Льюис все равно выглядел растерянным.
– Но если часы волшебные, – уточнил мальчик, – то они должны быть невидимыми, разве не так? Точнее, это ведь должно быть нечто такое, что нельзя потрогать.
Джонатан отрицательно помотал головой:
– Не совсем так, Льюис. Волшебство творят с помощью обычных, реальных предметов. На них накладывают заклятья. Одна моя знакомая ведьма вот какое проклятье наложила на своего врага: оставила его фотографию под сливом для дождевой воды. По ее задумке, враг должен был погибнуть, когда с карточки вымоется его лицо. Очень распространенный метод. Так что нет, Льюис. Эти часы такие же настоящие, как наши старые напольные часы с маятником. Только заколдованные. Но что это за колдовство и для чего оно, ума не приложу.
– Зато я кое-что знаю наверняка, кучерявая ты борода, – вклинилась миссис Циммерманн, раскачивая часы на цепочке, как маятник, перед глазами дяди Джонатана, – и вот что: если мы все хоть ненадолго не сомкнем глаз, завтра будем как вареные раки… Льюис, бегом в кровать. Джонатан, и ты тоже. Я сполосну тарелки из-под печенья и уберу молоко.
Уже у себя в комнате Льюис встал посреди ковра и принялся разглядывать цветочный узор обоев у камина. Потом решительно подошел к стене и приложил ухо. Да, он тоже слышал, как где-то там, в глубине, тикают часы. Затем мальчик прижал ухо к другой стене. И там слышалось то же самое.
Льюис вернулся в центр комнаты. А потом начал бродить туда-сюда. Он делал широкие шаги, сцепив руки за спиной, как делал его отец, когда был чем-то расстроен. Льюис ходил туда и обратно, пытаясь рассуждать логически. Но логика мало помогала в доме, где за каждой стеной тикали одни и те же часы, так что мальчик бросил это занятие. Запрыгнув в кровать, он наконец уснул.
Глава третья
Во второй понедельник сентября Льюис отправился в школу и вскоре совсем позабыл про таинственные часы в стенах. Ему хватало своих проблем.
Эти трудности не были ему в новинку: они преследуют полного мальчика, который не умеет играть в бейсбол, куда бы он ни направился. У Льюиса всегда был лишний вес, другим он себя не помнил. Всю свою жизнь – все 10 лет – он слышал, как дети кричали:
Иногда ему хотелось поколотить своих обидчиков, но силенок у него было мало, да и боксировать он не умел. В этом крылась еще одна его проблема. Но гораздо хуже было не уметь играть в бейсбол. Льюис все еще неправильно отбивал мяч и постоянно выпускал из рук биту. Поначалу он пытался заранее извиняться и предупреждал: «Осторожно, сейчас бита улетит!». Но другие дети отвечали в обычной манере: «Послушай, биту ты отпускаешь каждый раз, и за это мы тебя отмутузим. Держи ее крепко, когда замахиваешься по мячу, или не играй!».
Льюис слышал это всегда, когда его звали играть, что, впрочем, бывало нечасто. Когда мальчик просился в игру, его выбирали в команду последним, а капитан, которому он доставался в подопечные, выдавал что-нибудь вроде: «Ну и что, мне обязательно его брать? Отбивать не умеет, до первой базы не доберется, подавать не умеет. Он даже бегать не умеет. Да ну его, лучше одного игрока не досчитаемся».
Конец ознакомительного фрагмента.