Нет! Нет! Этого не может быть! Мальчик задрожал и обхватил себя руками в отчаянной имитации объятия. Дух послал ему чувство ласкового утешения, но это совсем не помогло. Нет, это слишком ужасно!
Мы придем в Хиросиму через несколько дней, а Хико-сану нужны деньги! Что делать, если он решит продать меня и взять вместо меня в ученики сына Асано? Нет, Хико-сан не сделает этого! Не сделает! Мальчик все повторял это самому себе, заставляя себя вспомнить, как мечник принял его, называл его по имени, вылечил его руки – и как он чувствовался теплым всего пару дней назад!
Это не может быть правдой! Не может! Мальчик потряс головой, стараясь отогнать страшные мысли. Это не помогло, и ничто бы не помогло. Так что, хотя уши и болели уже от чрезмерно долгого использования холодности, он потащил ее к ушам.
– Хитен Мицуруги это требовательный стиль, и лишь немногие из подходящих кандидатов могут практиковать его. Более того, традиция и практичность требуют, чтобы он передавался от мастера к ученику раз в поколение. Таков порядок еще со времен воюющих провинций, и я не собираюсь нарушать его.
– Мой сын Хидеёси увлеченный ученик, умный парень, правда. Читает и пишет красиво. Он вежлив, имеет безупречные манеры и знает свое место – вам не придется иметь дело с разговорами за спиной. Выбор его в качестве ученика не принесет никакого неуважения к великому наследию вашего уважаемого стиля.
– Меч Мицуруги слишком силен, чтобы обучать ему кого попало.
Тишина словно заперла его в сундуке, ключ от которого утрачен. В горле что-то застряло, мешая дышать. Уши нехорошо болели, но это не имело значения. Нет, потому что сердце колотилось, как у кролика, и чувствовал, словно умирает.
Сын старика Асано был так хорош? Он правильно себя вел, знал, как читать и писать и, в довершение ко всему, был умным. Как я могу с ним конкурировать? Никто раньше не хвалил его за ум, даже собственная семья. И он не умел ничего из того, что перечислил Асано! Почему Хико-сан решил взять его? Это не имело никакого смысла! Тогда чего хотел Хико-сан от своего ученика?
Не останавливаясь на сомнения, он отправил оставшуюся холодность к ушам.
– … Я готов заплатить вам за обучение моего Хидеёси вашему ремеслу. Как насчет двадцати коку* за каждый год обучения? Это весьма привлекательная цена, по правде сказать – стоит настоящего мастера своего ремесла.
– Я думаю…
Внезапно резкая боль пронзила уши, и мальчик вскрикнул в паническом потрясении. Что-то мокрое стекало к шее, он зажал уши руками в отчаянной попытке облегчить боль и свернулся на боку. Это не помогло! Боль продолжала пронзать его снова и снова, словно кто-то тыкал в уши палочки для еды. О боже, как это больно! Мальчик тихо вскрикнул и свернулся клубком, пытаясь удержать дыхание и переждать волны боли. Потребовалась целая вечность, прежде чем боль начала уменьшаться, пока не стала почти терпимой. Его руки тряслись, он подтолкнул себя и сел, потом, наконец, понял, что на руках было что-то липкое. Поднеся руку к лицу, он понюхал… а потом лизнул странную влагу.
Это была кровь.
Да. Как уши могут кровоточить? Я никогда не видел никого с кровотечением из ушей… Изумившись, он прижал к ушам ткань широких рукавов и вытер кровь. Она почти перестала течь, но уши болели ужасно. И теперь, когда сердце уже не пыталось в бешеной панике выскочить из груди, он чувствовал себя очень, очень уставшим.
Трудно было держать глаза открытыми, и он широко зевнул. Каждое движение отдавалось болью, но это не имело значения, потому что он слишком устал, чтобы думать об этом, чтобы двигаться, так что свернулся на боку, чувствуя волчок, скрытый в рукаве, а затем вообще перестал что-то понимать.
Пожалуй, неудивительно, что мальчик проснулся с криком. Воспоминание о том, как Ине-сама продает его, было настолько ясным в его сне, словно происходило прямо перед его глазами, так что он сел, пытаясь отдышаться, чувствуя все вокруг скользким и мокрым.
Пытаясь успокоить рвавшееся из груди сердце, он посмотрел вниз и отогнул угол одеяла, только чтобы увидеть сырость. О боже, он обмочился в постель! Глаза распахнулись в шоке, плечи затряслись, и он сделал дрожащий вздох. Нет, нет, это не может случиться! Не сейчас! У него не было другой одежды, не было другого одеяла. Хико-сан уже планировал избавиться от него, а старик Асано ненавидел.
Он почувствовал, что плачет. Всхлипывая, он уткнулся лицом в ладони. В последний раз это случилось долгое, долгое время назад, когда мать была жива. Она просто крепко обняла его, и они вместе пошли стирать его загрязненное постельное белье и одежду. Но потом братья насмехались над ним и называли его «младенец», когда выяснили, почему его одежда и постель были вывешены для просушки.
Нет, нет… что мне делать? Мать мертва!
Он не мог беспокоить Хико-сан, не с этим… Потому что его мать это его мать, она любила его независимо от того, насколько глуп он был и сколько плакал. Но Хико-сан не захочет взять его в ученики, когда узнает об этом. Нет, никто не должен знать об этом, но что…
Чувство ласкового утешения прервало его отчаяние, за ним – изображение озера, стирки одежды, восходящего солнца. Потом чувство срочности. Друг-дух прав, понял мальчик и вздохнул. Да, это именно то, что мы должны сделать.
Вода была неподалеку. Он восхищался ею вчера вечером, когда дорога повела их рядом с озером, таким большим, что водная гладь простиралась, на сколько хватало глаз. Так что он сглотнул, собрал свою постель и побежал на берег.
Запах соли стал сильнее. Утро было холодным и промозглым, небо застилали серые облака, настолько тяжелые, что солнце не проглядывало через них. Когда он добрался до берега и начал стирать постель, вода ощущалась странно на его руках, и была очень холодной. Даже холоднее, чем вода в горах, дома!
Но это не имело значения, потому что это была вода, и это должно было сработать! Торопливо он потер белье песком, отжал так сухо, как только мог, и положил на обкатанные камни на берегу. Затем, несмотря на то, что весь дрожал, и кожа приняла странный синеватый оттенок, он освободился от сырых хакама и начал стирать и их.
Рубашка не была влажной, но на рукавах были странные красные пятна. О, кровь… он сглотнул надвигающуюся панику. Нет, Хико-сан не должен узнать об этом. В конце концов, что он ответит, если мечник спросит, откуда красные пятна? Ничего, если конечно он не хочет выдать тайну друга-духа. Так что он умыл лицо и шею для верности. Утреннего света было достаточно, чтобы в отражении на воде увидеть, что крови было не так много. Даже очень мало. Он нахмурился. Тогда это не серьезная рана.
Зубы стучали безумно, когда он, наконец, вышел из воды. Ледяная вода и без того была достаточно плоха, а легкое дуновение ветра было еще хуже. Однако, когда он наклонился, чтобы взять мокрый сверток, что-то попало в горло, и он понял, что ему не высушить здесь свою одежду.
Внезапно хруст тяжелых шагов раздался позади. О, нет! Мальчик обернулся, глядя в паническом неверии. Нет, этого не может быть! Нет…
– Странное время стирать одежду, – сухо заметил Хико-сан.
Что мне делать? Должен ли я попытаться скрыть то, что случилось?
– Лги, – прошептал дух.
Но мама говорила мне никогда не лгать! Она сказала – только плохие мальчики лгут! Что мне делать? У меня нет никакого выбора! И неожиданно, икота сорвалась с его губ, и он проговорился:
– Я обмочил постель!
Немедленно он опустил глаза на пальцы ног, ощущая стыд более, чем когда бы то ни было. Это было больно, потому что он знал, что только что уничтожил все шансы на одобрение Хико-сана…
– Понятно.
Неловкая тишина словно повторила слова мечника. Мальчик не смел смотреть на него, только ужасающая тишина все тянулась и тянулась. Но вот, наконец, Хико-сан сказал странным голосом:
– Я начну готовить завтрак. Мы выйдем, как только проснется Асано.
Хруст песка и камней закончил разговор, и, сглотнув, мальчик взглянул из-под ресниц и увидел, как мечник уходит, а его белый плащ хлопает на ветру.
Фууу… Что это? Он не кричал, не набрасывался… ничего. Только что это означает? Мальчик нахмурился и вернулся к одежде, пытаясь отжать ее как можно суше. Не ускользнуло от внимания то, что холодность мечника не сдвинулась ни на йоту, ощущаясь как всегда. И Хико-сан не назвал его по имени. Он просто быстро ушел, не говоря ни слова.
Если что, было похоже, что он сам смущен… мальчик сухо сглотнул, стараясь не вспоминать, как его братья его стыдили. Это было еще хуже!
– Что если это означает, что Хико-сан ненавидит нас теперь?
– Спроси, – предложил дух.
Но что если вопрос сделает его еще злее? Мальчик беспомощно задумался, вес неизвестности давил на его плечи. Однако предложение духа имело смысл, потому что ему необходимо было знать, и это было важно. Так что, кивнув один раз, он согласился с предложением. В конце концов, если Хико-сан уже зол на него, разозлить его еще больше уже не имеет значения.
Да, я спрошу его. Кроме того, разве он не сказал, что старик Асано еще спит? Так что это отличный шанс спросить его, ученик я ему или нет.
… А что Хико-сан будет делать в Хиросиме? Он сглотнул, но, наконец, с мрачной решимостью на лице, собрал мокрую одежду и направился обратно в лагерь. Однако когда он туда пришел, Хико-сан, не говоря ни слова, даже в знак приветствия, просто сунул миску риса ему в руки и забрал мокрый сверток, чтобы повесить сушиться у огня. У мальчика не было возможности сделать что-нибудь, он только глупо зевал, потому что внезапно его желудок громко заурчал, давая понять, что не ел полдня. В оцепенении и неуравновешенности, он присел поесть и выяснить для себя, как спросить правильно. В конце концов, задавать глупые вопросы – только напрасно раздражать Хико-сана. Мечник не любил говорить с людьми, и поэтому имело смысл задавать только самые важные вопросы.
Только он, наконец, нашел мужество озвучить их, одеяло зашуршало в стороне, и раздался громкий зевок от Асано-сана.
– А! Завтрак готов!
Нет! Ну почему старик не мог поспать подольше? Мальчик с досады прикусил губу. Не хотелось задавать такие вопросы при Асано. Чтобы добавить соли на рану, купец расположился рядом с Хико-сан так же спокойно, как и радостно, даже не удостоив мальчика своей обычной хмурой гримасой.
Эм, может, лучше спросить вечером?
Дневное путешествие было не намного лучше, чем скверное утро. Мало того, что его штанам не хватило времени, чтобы должным образом высохнуть, и теперь ему пришлось идти, путаясь во влажной ткани, чувствуя себя противно. Хуже было то, что старик Асано увидел его мокрую одежду и одеяло и, похоже, понял с первого взгляда, что случилось, и теперь смотрел на него как-то особенно пакостно.
Мальчик никак не думал, что что-нибудь заставит его чувствовать себя ужаснее, чем сейчас, но ядовитый взгляд был во сто крат хуже, чем насмешки его братьев. Его чувства, однако, еще сильнее уязвило небрежное замечание торговца к Хико-сан:
– Сильный и способный парень, а?
Так или иначе, когда его так откровенно сравнили с сыном Асано, которым он так хвастался перед Хико-саном… Только почему Хико-сан взял меня с собой?
И чем больше мальчик пытался выяснить ответ на этот вопрос, добиться понимания мечника и его ожиданий, тем меньше понимал. У Асано-сан был прекрасный блестящий сын, большой, сильный, умный, вежливый, а он не соответствовал ни одной из этих характеристик. Он вообще ничего ни о чем не знал. Он был слишком мал и слаб, чтобы быть полезным. Даже отец так думал до болезни! И хуже того, он отличался. Люди, такие, как тот самурай, плевались, завидев его.
Друг-дух не сильно помог. Может, это потому, что он не видел, какие поступки совершают люди, но он предположил, что старик Асано солгал о своем сыне. Он твердил, что мальчик не должен так низко оценивать себя, что он был вполне подходящим учеником для Хико-сана. Это просто говорит о том, что дух ничего не понимает, если он даже не видит, как много мальчику не хватает!
Чувствуя жалось к себе, мальчик даже не стал наблюдать за прохожими на дороге. Нет, все его раннее любопытство и волнение исчезло, погребенное под грудой забот. Каждый следующий шаг был труднее предыдущего. И совсем уж не помогло то, что старик Асано сегодня утром за завтраком с удовольствием упомянул, как счастлив он, что завтра достигнет Хиросимы.
Нет, ему не хватало времени.
И чем дольше он над этим думал, тем яснее понимал, что идеальный сын Асано будет лучшим учеником для Хико-сана, чем он. И насколько он смог понять, как говорил Хико-сан, одновременно существовали только один учитель и один ученик. Факт, что он не нужен Хико-сану, а что делают с ненужными вещами? Это как со старой Ине-сама, которой был не нужен полученный ею ребенок, а деньги нужны…
Как и Хико-сану.
Опять что-то застряло в горле, мешая дышать, и мальчик обхватил себя руками. Это не помогло. Ноги словно налились свинцом, а время стремительно уходило.
Утро получилось постыдным и скверным, день полон сомнений и страхов. Но теперь, во время вечерней трапезы, наступила последняя возможность получить от Хико-сана ответ на вопрос, что он намеревается делать в Хиросиме. Это был вопрос, ответ на который нужнее, чем все остальные.
И даже если это было грубо, и он просто тонул в ужасе, он все еще чувствовал, что обязан Хико-сану. В конце концов, мечник взял его с собой, дал ему имя, лечил его раны. Более того, Хико-сан дал ему рубашку для сна, хотя у него не было запасной, и он стал чем-то вроде краеугольного камня в жизни мальчика эти последние пару недель, когда у него не было ничего, и он оказался совершенно потерян. Так что, ради всего этого, мальчику следовало еще раз довериться Хико-сану и задать ему этот единственный вопрос, потому что ему нужно было знать, что должно случиться, и даже дух с ним согласился.
И неважно, что старик Асано здесь и смотрит на него так, словно его не должно быть тут, беспокоящего их своим грязным присутствием. Нет, это не имеет значения, потому что у меня нет времени, чтобы ждать дальше.
Мальчик напрягся и нерешительно спросил:
– Хико-сан?
– Что такое, мальчик? – мечник поднял бровь.
Он сказал мальчик – не Кеншин. Мальчик. Мальчик – не человек… Он сухо сглотнул, но не отступил, потому что это было важно.
– Что вы собираетесь делать в Хиросиме?
Да.
Я сделал это!
Лицо старика Асано скривилось в брезгливой гримасе недовольства невоспитанным ребенком, смеющим так прямо спрашивать взрослого человека. Даже Хико-сан нахмурился, его ки оттенилась холодом, прежде чем он ответил:
– Я собираюсь покупать и пополнять запасы.
Я. Хико-сан сказал я, а не мы. Сердце бешено билось в груди, дышать становилось все труднее, руки вспотели. Нет. Это невозможно…
– Запасы? – удалось ему выдавить. Хико-сан собирается покупать вещи. Покупать. Для покупок нужны деньги. У Хико-сан немного денег.
– Пищу, одежду. Скоро снега пойдут.
Слова были произнесены холодно, бесстрастно, и вместе с ними последние надежды мальчика, что это все неправда, были разрушены. Вот и все. Это действительно произойдет… Хико-сан на самом деле собирается поступить так же, как старая Ине-сама.
Нет, мне нужно уйти! Немедленно!
– Какой непочтительный парень! Такой мастер меча, как вы, должен… – старик Асано растягивал слова, но мальчик из-за паники не мог сосредоточиться на них.
Нет, что он сказал, чтобы уйти от костра, мальчик не знал, но следующее, что он заметил, это свои трясущиеся руки, связывающие постель в аккуратный рулон для переноски. К счастью, он много раз делал это, так что смог собраться, несмотря на теперешнее лихорадочное состояние. Остатки его еды, ненавистная сушеная рыба, которую он так экономил последнее время, были упакованы в одеяло. Он остановился, чтобы убедиться, что не забыл свой драгоценный волчок и фляжку с водой.
Да, у меня есть все.
Бросив последний взгляд на костер, где мужчины вели тихий разговор, он почувствовал, словно снова теряет свою семью. Но ему нужно уйти, быстро – прежде чем его снова продадут.