Не то чтобы он был против хозяйственной работы. Несложно было носить воду или дрова, и он не был ленив. Нет, он хорошо обучен. Но ему не нравилось, как это делал Асано. Торговец командовал грубо, ни разу не взглянув на него, и ожидал, что мальчик будет немедленно повиноваться. Честно говоря, он напоминал ему страшного человека Хидео.
Хико-сан, кажется, не находил это странным, так что мальчик делал то, что от него требовали.
Но почему-то он чувствовал себя более одиноким, чем на кладбище. Он попытался скоротать время со своим другом-духом во время дневного путешествия, но не заметил, как Асано притормозил, и в итоге мальчик врезался прямо в фургон. «С ребенком что-то случилось?» – спросил старик Асано у Хико-сана некрасивым голосом, и мальчик ясно услышал невысказанное «глупый коротышка». Мечник усмехнулся, но не ответил.
Застыдившись, мальчик не посмел больше говорить с другом-духом. В конце концов, только простофиля врезается в предметы, а Хико-сан не захочет глупого ученика.
Так что ему не с кем было поговорить, и никто с ним не разговаривал, и он снова чувствовал себя одиноким среди людей.
Следующее, что заставляло его чувствовать себя плохо, были сны. В последние дни путешествия с Хико-сан ему было достаточно просто свернуться в одеяле, чтобы заснуть. Но теперь, с медленным темпом, он недостаточно уставал к концу дня, так что ему вспоминались плохие события, и он продолжал видеть их во сне. Он часто просыпался середине ночи, тяжело дыша, слезы жгли глаза, и чувствовал себя очень, очень страшно. Он снова видел темные умоляющие глаза Касуми, ее мягкий рот, похожий на материнский, и меч, пронзивший ее горло.
Он все время сжимал ее волчок в руках в надежде, что он отгонит плохие сны. Это не сильно помогало.
На четвертый день они достигли пропускного пункта на границе провинции. Мальчик видел пару таких, когда шел с караваном рабов, но по какой-то причине ему было страшнее сейчас, только с Хико-сан и старым торговцем Асано. Самурай, охранявший пограничный пост, задал плохому старику Асано и Хико-сану несколько вопросов, но то, как он говорил, было настолько странным, что было действительно трудно его понять. Говорил он еще хуже, чем Хико-сан, со всеми этими трудными словами и извращенным способом описывать обычные вещи…
Так что неудивительно, что смысл слов ускользнул от мальчика, и он отвлекся, уловив только самый конец речи Хико: – …Я ронин. Мальчик, Кеншин, со мной…
Кеншин? Кто это? Меня зовут…
… слишком мягкое, теперь тебя будут…
Ой.
Он почти забыл, что Хико-сан дал ему новое имя. Его, правда, никто не использовал. Для Хико-сан он всегда был просто «мальчик». И никто другой не говорил с ним, как в деревне на перекрестке, в Токояме. Продавцы и другие люди говорили о нем так, будто его и не было. Хуже того, некоторые были совсем как злой старик Асано и называли его плохими словами.
Мальчик на самом деле не знал, что думать об именах. Имело смысл то, что места имели имена, чтобы легче было найти их, как Хико-сан сказал ему. Но какой смысл давать имена детям? Еще раньше, когда он был Шинтой, никто не называл его так. Ну, никто, кроме матери. Для братьев он был «плакса» или «крошка», отец называл его «сын» или время от времени, когда был недоволен – «мальчик», но и тогда говорил это мягко. Не то чтобы он не мог вспомнить любой конкретный момент, но почему-то все было как в тумане. Но так было, он абсолютно в этом уверен. Мальчик нахмурился. Почему я не могу больше вспомнить?
В любом случае, даже для Касуми он всегда был «Шинта-чан».
Хммм… возможно, имена нужны не только матери, чтобы называть вас?
Нет, это неправильно.
Хико-сан был Хико-сан, и старую Ине-сама тоже называли ее собственным именем. И старика Асано, и страшного человека Хидео. Так что это вещь для взрослых? Если ты взрослый человек, то можешь назвать свое имя другим, и они будут уважать это – а не выдумывать сами?
Внезапно мальчика вытащил из раздумий громкий шум из леса. Немедленно насторожившись и слегка задрожав, он был готов бежать…
О нет. Не опять.
Поперек дороги была навалена груда бревен, и перед баррикадой стоял бандит, оскалив рот в угрожающей ухмылке и подняв меч. Усмешка слегка увяла, когда Хико-сан сделал шаг вперед и тоже вытащил длинный меч из ножен, говоря спокойно:
– Дайте нам пройти, или приготовьтесь встретиться со своими богами.
Бандит минуту стоял, разинув рот, а потом тишину разорвал громкий смех. Он все смеялся и смеялся. Холодность Хико-сана мерцала в раздражении, но мечник в белом ничего не делал, просто ждал. Наконец, бандит замолчал, вытер глаза и сказал:
– Благодарю за смех. Но, шутник – у нас численное превосходство. Так что, черт возьми, кем ты себя возомнил, чтобы что-то требовать от нас?
– Вашей смертью.
– Да неужели? – бандит нахмурился. – Я получу удовольствие, вырезая знак безнадежности на вашей отрезанной голове и глядя, как звери рвут ваш труп на куски. Ребята, давайте покажем этому высокомерному выскочке, с кем он имеет дело!
По обеим сторонам дороги появились еще бандиты. Их было слишком много, чтобы мальчик мог сосчитать, но по крайней мере, столько же, сколько напало на караван работорговцев. Старик Асано побелел от ужаса и трясся на козлах, и даже вол, тянувший фургон, был испуган.
Мне некуда идти, их слишком много, что же делать… что делать
Внезапно он заметил, что под фургоном достаточно темно, послеполуденное солнце отбрасывало длинные тени. Может, они его не заметят? Безнадежно это или нет, но это единственное, что мальчик мог сделать. И тихо, как мышка, он залез под фургон. А снаружи бандиты кружили вокруг Хико-сана, ухмыляясь так, словно играли в лучшую на свете игру. Потом Хико-сан сделал шаг вперед, и противостояние было сломано. Бандиты напали на него.
О нет… не Хико-сан… тоже!
Мальчик действительно не хотел думать о том, что произошло раньше – о бойне в караване рабов. Он на самом деле хотел забыть это. Для него кровь была не так страшна. Просто красная вода. Но потом он увидел, как бандит, смеявшийся над Хико-саном, развалился на куски, так же как тот, кто упал при лунном свете в той ночной мясорубке. И запах крови устремился к нему…
Вопли девушек-рабынь, отчаянно убегающих от бандитов, окруживших караван… Вопят, кричат, задыхаются… Пытается убежать с Касуми, страшный мужчина преследует их… Акане падает, подвернув ногу, и Сакура останавливается, чтобы помочь… Почти-старшие сестры пытаются защитить его… Страшный человек поднимает Касуми за волосы… Касуми умоляет его жить… жить…
Шинта, живи…
Живи…
Живи… Ради меня… Живи…
– Кеншин!
Хико-сан тряс его за плечи, крича что-то. Его темные глаза прищурены, белый плащ залит кровью.
Было тихо. Они стояли посреди дороги. Был фургон и вол, и старик Асано, нахмуренный…
– Положите мальчика назад, – проворчал Асано. – Нам надо идти.
И Хико-сан поднял его как сломанную игрушку и положил в задней части фургона.
– Останься здесь и попытайся отдышаться, мальчик. Это просто воспоминание.
А потом фургон пришел в движение, а мальчик, свернувшись калачиком, искал свой волчок. Найдя, он глубоко вздохнул и крепко сжал его в кулаке.
– Воспоминание…
Когда мальчик проснулся, было темно, и его голова просто раскалывалась, словно кто-то бился в его лоб прямо за глазами. Потребовалось время, чтобы открыть глаза, и он отметил, что волчок Касуми все еще в его руке. Это ощущение вернуло его в реальность. Он знал, где находился: в задней части торгового фургона по дороге в Хиросиму. Он не был одинок, нет. Он путешествовал с Хико-саном, который обещал научить его бою на мечах.
Они защищали старого и злого Асано-сана.
Пульсирующая боль в голове потихоньку ослабевала, но он не чувствовал себя достаточно хорошо для того, чтобы встать. Здесь было тепло. О, это одеяло наброшено на него.
Все было не так плохо, так что мальчик завернулся в одеяло и лежал в темноте. Постепенно он начал слышать голоса – старик Асано и Хико-сан разговаривали, как и каждый вечер. Он почти мог услышать, о чем они говорили. Больной, как сейчас, он не чувствовал способности двигаться, но любопытство его было разбужено. Напрягая слух, он попытался побольше сосредоточиться. Нет, не было четких слов, которые можно было бы распознать, только постоянное бормотание.
О чем Хико-сан говорит?
Он знал, что взрослые по-разному разговаривают друг с другом. Может, Хико-сан говорит о вещах, которые мальчик тоже хотел бы узнать? Например, о мечах и их использовании? Несколько раз он говорил с Хико-саном, в основном о себе, и это вообще было не интересно.
… И я все еще так мало знаю о нем.
И сейчас мальчик впервые имел шанс послушать, как Хико-сан говорит с кем-то. Он действительно хотел этого. На следующий вечер, когда представится возможность, старик Асано отошлет его делать хозяйственную работу. Сейчас, однако, была прекрасная возможность, но мальчик не мог разобрать никаких конкретных слов. Встревоженный, он спросил друга-духа, знал ли он, как они могли бы слышать лучше.
Обратно он получил целую связку чувств: желание помочь, вопрос, согласие. Дать разрешение?…
– Мне нужно позволить тебе помочь мне?
Ласковое согласие.
Как он мог бы это сделать? Кроме того, что удерживало друга-духа от помощи, если он хотел помочь? Возможно… да, это имело смысл. Единственный раз, когда дух имел возможность говорить, был, когда мальчик впервые разговаривал с ним. Так что было что-то, что останавливало его.
Остановившись, он попытался почувствовать дух, и теперь, когда он искал, то заметил это. Хммм. Что-то между ними. Стена? Как я могу убрать ее?
Мальчик попытался оттолкнуть ее, но стена не двигалась. Она, кажется, на самом деле крепкая. Но ему нужно удалить это все? Проще сделать отверстие, он хорошо умеет копать. Так что он опять почувствовал стену и странные гребни. Словно стена была сложена из многих слоев вещей, сложенных друг на друга. Он не знал, что это за вещи, но попытался вытащить одну.
Тепло матери, крепко-крепко обнимающей его.
Мальчик отпустил, удивленный. Что?…
Попробовал снова. То же чувство затопило его. Такое хорошее чувство, словно он снова дома, еще до эпидемии. Ошеломленный, он поднял это и перенес в сторону, рядом с местом, где копал дыру. Затем осторожно коснулся следующего предмета. Отец улыбается мне в знак одобрения, когда я принес ведро, полное сорняков, которые выбрал из сада. Мальчик едва не заплакал. Не было слов, сколько он пропустил чувств: чувство принадлежности к семье, к людям, любящим его, улыбающихся ему. К людям, которые действительно смотрели на него и видели его.
Должен ли он трогать это? Что это? И почему они лежат там? Может, они и должны лежать там?
Мальчик повернулся на спину. Было очень темно, вероятно, уже полночь. Задумавшись, он потрогал волчок в руке и повертел его. Почему эти вещи отделяют меня от друга-духа? И почему в них заключены хорошие воспоминания?
Он очень хотел почувствовать эти чувства, заключенные в вещах, построивших эту стену. Простое прикосновение на мгновение – и он не ощущал себя так плохо и одиноко. Но опять же, если он выроет отверстие в стене, может, друг-дух сможет лучше разговаривать с ним? Может, он поговорит с ним, когда они снова отправятся в путешествие?
Эти последние дни он был так одинок… и эти страшные воспоминания. Он был так напуган. Он даже не подозревал, что воспоминания могут быть такими. Как это случилось? Что вызвало их? Случится ли это снова? Будем надеяться, что нет, это было так ужасно. Он отчаянно хотел с кем-нибудь поговорить об этом.
На дальнем плане слышался бормочущий разговор мужчин. Вероятно, будет хорошо, если он пойдет и спросит Хико-сан об этих воспоминаниях. В конце концов, мечник часто отвечал на вопросы, которые он задавал, и он знал, что мальчик вспомнил. Да, Хико-сан подходящий человек, чтобы спросить.
Но старый злой Асано тоже был там, а он вообще не любил мальчика.
Внезапно намерение поговорить с мужчинами потеряло свою привлекательность. Здесь было тепло и приятно, у него было одеяло и его волчок. В любом случае, друг-дух был с ним дольше всех, помогал ему больше всего. Он всегда был там, готовый и желающий помочь.
Думая и о том, и о другом, было трудно принять какое-то решение.
Так что мальчик начал копать дыру в стене между собой и духом. Прикосновение к вещам, из которых была сложена стена, было приятным, потому что они всегда несли тепло и утешение. Только из-за этого он продолжал работать. И понимания, что это поможет другу-духу.
Но, несмотря на его энтузиазм, работа шла медленно, и по какой-то причине приятные добрые чувства, скрывавшиеся в стене, сильно утомляли его. Чем дальше он копал, тем труднее было брать и откладывать вещи. Но когда, наконец, все было закончено, мальчик сделал шаг назад, позволяя холодности друга-духа течь струйкой через отверстие.
Он был вознагражден ощущением ласкового утешения, и сильнее, чем когда бы то ни было.
– Хороший мальчик.
Мальчик улыбнулся, обрадовался и подумал духу:
– Ты снова можешь говорить!
– Да.
Удовлетворенность захлестнула его, и мальчик заулыбался.
– Хорошо.
Как долго он хотел нормально поговорить со своим другом-духом, но не знал, как это сделать. Но теперь стало ясно, что это было из-за стены между ними. Да. Мне действительно нужно было что-то с этим сделать, подумал он сонно и широко зевнул. Но позже… когда я отдохну.
Внезапно песок захрустел под тяжелыми шагами. Что? Я знаю эти шаги, но… Бормочущие звуки мужского разговора затихли, а он даже не заметил!
Высокая знакомая фигура показалась из темноты.
– Ты в порядке, мальчик?
Он осторожно кивнул и потер глаза. Это не много помогло от усталости, но было необходимо.
– Что случилось? Я видел, что бандит на дороге умер.
Хико-сан мрачно кивнул.
– Я убил нескольких, а остальные пустились наутек, растеряв всю свою храбрость. – Последовала презрительная усмешка, сказавшая громко и ясно, что думал Хико-сан о трусах. – Ты очень громко кричал. Что ты вспомнил?
На мгновение мальчик задумался, что сказать. Не о своих чувствах к его почти-семье, это была его боль. А остальное, ну, не было бы того, чего Хико-сан не видел.
– Ту ночь, и смерть Касуми-сан.
– Хммм, – Хико-сан отвел глаза и потер подбородок, как бы задумавшись. – Это, вероятно, произойдет снова.
– Почему?
– Когда ты видишь вещи, которые сильно поражают тебя, твое сознание может возвращать тебя в эти моменты и заставлять снова переживать их. Это может произойти в любое время, но более вероятно тогда, когда происходят события такого же рода. Это не очень приятно, но не настолько обескураживающе, как в первый раз. Это случается, ты сталкиваешься с этим, и это делает тебя сильнее. – Голос мечника звучал почти по-доброму. – Они напоминают тебе о том, почему ты должен стать сильнее, и что ты хочешь защитить.
Хико-сан использовал такие трудные слова, которые мальчик не понимал, объясняя тему, которая была так важна для него. Он хотел было спросить еще, но Хико-сан выглядел несколько странно, и его ки…
В ней вообще не чувствуется холода? Мальчик раскрыл рот в изумлении и уставился на мечника… и медленно кивнул. Впервые он почувствовал Хико-сана почти теплым. Ему не хотелось портить это вопросами, которые, несомненно, вызовут его раздражение.
А потом Хико-сан похлопал его по плечу, и он почувствовал себя совсем хорошо. В этом кратком прикосновении была гордость, принятие, утешение, даже забота. Возможно, это означает, что Хико-сан не думает о нем плохо?…
– Поспи подольше, Кеншин. Завтра мы выступаем рано.
На этот раз мальчик не смог сдержать улыбку на губах. И, глядя, как мечник уходит, он больше не чувствовал себя плохо и одиноко. Как можно? Друг-дух может говорить. Хико-сан не ощущается таким холодным. И самое главное – он назвал его по имени.
Все будет хорошо.
Зажав волчок в руке, он поплотнее закутался в одеяло и заснул.
Комментарий к Глава пятая. Воспоминание
Карта Японии середины 19 века: https://vk.com/photo-128853700_431040627 (отслеживайте перемещения Хико и Кеншина по стране)
========== Глава шестая. На этом месте может быть только один ==========
Следующий день был почти идеален для путешествий: солнце пригревало, и дорога шла вниз по склону. Так идти было легко, они почти бежали. Еще лучше было то, что старик Асано был занят управлением фургоном, а Хико-сан пошел впереди, оставив мальчика наедине с самим собой, так что он шел рядом с повозкой и упражнялся в новом способе говорить с другом-духом.