Впервые за годы войны советские пограничники встречали Новый год на восстановленной западной границе. Заставы теперь находились далеко в тылу наших войск, ведущих бои за сотни километров от рубежей СССР. У изрубленного осколками пограничного столба № 114 нёс вахту рядовой Вершаев. В памятное утро 22 нюня 1941 года он вместе со своими товарищами мужественно отражал натиск немцев, вероломно вторгшихся в СССР. Невдалеке от железнодорожного моста, пересекающего пограничную реку, в наряде бдели Казаков и Шевченко. За последнюю неделю каждый из них имел по нескольку задержаний нарушителей границы. На соседнем участке рубежей Родины дежурил старожил заставы лейтенант Шуркин. На ней же он служил еще до нападения гитлеровцев на СССР. Пройдя по дорогам войны, лейтенант Шуркин снова вернулся на свой участок границы, где бдительно стоял на боевом посту. На всех пограничных заставах встречали Новый год, в полночь командиры поздравили пограничников с Новым 1945-м победным годом.
31 декабря в Кремле Сталин собрал заседание Государственного комитета обороны, председателем которого он являлся. К тому времени Берия был назначен его заместителем вместо Молотова, а Ворошилов выеден из состава главного чрезвычайного органа управления СССР, обладавшего всей полнотой военной, политической и хозяйственной власти. Определенного графика заседаний ГКО не существовало, и они собирались по единоличному решению Сталина в любое время дня или ночи в его кабинете в Кремле или на ближней даче в Кунцево. На каждое заседание приглашался начальник Генерального штаба маршал Василевский, иногда Жуков, занимавший пост заместителя Верховного Главнокомандующего Вооруженными силами СССР. Никто из присутствующих не догадывался, почему Сталин пригласил в этот день наркома госбезопасности Меркулова.
Когда Берия и члены комитета Молотов, Булганин, Каганович, Маленков, Вознесенский и Микоян расселись по своим местам, Сталин поздравил всех с Новым годом и пригласил на праздничный ужин в Кунцево. После чего заседание продолжило работу в обычном режиме, Василевский, приблизившись к карте военных действий, долго рассказывал о положении на фронтах. Сталин в это время курил свою трубку, набитую табаком папирос «Герцеговина Флор» и казалось, не слушал доклад начальника Генерального штаба. По выражению его лица было понятно, что Верховный Главнокомандующий чем-то озабочен, что не дает ему сосредоточиться на докладе.
Обычно у Верховного имелся ряд вопросов к Василевскому, но сегодня он молчал и только кивнул головой, разрешая ему сесть, после окончания доклада. Когда приглашенный нарком госбезопасности остался в кабинете вождя после окончания заседания, все члены комитета поняли – тревога Сталина не случайна. Особенно нервничал Берия, который вот так же, как сегодня Меркулов, часто оставался там для разговора тет-а-тет. Кроме начальника личной охраны генерала Власика мало кто знал, что с недавнего времени Сталин часто вызывал Меркулова по ночам на дачу в Кунцево. О чем так долго информировал Сталина нарком госбезопасности, в подчинении которого находилась внешняя разведка? А Меркулову в свою очередь было непонятно, почему иногда вместо него, Сталин приказывал приехать на дачу руководителю внешней разведки НКГБ Фитину? Это казалось недоверием и немного обижало Меркулова.
В последнее время Сталин не делился с кем-либо из ближайшего окружения полученной от Меркулова и Фитина информацией. Так он сохранял монополию на право формулировки окончательного решения по любому вопросу, рассматриваемому на заседаниях ГКО. Зная сведения разведки, можно легко ориентироваться в ситуации и делать единственно правильный вывод. Зачастую это вызывало восхищение его ближайшего окружения, но порой недоумение, а иногда даже воспринималось, как странность, граничащая со старческим маразмом. Сталин не пытался объяснять свои выводы и предлагаемые решение, он просто диктовал их Поскребышеву для записи в результирующую часть протокола.
В первые дни войны Молотов, Микоян, Каганович, Калинин, Ворошилов и Берия, открыто возмущались просчетами Сталина во внешней политике в отношении Германии. Они считали также, что и в 1942 году по его ошибке были сосредоточены главные резервы на отражение наступления фашистов на московском направлении. А Гитлер решил нанести главный удар на юге, что позволило его войскам прорвать оборону, там, где их не ждали и стремительным маршем продвинуться до самой Волги и Кавказа. По этой причине Сталин на некоторое время потерял инициативу главного стратега Ставки. Теперь, когда война вышла в завершающую фазу, он принимал решения единолично и считал необязательным информировать состав ГКО о сведениях, полученных из донесений внешней разведки.
В начале ХХ века ученые спокойно занимались исследованиями в области радиоактивности. Они свободно делились информацией, выступали с докладами на международных конференциях, наперебой спешили опубликовать данные о новых открытиях в научных журналах. Удивительный мир атома оставался монопольным достоянием физиков, и, казалось, он никак не мог привлечь внимания разведчиков. В конце 1938 года удалось открыть явление распада атомов урана при бомбардировке их нейтронами. Расчеты показывали, что распад должен сопровождаться выделением энергии, которая на единицу массы в два-три миллиона раз превосходит количество энергии, выделяемой при сгорании каменного угля, нефти и даже пороха. Было высказано предположение, что при наличии достаточно большой массы урана может происходить взрыв колоссальной силы.
Вслед за этим свободная публикация материалов сменилась молчанием в отношении работ и открытий, касавшихся деления атомов. Одним из инициаторов засекречивания исследований в области атомной энергии был венгерский ученый Лео Сцилард, переселившийся в Америку из Европы в годы фашизма. По его инициативе Альберт Эйнштейн отправил письмо президенту Рузвельту, в котором указал на возможность появления бомбы нового типа на основе атомной энергии, которая должна обладать чудовищной разрушительной силой, и высказал опасение, что фашистская Германия может первой создать такую бомбу.
Была введена строгая цензура на научные публикации, в печати запрещалось употреблять даже выражение «атомная энергия». Именно на этот факт обратили внимание начальник научно-технической разведки Леонид Квасников и нью-йоркский резидент Гайк Овакимян. Имея его подтверждающие данные об запрете публикаций по урановой проблеме на Западе, Квасников инициировал посылку директивы резидентурам в США, Англии, Франции и Германии о начале поиска научных центров, где могут вестись исследования по созданию атомного оружия, а также обеспечить получение достоверной развединформации.
Сначала пришел ответ из Германии: в донесении говорилось о том, что недалеко от Пенемюнде в засекреченном исследовательском центре немцы разрабатывают дистанционно управляемые ракеты ФАУ-1 и ФАУ-2, способные за полчаса преодолеть расстояние в 500 км и стать средством доставки урановой бомбы. В сентябре 1941 года пришла информация из Лондона. Это были ценнейшие материалы, в которых очень кратко сообщалось содержание представленного Черчиллю особо секретного доклада, а также информация о том, что идея создания сверхмощного оружия приобрела вполне реальные очертания. Досконально изучив разведывательные данные из Лондона, Квасников доложил информацию Берии. С началом войны руководство страны объединило НКГБ и НКВД во главе с Берия, а в апреле 1943 года опять разделили наркомат на НКГБ, который возглавил Меркулов и НКВД, оставшийся под руководством Берия.
Реакция Лаврентия Павловича на доклад Квасникова тогда была отрицательной. Берия считал, что это «деза», нацеленная на отвлечение материальных, людских и научных ресурсов от удовлетворения насущных потребностей фронта. Через некоторое время Сталину пришло письмо от ученого-физика Флерова, открывшего еще до войны вместе с Петржаком спонтанное деление ядер урана. Он писал вождю: «Одной такой бомбы достаточно для полного уничтожения Москвы или Берлина, в зависимости от того, в чьих руках бомба будет находиться. Государство, первым изготовившее такое оружие, сможет диктовать свои условия всему миру».
В апреле 1942 года Флеров направляет второе письмо на имя Сталина: «Это мое последнее обращение к Вам, и если Вы не отреагируете на него должным образом, то я, как ученый, складываю оружие, и буду ждать, когда удастся решить атомную задачу в Германии, Англии или США. Результаты окажутся настолько ошеломительны, что нам будет не до выяснений, кто виноват в том, что у нас в Союзе забросили подобные работы…» Когда все аргументы сошлись в один пакет, Берия все же согласился доложить об этом Сталину. Подготовить записку, было поручено Квасникову. Убедительные данные разведки, побудили Сталина принять решение о возобновлении работ по созданию советской атомной бомбы, прекратившихся по причине начала войны.
В феврале 1943-го было подписано распоряжение по Академии наук СССР о создании лаборатории № 2 под руководством Курчатова, который сразу же вызвал в Москву физиков-атомщиков Харитона, Кикоина, Зельдовича и Флерова. Они начали работу по организации новой отрасли промышленности с неизвестными доселе сооружениями и производственными технологиями. Нашей разведке поступили сведения, что США и Великобритания договорились о планах совместного создания ядерного оружия и обмене научной информацией по этой проблеме. Работы над урановой бомбой в США стали проводиться под общим названием «Манхэттенский проект», а в Англии – «Тьюб Эллойз». Белый дом принял решение об ассигновании крупных финансовых средств на свой проект. Англичане, которые вели войну с Германией, не могли позволить себе такого объема вложений и поняли, что им в одиночку не осилить создание собственной атомной бомбы, но работ по «Тьюб Эллойз» не прекратили.
Главными объектами «Манхэттенского проекта» являлись строящиеся Хэнфордский и Окриджский заводы, а также Лос-Аламосская лаборатория в штате Нью-Мексико. Именно там предполагалось разработать конструкцию атомной бомбы и технологический процесс ее изготовления. В Лос-Аламосе больше всего боялись проникновения шпионов, особенно агентов нацистской Германии. Поэтому конспирация и меры безопасности были самые жесткие и совершенные. Стена величайшей секретности оказалась весьма эффективной, и ни одной разведке мира, кроме советской, не удалось "заглянуть" за ее пределы.
Начиная с 1941 года, наши разведчики собирали данные по всем странам Запада, ведущим разработки в области создания атомной бомбы. Эту разведывательную операцию назвали хитроумным словом «Энормоз», что в переводе с английского означало «чудовищный». Всего в ней были задействованы 14 особо ценных агентов, в том числе всемирно известный ученый-физик Клаус Фукс. Вначале Великой отечественной войны он передал имеющиеся у него сведения об атомных разработках англичан. Ученый был коммунистом, испытывал симпатию к СССР, которому, как он считал, нужно оказать помощь. Клауса беспокоило, что в Третьем рейхе в ближайшее время будет создано ядерное оружие, а Англия и США делают атомную бомбу в секрете от СССР. Фукс, как и многие учёные, был против монополии одной страны на новое оружие чудовищной разрушительной силы.
В конце 1941 года Фукс пришёл в советское посольство в Великобритании и рассказал о ведущихся секретных работах по проекту «Тьюб Эллойз» и готов безвозмездно передавать секретную информацию. С Фуксом была установлена конспиративная связь через представителя советской военной разведки Урсулу Кучински, под агентурным псевдонимом «Соня». Вскоре он получил английское подданство и его начали привлекать к особо секретным работам. Клаус начал передавать в советское посольство копии своих научных разработок и другие представляющие интерес документы. От него узнали о том, что в Англии велась разработка метода разделения изотопов урана и о строительстве завода для этой цели в Уэльсе. Фукс сообщил, что такие же исследования проводятся в США и что обе страны сотрудничают в создании атомной бомбы.
В Англии работала «кембриджская пятерка» – ядро агентурной сети созданной советским разведчиком Арнольдом Дейчем еще в 30-х годах. В ее состав входили люди, занимавшие различные должности в министерстве иностранных дел Англии, в ее военной разведке, службе безопасности МI5 и даже советника короля Георга VI. В Швеции, Финляндии и Норвегии агентурная сеть и резидентура была не менее многочисленна, чем во Франции и Италии, и этот огромный объем добытой информации поступал в специальное подразделение научно-технической разведки, где он дешифровался, обрабатывался, анализировался и регулярно предоставлялся лично Сталину Меркуловым или Фитиным.
Информация о работах по созданию атомной бомбы в Германии вызывала беспокойство и заставляла Сталина постоянно думать о реальной опасности применения немцами такого оружия. Несмотря, что атомный проект фашистов был тщательно засекречен, перед Новым годом нашим разведчикам удалось добыть показания очевидца первого испытательного атомного взрыва, произведенного немцами на острове Рюген. Свидетелем являлся шведский инженер, чудом сбежавший от гестапо на родину и скрывающийся в Стокгольме под чужой фамилией. Именно об этом сегодня докладывал Меркулов, оставшись в кабинете Сталина после заседания ГКО.
– Как Вы считаете, товарищ Меркулов? – спросил Сталин, – можно верить этому шведу?
– Да, товарищ Сталин, – рапортовал нарком госбезопасности, вытянувшись в струнку, – он инженер-строитель, участвовал в сооружении испытательного полигона на острове Рюген и видел взрыв чудовищной разрушительной силы, одномоментно уничтоживший все строения полигона, танки и две тысячи военнопленных, привезенных туда немцами. От всего этого остался только искорёженный металл и пепел….
– Но все это с его слов, – возразил Сталин, – какими фактами и доказательствами Вы располагаете?
– Фотоснимками итальянского военного корреспондента, побывавшего на острове после того, как немцы вывезли оттуда секретную лабораторию и оборудование, – ответил Меркулов, предоставляя из папки фотоснимки на обозрение Сталину, – посмотрите, это факт, который невозможно оспорить!
– Вы не считаете это фотомонтажом? – спросил Сталин, взяв в руки снимки.
– Никак нет, товарищ Сталин! – отрапортовал Меркулов, – наши эксперты провели исследование, подтверждающие их подлинность.
– А какова должна была быть дальнейшая судьба этих снимков? – спросил Сталин, – ведь этот корреспондент делал их для газеты?
– Он погиб по пути с острова, судно, на котором он плыл, торпедировала немецкая подводная лодка, – ответил Меркулов, – это произошло уже после того, как нашему агенту удалось добыть эти снимки.
– А что по этому поводу сообщает наш резидент, внедренный в англо-американскую миссию «Алсос»? – спросил Сталин.
– Пока ничего! – ответил Меркулов, – остров Рюген еще находится на немецкой территории, куда миссия не может добраться по понятным причинам….
– Хорошо! – прервал его Сталин, – будем считать, что это пока неподтвержденные сведения. Как только получите информацию от второго независимого источника, примем это за факт. Но снимки впечатляют! В любом случае необходимо предусмотреть, чтобы наши войска опередили союзников и взяли остров Рюген при первой возможности. Можете быть свободны! …Да, Вас я тоже приглашаю на праздничный ужин в Кунцево, постарайтесь не опаздывать!
– Служу Советскому Союзу! – отчеканил Меркулов и вышел из кабинета Сталина.
Внешней разведке СССР было известно, что миссией «Алсос» (что означает «Роща») называлась операция, которая проводилась американскими спецслужбами в рамках «Манхэттенского проекта» на территориях Италии, Франции и Германии, занятой союзническими войсками. Ее целью являлся оперативный сбор информации о тайном ядерном проекте фашистов, поиск запасов руды и обогащенного урана, немецких ученых-ядерщиков, в том числе и в концлагерях, с принудительным привлечением их в Манхэттенский проект. Для этой работы американцы образовали специальную группу, одной ее половиной были профессиональные разведчики, а второй ученые-ядерщики.
Сталин тоже проявлял большой интерес к немецким специалистам-атомщикам с привлечением их к работе по созданию советской атомной бомбы. По его указанию для их поиска на территории Германии, занимаемой советскими войсками, уже в декабре 1944 года начали формировать специальную поисковую группу Энормоз из офицеров-разведчиков и ученых, которые должны были носить полковничью форму. В группу "ряженых" зачислили будущих академиков Арцимовича, Кикоина, Харитона, Щелкина. Аналогично миссии «Алсос», наши разведчики, ориентируемые учеными-физиками, должны были вести сбор информации о тайном ядерном проекте фашистов, поиски расчетов, чертежей, лабораторий, запасов руды и обогащенного урана, немецких ученых-ядерщиков с привлечением их в советский атомный проект.