Annotation
Финалист конкурса "Мир дозоров"
Гладкая Юлия Борисовна
Гладкая Юлия Борисовна
Аргентина - Ямайка
Маша подошла к краю крыши. Да, это самое верное решение, жизнь боль. Всё тлен. Девушка шмыгнула носом. Ветер путал волосы и подталкивал в спину. Маша взглянула вниз, темнота вовсе не манила, не была бархатной и ласковой, нет. Внизу пятнышки фонарей, люди, машины. У всех свои заботы, свои печали и радости, а у неё? А у неё ничего нет, нет ведь, правда? С небес упала первая дождевая капля, прямо на щеку, как слеза. "Это знак", - подумала девушка и как-то отрешенно, перестав грустить и думать, сделала шаг в пустоту...
За окном машины проносился ночной город, живущий по своим правилам, не спящий и яркий. Вадим очень любил этот момент, когда карета скорой помощи летит на вызов, рассекая темноту над головой, небо и звезды. Вокруг - светлячки окон, впереди - тайна. По радио передавали песню группы Чайф
Сегодня солнце зашло за тучи,
Сегодня волны бьют так больно,
Я видел, как умирала надежда Ямайки -
Моя душа плачет.
Зачем ты стучишь в мои барабаны,
Зачем ты поешь мою песню?
Мне и так больно.
Водитель - пожилой мужчина, седой как лунь, со смешливым лицом - молча крутил баранку. Фельдшер взглянул на помощницу: Катя дремала, прижавшись щекой к боковому стеклу. "Не простыла бы", - подумал мужчина, но будить не стал, ещё раз взглянул в карту вызова и задумался.
Вадим работал фельдшером на скорой помощи почти двадцать лет. Медиком он хотел стать ещё в детстве, жаль в их периферийном городке не было медицинской академии, только училище, или, как теперь его называют, колледж. Это учебное заведение он и закончил, и, ещё будучи студентом, устроился на скорую, временно, только попрактиковаться, а потом может в центр, в институт... Но нет ничего постоянее временного, и случай Вадима оказался не исключением. Казалось, жизнь имеет размеренный темп: сутки через двое на работе, в оставшееся время - выспаться, приготовить поесть, случалось даже добраться до друзей. Но чем дольше он работал на скорой, тем меньше было друзей и сна, и всё больше работы. Родители только вздыхали, что, мол, уже за тридцать, а семьи нет, даже девушки нет. Когда же ждать внуков? Вадим утешал, что всё ещё будет и снова уходил на смену.
На скорой Вадима любили: жалоб на него от больных не было, на вызова не опаздывал, спирт не пил, даже карточки заполнял понятным почерком. Чудо, а не человек! Несмотря на хорошее отношение начальства, Вадим нравился и сослуживцам: душа компании, работать с ним легко, будет надо - подменит или деньгами поможет. В общем, как ни крути, а Вадим был прекрасным работником. И до недавнего времени сам мужчина думал, что в этом и есть вся его жизнь: работа, дом, работа. А потом его инициировал Ночной дозор. Светлый Иной Вадим Рябинов, целитель, 6 уровень, но с хорошими перспективами. Ему даже предложили вступить в местный дозор, но Вадим отказался, прошел курс молодого бойца и снова вернулся на станцию скорой помощи. Кто, если не он, будет спасать больных? Конечно, целитель понимал, что не может использовать свой дар для всех, и это его угнетало. Но зато, как и прежде, он мог помочь даже словом. Облегчить боль прикосновением, убедить больного в необходимости госпитализации и многое другое. Поверьте, для скоровика это поистине неоценимые способности. Дни шли. А потом на станцию пришла она, студентка колледжа Екатерина, улыбчивая, чуть курносая, шустрая, похожая на Гайку из мультсериала "Чип и Дейл". Замечательная девушка, светлая иная.
- Меня ещё в детстве дозорные нашли, под новый год на празднике, представляешь? - рассказывала девушка, грея ладошки о кружку с чаем. - Мы с классом были на городской Ёлке, весело было. Подарки, хоровод. Там меня и заметили. А потом дозорные к нам пришли домой, что-то родителям говорили, а мне кулек с конфетами принесли. И девушка, на Снегурочку похожая, сказала, что настоящее волшебство мне покажет и мы с ней прямо под ёлку шагнули. Знаешь, какая новогодняя Ёлка в сумраке?
Вадим улыбался и отрицательно качал головой.
- Красивая! Светится вся! Снегурочка мне тогда сказала, что это желания, которые Дед Мороз исполняет, если дети себя хорошо ведут. Я обещала, что хорошо себя вести буду. Всегда.
Они пили чай в его однушке. Типичное холостяцкое жилье: немного мебели, ноутбук и творческий беспорядок. Катя рассказывала о себе, об учебе в Дозоре, где она была младше всех. А Вадим слушал и любовался ею. За окном шёл дождь, осень вовсю хозяйничала в городе, но здесь, на кухне, было тепло и светло для них двоих. С этого момента всё изменилось. Они гуляли с Катей в осеннем парке и наслаждались скудным октябрьским теплом. Жизнь стала другой, теперь, идя на смену, Вадим улыбался, видя, как солнце просвечивает сквозь красные и охристые листья. Странно, что он не замечал этого раньше.
- Ты никогда не хотел быть дозорным? - спрашивала Катя.
- Нет, - отвечал Вадим, - я давно нашел себя. Зачем искать что-то другое?
- А я хотела, - Катя останавливалась, смотрела в небо, на бегущие облака, - а потом перехотела. Мне всегда медицина нравилась и педагогика тоже, но медицина больше. Я вот поработаю на скорой год, подтяну химию и поеду в институт поступать. Как думаешь, поступлю?
Вадим соглашался, эту историю он слышал много раз, но всегда надеялся на то, что мечты сбудутся.
- Конечно, поступишь и станешь врачом.
- Неврологом хочу быть или даже нейрохирургом. Получится из меня нейрохирург? - говорила Катя, заглядывая в его серые, цвета осеннего неба, глаза.
- Даже не сомневаюсь! - говорил Вадим, держа её за руку.
Когда он попросил, чтобы Катю поставили его вторым номером, вопросов не возникло. Почему не пойти навстречу хорошему работнику?
Раньше Вадим даже не думал о том, как он одинок, теперь же, когда рядом в машине ехала Катя, всё было иным. Он улыбался, видя, как она дышит на стекло и выводит на нем буквы. Или как морщит лоб, формулируя диагноз или заполняя сопроводительный лист на госпитализацию. "Катя, Катенька, светлая моя, родная", - эти слова Вадим прокручивал в голове, и они грели его лучше всякого солнышка, давая силы и работать, и жить.
Машина подпрыгнула на лежачем полицейском, водитель тихо выругался. Эта встряска вернула Вадима в реальный мир. Судя по всему, они уже подъезжали к месту происшествия. Высотная травма значилось в карточке. Когда селектор проскрипел: "Сто вторая бригада, срочный вызов, Рябинов срочный вызов", - Вадим уже мчался к машине, у входа перехватил у Кати сумку с лекарствами и кислород. Диспетчер крикнула вдогонку: "Реанимация уже выехала".
Линии вероятности Екатерина умела просматривать лучше, сказывался опыт.
- Не успеем, - шепнула она, садясь в машину.
- Попробуем, - ответил он.
Несмотря на поздний час, зевак хватало. Один из худших моментов в работе скорой - это добрые люди. Каждый даст совет, задаст вопрос, а если что-то покажется добрым людям не правильным, так и растерзать могут. Вадим поймал тень от ресниц и взглянул сквозь сумрак: люди уже стали толпой, общая аура наливалась багровым и пульсировала, готова я взорваться.
- Пошли, на вопросы не отвечай, делай, что я говорю.
Они молча прошли мимо людей. Как бы ни была настроена толпа, место смерти люди чувствовали на уровне инстинктов, поэтому возле тела было пусто, словно его накрыла сфера отрицания. То, что девушка мертва, Вадим понял сразу. Не нужны навыки иного, хватает и человеческих. Сломанная кукла на асфальте. Светлые волосы, удивленно распахнутые глаза, струйка крови стекает по подбородку. Смерть никого не красит.
По протоколу проверил пульс на сонной артерии, приложил стальной кругляш фонендоскопа к груди. Пусто. Как там было в сказке про Буратино? Пациент скорее мёртв, чем жив. При чём тут Буратино? Вадим взъерошил пятерней волосы, чтобы прийти в себя. Что бы ни говорили, никогда не привыкаешь к такому зрелищу. Только прохожие льнут, как падальщики. Что, кто, откуда..
- Катя, отзвонись на станцию. Скажи, ремки не нужны, и принеси простынь. - Он обернулся как раз, чтобы увидеть, как глаза Екатерины наполняются слезами. Её рот некрасиво скривился. Девушка всхлипнула.
- Катя? Иди в машину. - Не обращая внимание на людей, он подошел к ней, чтобы увести с места трагедии, но она словно приросла к месту.
- Это ж Машка, не спасли, - услышал фельдшер сквозь всхлип.
- Что? - удивлено переспросил он.
- Это Машка, Маша Рудакова, с акушерского с нами на потоке учится, - заикаясь, сказала Катя.
- Хорошо, Катя. Мы знаем, кто это, иди в машину, возьми сумку и сиди там. - Вадим понимал, что это стресс, первый раз на суицидах и не такое с дежурантами бывает.
- Не спасли, проиграли, - снова шептала девушка.
Он встряхнул её за плечи.
- Катя, мы не можем всех спасти, иди в машину!
Из круга зевак выделилась старушка - божий одуванчик.
- Бессердечный какой! А еще дохтор! Не видишь - девочке плохо!
Вадим повысил голос:
- Товарищи, попрошу разойтись с места происшествия, сейчас прибудет наряд полиции. Если есть свидетели, останьтесь. Остальных просьба уйти.
Слова бабульки словно вывели студентку из оцепенения. Она вытерла слёзы ладошками, потом молча взяла сумку и ушла к машине. Водитель скорой принес простынь, укрыли тело. Словно получив сигнал, толпа стала расходиться. Вадим ходил кругами, посмотрел сквозь сумрак: никаких остатков заклятий, укусов и прочих тёмных следов нет. Впрочем, и светлых нет тоже. Скорее всего, прыгнула с этой высотки. Мужчина посмотрел наверх: крыша здания терялась среди низких грозовых туч. В сумраке здание было ниже, и, конечно, никто не стоял на крыше, злобно хохоча. Так бывает только в комиксах.
- Что же ты, Маша, - пробормотал фельдшер, снова присаживаясь рядом с телом.
Он вспомнил, что не закрыл девушке глаза: к чему им смотреть в ткань простыни? "Пусть отдохнет", - подумал он, проводя рукой по лицу, и вот тут его захлестнуло. Бездна отчаянья обрушилась на Вадима разом, словно он пережил всё человечество и стоит теперь на руинах один-одинёшенек, да и причиной всего этого стал он сам. И жить теперь не имеет смысла. Всё тлен. "Жизнь - боль", - пришли на ум новомодные выражения. С огромным трудом, словно поднять нужно было многотонную плиту, Вадим убрал руку с лица самоубийцы. Захотелось вымыть руки под проточной водой, чтобы смыть весь негатив. Жаль негде, даже дождя ещё нет. "В машине есть раствор, надо хоть им протереть", - подумал медик.
Дождь начался, когда приехала полиция.
Два дня выходных прошли как обычно: на улице лил дождь, совсем облетела листва. Вадим смотрел в окно на съёжившийся, серый мир, и в душу снова закрадывалось чувство пустоты и обреченности, словно там, на вызове, он подцепил невидимую заразу. Катя не приходила, по телефону грустно сказала, что похороны в среду, пойдут всем отделением. Вадим выразил соболезнования. В обще-то он пытался успокоить Катю ещё в машине по дороге на станцию, но та, словно ёжик, ощетинилась невидимыми колючками, закрылась и горевала. Только уже выходя из машины, грустно посмотрела на Вадима и сказала: "Ты не поймешь". А что тут не понятного? Ему, привычному человеку, тяжело, а ей студентке - и вовсе. Может, и передумает год на сокрой сидеть, сразу бы езжалая в институт поступать. Вадим вздохнул и налил себе ещё чая. Это человек душой черствеет, а им, светлым, такое не дано, может, и к лучшему...
В четверг, придя на смену, Вадим узнал, что к нему зайдет следователь. Это было немного странно, потому как следователи приходили по уголовным делам, тут же ничего криминального не было, чистый суицид. Следователь оказался примерным ровесником Вадима, не иной, обычный высокий мужчина в очках, он был похож на богомола. Задал несколько вопросов, пробежался глазами по карте вызова. В кабинет, где они беседовали, пару раз заглядывала главврач станции, но богомол каждый раз смотрел на неё молча, и та удалялась, не забыв улыбнуться.
"Мощно, - подумал Вадим. - Никакая магия не нужна, до того взгляд тренированный".
Уже под конец их недолгой беседы Вадим решил спросить сам:
- Вы меня извините, но это классический суицид. Почему у полиции вдруг возник интерес к делу?
Полицейский поправил очки, грустно посмотрел на фельдшера.
- Ну да, классический. К тому же у гражданки Рудоковой это была не первая попытка суицида. - Он пошелестел записной книжкой. - Да, не первая, но последняя. И чего им там на свете не живется? - произнес он уже как бы для себя.
Вадим напрягся.
- Кому это, им?
- Им, самоубийцам. - Следователь достал распечатку, листок был знакомый из их архива. - Вы же врач, знаете, сейчас осень. Это обострение, наверное. Но за последние два месяца на вашей территории это уже третий случай. А по городу и поболе будет. Вот, проверяем, может, наркотик какой новый завезли, с них такое бывает.
- Да-да, - подтвердил Вадим, - с некачественного товара всегда идет волна.
- Вот именно, волна. - Богомол собрал бумаги. - Спасибо, Вадим Викторович, за сотрудничество. С вашей напарницей и водителем я уже побеседовал.
- И какой вывод?
- Суицид - как и было сказано.
На том и распрощались.
Никогда не играл Вадим в детективов, но тут что-то царапнуло. Задумавшись на мгновение, он постучал в дверь архива.
- Войдите.
Пышная блондинка Лариса сидела в окружении гор карт вызова, забивая информацию в старенький компьютер. Периодически звонил телефон, и она уточняла, что с тем или иным пациентом, которого доставила скорая в приёмный покой.
- Извини, что отвлекаю, - Вадим вдруг стушевался, - но ко мне тут полицейский приходил.
- А это тот? По поводу суицидов? - Женщина отвлеклась от работы. - Позвонил вчера и, представляешь, информацию по всем суицидам за последние два месяца просил собрать. Два месяца! Это сколько же работы. - Она поджала губы - И никто спасибо не скажет!
- Лариса, хочешь я тебе спасибо скажу? Только ты мне распечатай такой же список. Если не трудно.
Блондинка улыбнулась и стрельнула глазами в холостого - неженатого.
- Не трудно, но позже. Сейчас дневной отчет составляю.
- Спасибо, я попозже зайду. Только не забудь!
- Да ты что, у мня память идеальная, так что жду тебя и "спасибо".
- Всё будет, - пообещал Вадим и ретировался из бумажного плена.
Катя говорила мало, всё больше смотрела сквозь мокрое стекло автомобиля на пробегавшие мимо машины. Дежурство выдалось хмурым, люди спешили по своим делам, закрываясь зонтами, словно щитами, от копий дождя. Вызовы сыпались, как из рога изобилия. Обычная работа скорой: давление, температура, боль в горле, ушибы. Всё, что мог бы вылечить участковый, но народ участковым упорно не доверял и потому вызывал скорую. Ближе к вечеру рация, заскрежетав, сообщила: "Примите вызов. Родниковая, дом три, порезал вены".
Катя глухо вздохнула:
- Опять?
- Не переживай, вены режут позёры. Вот увидишь, приедем, а там девочка, влюбленная, или мальчик, обиженный на родителей, решил продемонстрировать миру, как ему, миру этому, плохо без него будет.
Катя недоверчиво взглянула на Вадима.
- Думаешь, будет так?
- Просто уверен.
Екатерина прикрыла глаза - просматривает линии, понял Вадим. Девушка улыбнулась.
- Похоже, ты прав, и всё-таки, всё-таки...
Пока они шли из машины к подъезду, Вадим наконец решился спросить, хотя вопрос мучил его с прошлой смены:
- Ты в сумраке, ничего не заметила, там, у многоэтажки?