны новые вещи. Особенно запретные.
Те, за которые обыкновенно мать ругала его.
Например, лягушки. Грязь. Крапива.
Он лениво пнул землю, потом в беспомощном гневе крепко сжал кулак, пытаясь избежать воспоминаний, но, как неизбежные летние дожди, они пришли и захватили его.
Его братьям тоже все это нравилось. Все трое часто играли вместе в грязи и приходили домой перепачканные. Мать кричала на них. А отец просто качал головой и говорил, что мальчики есть мальчики, и они пока слишком малы, чтобы помогать в поле.
Потом его старший брат вырос достаточно, чтобы помогать. И теперь двое мальчишек оставались дома, развлекая себя теми скудными вещицами, которые могли раздобыть около. Свои странные находки они использовали, чтобы сделать выдуманные игры более реалистичными.
К концу суровой зимы мать снова располнела. Отец радостно сообщил им, что скоро у них появится новый братик, с которым можно поиграть.
Но в начале весны… мама заболела, и ребенок умер, так и не родившись. Мальчик многого не понимал еще, но ему было грустно от того, что мать печальна. И отец тоже. Совсем невесело играть, когда в доме так грустно.
Но не прошло и одной луны с того дня, как умер ребенок, как мать заболела снова. Ее стошнило прямо за обеденным столом. Его второй старший брат пошутил, что это от того, что пища настолько плоха, что она и сама это наконец-то заметила. Это было довольно некрасиво, подумал мальчик. Но все три брата засмеялись. Это действительно было довольно забавно… хотя рвота была отвратительна.
Однако когда мать не смогла удержать никакую пищу в желудке, всем стало страшно.
Отец велел братьям идти спать. Когда матери не полегчало, у него в глазах появился дикий страх. Он оделся и пошел за врачом. К этому времени и мальчикам стало ясно, что с матерью что-то не так. Что-то на самом деле, действительно случилось. Старший брат пошел ей помочь – нужно было, чтобы кто-то поддерживал ее во время рвоты. Мама сказала, что хочет пить. Второй старший брат отправился к колодцу, чтобы набрать воды, и мальчик увязался за ним. Было даже интересно не спать в такое позднее время. Ему впервые это позволили! Но, но… мама была так больна, так бледна и вся покрыта испариной, он не должен чувствовать себя счастливым. Виновато мальчик посмотрел на второго брата, но глаза того застилали едва сдерживаемые слезы.
Мать стонала, слишком устав для того, чтобы говорить им ободряющие и успокаивающие слова, и пыталась выпить немного воды. Он наполнял ее кружку, но все было бесполезно – она не могла ничего удержать. Отпивала немного, но ее сразу же рвало снова.
Это было не смешно. Это давно перестало быть смешным. Горло мальчика болезненно сжалось, и он почувствовал себя таким беспомощным – он решительно ничем не мог помочь.
Ночь продолжалась.
Отец вернулся со старой Ине-сама. Старуха только мельком взглянула на мать и начала кричать. Она сказала, что все на самом деле очень плохо и что-то вроде – «холера». Мальчик не знал, что это означало, но звучало это так, как он не мог произнести. Тогда старая Ине-сама строго посмотрела на мальчиков и велела им уйти на улицу и помыться у колодца. И постирать одежду. Она говорила по-настоящему устрашающе. Так что они послушались, хотя вода была очень холодной, и была середина ночи, и у них не было другой одежды.
Отец пришел и сказал им, что они не могут зайти домой, дал мальчикам одеяла и велел найти подходящее сухое место для сна. Уже наступало лето, так что на дворе было не холодно. Троица расположилась под кленом и разбила лагерь.
Заснуть оказалось непросто. Стрекотали кузнечики, пели птицы, дикие животные издавали свои звуки. Мальчик смотрел на небо и слушал сонное сопение своих братьев. Взошла большая и красивая луна. Но он был напуган – странными звуками природы, темнотой и состоянием матери. Он знал, что нехорошо оставаться без пищи в желудке. Они все знали, что такое голод.
И мама выглядела такой больной.
Все это было чересчур, он никогда не был так напуган. Слезы закапали из глаз, и он икнул. Отчаянно стараясь замолчать, он зарылся лицом в одеяло. Если братья проснутся, они опять начнут обзывать его плаксой. А он не плакса.
Он был большим мальчиком, а большие мальчики не плачут.
На следующее утро братья проснулись позже, чем обычно.
Почему отец не пришел, чтобы разбудить их пораньше? Он всегда говорил, что не стоит тратить дневное время на сон и будил всех троих на рассвете.
Мальчик потер глаза. Зевнул.
О, пришел отец, но выглядел он очень плохо: темные круги под глазами, лицо напряжено, и даже кулаки крепко сжаты. В животе мальчика возникло странное чувство падения, и ему не нужно было слов, чтобы понять, что матери не стало лучше. Когда отец сказал, что им нельзя войти в дом, никто из них не возразил.
Они собрали скудные игрушки и попытались поиграть на заднем дворе, чтобы скоротать время. Слабые всхлипы, стоны и тяжелое дыхание за стеной не давало увидеть в палках лошадей, в сплетенных травинках самураев и замки в кучах грязи и камней.
Вскоре после полудня наступила тишина.
Им не нужно было слышать громкий крик отца и грохот его кулаков по полу, чтобы понять, что произошло.
В ту ночь плакали все. Даже отец.
Они спали на улице целую неделю. Это было уже не интересно. Только холодно и сыро.
И все еще страшно.
Тогда старая Ине-сама сказала, что если они вычистят дом достаточно хорошо, то смогут снова спать внутри. Потребовалось много труда, и они смогли вернуться домой на следующий день.
Но были вещи, которых мальчик не понял. Почему мать не проснулась? Если бы его стошнило так же, как и мать, он бы тоже заснул и не проснулся? Мальчик был смущен, но вокруг было так много печали и злости, что потребовалось время, чтобы решиться спросить обо всем этом.
Когда он наконец сделал это, отец устало потер глаза ладонью и рассказал ему о смерти. Как бог дал им всем время для жизни, но никто не знает, как долго она продлится, так что каждый день нужно прожить хорошо… и как после смерти ты попадешь в лучшее место, если был достаточно хорош…
Это не имело большого смысла, но мальчик решил, с какой-то жестокой гордостью, что мама определенно была достаточно хороша.
Несмотря на то, что мальчик мало что понял, он не хотел больше беспокоить отца этой темой, да и братья были так далеки сейчас… Так что он молчал и думал обо всем, просто слушая и наблюдая неустанно за своей семьей – не стошнило ли еще кого втайне, или не случилось ли еще чего подозрительного.
Ему не хотелось остаться одному. Так что он прилип, как клещ, к отцу или братьям.
Ранним летним вечером за ужином стошнило второго брата. На мгновение мальчик засомневался, спит он или нет, потому что это, конечно, был сон, один из тех кошмаров, которые преследовали его все эти недели…
Но холодный страх в глазах брата, и капли пота на его лбу были настолько реальны, намного реальнее, чем мальчику виделось в его снах, что рефлекторно он попытался прикоснуться к его липкой коже. Его протянутая рука была со злостью отброшена, но малейшего прикосновения оказалось достаточно. Его начало трясти, и слезы набухли в глазах. Он не слышал ничего, даже криков отца. Что-то, что мешало протестовать, поселилось в горле, когда отец, бросившись помогать больному сыну, отодвинул его.
Тогда старший брат начал трясти его и орать, но единственные слова, которые он смог разобрать – это «беги» и «доктор», и он понял… В безумном порыве он помчался сквозь сумерки летней ночи в деревню, к хижине Ине-сама. Он заколотил в дверь так сильно, как только мог, но вместо морщинистого, выжженного солнцем лица сельского врача, увидел ее дочь. У нее был огромный живот, и выглядела она уставшей и занятой. От двери были слышны слабые стоны больных людей, и она сказала мальчику, что много других людей заболело, и врач не сможет прийти еще и к ним. Так что пока он должен помочь больным и поить их столько, сколько они хотят.
Так что ему пришлось вернуться в одиночку… безо всякой помощи. Даже совет оказался бесполезным. Толку было давать воду людям, если они не могли удержать ни капли?
Дома все оказалось так же плохо, как он и представлял – отец орал на него, потому что он не привел никакой помощи. Старший брат уже принес воды. Мальчик почему-то почувствовал себя обманутым. Он не мог помочь. Он был бесполезен, так что пошел и сел у стены, чтобы не путаться под ногами у отца – это единственное, что он мог сделать.
В тревоге они ждали врача.
Когда пришло время ложиться спать, старший брат тоже заболел. А вскоре… отец.
Внезапно мальчик оказался единственным, кто был способен носить воду. Но это не принесло облегчения.
В ту ночь мальчик сделал все, что мог, чтобы помочь своей семье. Все они хотели пить, и всем нужно было в туалет, но они слишком устали, чтобы идти туда самостоятельно, а мальчик был слишком слаб, чтобы отвести их. Так что он принес им ведра. Ну, поскольку у них было только два ведра, старшему брату он принес суповой котелок.
Запах был отвратительным.
Мальчик был слишком мал, чтобы помочь по-настоящему, но он пытался. Постоянное хныканье, стоны и плач были ужасны, и внутри воняло хуже, чем в туалете в жару прошлым летом. Самым страшным и мучительным было понимание того, что это вся его оставшаяся семья.
Это было слишком, и он вышел плакать наружу, чтобы братья не видели. Он действительно был большим мальчиком, а большие мальчики не плачут. Потребовалось много времени, чтобы успокоиться, но когда наконец он сделал это, то услышал пронзительный вопль. Не нужно было вслушиваться в слова, чтобы понять, о чем кричал высоким надтреснутым голосом его второй брат:
- Я не хочу умирать!
В этот момент мальчик понял, что такое смерть, и возненавидел ее.
Он наконец осознал – что бы он ни делал, все бесполезно. Даже с помощью старой Ине-сама мать все равно умерла меньше луны назад. Но ничего не делать было еще хуже, так что он зашел внутрь и помог им пить, и держал их во время рвоты.
Ранним утром шум затих, и второй брат перестал плакать. Мальчик не знал, что делать.
Кто-то распахнул дверь. Это была старая Ине-сама.
Она произнесла действительно плохое слово. А потом закричала, чтобы он вышел на улицу, вымылся и выстирал одежду. Мальчик так и сделал, хотя знал, что это не поможет. После этого он сел возле двери в мокрой одежде, свернувшись в комочек, чтобы сохранить тепло.