– Сделаю, командир. Вопрос можно? – склонил голову Зуб.
– Идем на восток, – отмахнулся Белый.
Зуб открыл рот, но отмашка Гадкого Утенка заткнула его. Зуб тоже развернул коня.
– Мать Жалея, – продолжил командир, – вы не должны плясать вокруг всех, как клуша над цыплятами. Вы должны научить людей не сбивать ног, не пить сырую воду, мыть руки, ну и так далее, чтобы от поноса у меня народ не попадал. Разве Игрек вас не научил?
Мать Жалея широко распахнула глаза и рот.
– Да-да, – кивнул командир, – я Игрека лично знал. И жизнью ему обязан. Потому и ношу крест. Нет, он… погиб. Мать Жалея, я вас больше не задерживаю. Прошу только работать с женщинами осторожно. Мне тут только и не хватало бабьих бунтов и их разгневанных мужчин.
Мать Жалея осадила коня. Верхом себя она чувствовала не очень уверенно.
– Серый, а я? – спросил Пятый после нескольких минут молчания.
– Малыш, тебе нужны мои приказы? – удивился Белый.
– А как же? Что я – хуже прочих? – усмехнулся Пятый, раскатывая карту.
– Ну, давай тогда думать, не худший из прочих, – вздохнул Белый, – разделение твоих людей одобряю. Хотя у меня сомнения по разделу дозора на ближний и дальний. Но пусть будет. А там – посмотрим. И готовь ближний дозор к работе в отрыве. Сам видишь – впереди сплошное белое пятно.
На карте все княжество Удава, как и остальные змеиные гербы, – сплошное серое пятно, лишь змея клубком нарисована. И в этом не было ничего необычного. Не каждый князь прислал своих землемеров в Имперскую палату мер. С Потопа так и повелось. Змеи не выступали против Престола, но жили очень обособленно. Можно было даже сказать – нелюдимо.
Но это не было чем-то тревожным. Связанность ленов знаменосцев императора была скорее умозрительной. Каждый лен отделялся от другого огромным пространством Пустошей. Дороги по нескольку месяцев в году были совсем непроходимые. Жизнь концентрировалась к Домам Владык. От города Властителя шли дороги. Поселения возникали вдоль этих дорог. И на карте поселения людей и дороги, на которых они встали, выглядели, как сгустки паутины, накрывающей Дом, меж которыми – огромные пустые просторы Пустошей. И нередки были случаи, когда после сезона ливней купцы находили целые города мертвыми. И полными Бродяг. Потому изолированность Змей, их нелюдимость и необщительность не выглядели чем-то тревожным. Каждый выживал как мог. Налоги, новобранцев в Имперское войско, церковную десятину Змеи поставляли всегда вовремя и сполна. Может быть, лояльность Престолу была одна из причин, почему Мышь не выслал сюда своих соглядатаев.
А может, и выслал. Белый не знал всех дел Мыша. Он даже императору не все и не всегда докладывал. А Белый вообще довольствовался только услышанным случайно. Но подобных «странных» Домов было много, а «мышек» – мало.
Даже если сейчас налоги не поступают, а «мышки» – пропали, это может выглядеть и как неповиновением Змей, так и простым непорядком на дорогах. Вызовет, конечно, беспокойство казначея, но не более бунта прочих князей. Вызовет беспокойство Мыша, он вышлет еще «мышек»… Но сколько времени пройдет?[1]
И желание понять, что творится в этом змеином клубке, было одной из причин, почему они сейчас идут на восток, а не на юг. Вторая причина – двигаться с повозками вне дорог, по Пустоши, было очень трудно. А можно было вообще упереться в непроходимое препятствие. А дорога шла – на восток. На юг она повернет только в городе властителя Ужа. Это вторая причина.
Или надо было возвращаться на северо-запад. На неделю пути. В принципе – вариант. Как запасной. Вывести людей из охваченных бунтом и безумием земель. Но Матерей же все одно надо проводить через логово Змей. Надо. И их повозки, для которых любой овраг, любая промоина, любая река непроходимы.
Поэтому дозоры были разделены на ближний дозор и дальний, из Егерей. Егеря больше искали Путь, чем опасности для колонны. Обходной путь. И шли по Пустошам. Парами. Как бы это ни было опасно. Каждый дозор был снабжен амулетом совместной работы тройки магов Красной Звезды. Маг земли из кости делал заготовку, маг разума накладывал заклинание, маг воздуха зачаровывал Силой своей стихии. Если костяную палочку сломать, то короткий Зов по воздуху долетит до мага разума. И командир с отрядом бойцов поспешат на помощь попавшему в беду дозору.
– Что ждет нас в этих змеиных землях? – спросил Белый.
Пятый пожал плечами:
– Все, что угодно. Княжество Змей – совсем белое пятно. И не только для меня. Даже у «мышек» и хранителей Престола, которых уже нет. Потому – надеемся на лучшее, а готовимся к худшему.
– Поэтому ты сам прибыл. И подгреб все, что смог. Всех своих свободных «птах».
– И поэтому – тоже. Ты знаешь, у меня – чутье. Все говорят – из-за скверны. Что я жил в ней. Но Старый не жил в скверне, а чуйка у него была – будь здоров! Вот чутье мне и говорит, да и общение со Стариком и всеми этими совпадениями вокруг него тоже говорит, что очень неспроста Некромант тебя выпустил не около своего Некрополиса, а именно тут, севернее земель Змей. И при этом – ничего он не сказал, никак не предупредил. Ни о чем. Может быть, это – его загадочность. А если Великий Архимаг сам ничего не знал, что там творится? А? И это очень меня тревожит. А если там творится что-то настолько ненормальное, что нам и говорить нельзя? Иначе твой отец все планы Некроманта сам же и поломает. Ну не могу я тебя отпустить одного! Старый мне не простит.
От таких размышлений Пятого любой человек содрогнулся бы и развернул коня на запад или север. Но не Белый Хвост. Не пристало Белому Хвосту – Наследнику императора, властителю Дома Лебедя, Серой Тени, Гадкому Утенку, командиру Красной Звезды, убитому демонами-змеелюдами, оживленному Некромантом, – бежать от неведомой опасности. Да, опасаться – стоило. И бояться – стоило. Но идти навстречу угрозе. Только так и можно было ее избежать. Бегущий от опасности умирает от удара сзади, пониже поясницы, лишающего разом и жизни, и… чести.
Поэтому Белый Хвост лишь кивнул с благодарностью Пятому, в ответ на его слова. Пятый кивнул тоже, но насмешливо, усмехнувшись:
– Будем поглядеть?
– Угум, – буркнул Белый, уже думающий о чем-то другом.
Наверное, проигрывает в уме будущий «бунт стада», решил Пятый и оставил командира почти одного, лишь в сопровождении тройки магов и пятерки крестоносцев, которым Зуб поручил охрану Наследника.
Шли весь день. К закату стали обустраивать лагерь. При этом весь лагерь жужжал, как рассерженный улей.
Недоумение людей, что командир их повел как раз в земли врага, а не в обратную сторону, к спасению, было умело подогрето Стрелком и его людьми. Тут – брошенная фразочка, там – оговорочка, вовремя поданный жест или многозначное молчание на прямой вопрос. Люди могли очень долго «вариться», а «чирей» должен был созреть очень быстро и удален – вовремя. Так считал Пятый, торопя события из-за своей молодости и присущей ей нетерпеливости.
А забытое право пайков? Уже несколько поколений людей не знает, что такое распределение продовольствия по норме и в зависимости от личного участия каждого. Да когда такое было? Так после Потопа и время было такое! Но сейчас же – не те дремучие времена! И это требование, чтобы даже женщины и дети приносили благо. Причем половые отношения не считаются. Своих подруг должен кормить тот, кто ее и «покрывает». Что за дичь?!
Почему всех поголовно заставили стать воинами? Властитель принял их под свою защиту – вот пусть и защищает! У него, с Егерями, воинов столько же, сколько горожан!
И вот, на закате, народ и пришел к командиру со справедливым вопросом – «доколе?». «Куда идем, за каким горьким хреном, и ты, юный Ал, часом умом не тронулся?»
Но вместо того, чтобы успокоить народ, наплести им паутины сладкой лжи, закрыть им глазки пеленой полуправды, окружить их маревом полутонов, Гадкий Утенок стал задавать совсем странные вопросы:
– Уважаемые, бедные и несчастные! – усмехнулся командир, сев на камень, поправляя свой длинный меч в наспинных ножнах, который уперся в землю. – Разве я вас заставлял вручать свои жизни в мое владение? А? Заставлял? Вы сами, на коленях, просили меня принять вас. Вручили свои жизни в мои руки. И теперь я – в своем праве! Ваши жизни – мои!
– Мы – не твои рабы! – закричал кто-то из толпы.
– Разве? – удивился Гадкий Утенок. – А я считаю – мои. Вы сами отдали себя мне. И куда идти, что делать и где умирать, решаю я. И если я скажу тебе, смело вякающий из-за женских спин, встать вон за тем камнем и умереть, то ты там встанешь и – умрешь!
– Не будет такого! – кричит тот же голос.
– Это кто такой смелый вякать? – кричит Стрелок. – А слабо́ нам лицо свое показать?
– Нет, не слабо́! – мужик, бывший кожевник, проталкивается вперед, говоря на ходу. – Мы – не рабы твои. Мы просили твоей защиты, а не рабских пут. Почему мы идем в земли Змей? Ты обещал нас вывести, обещал защитить!
Кожевник встал перед сидящим командиром, скрестив руки на груди. Его кожаный фартук был надет прямо поверх стеганой куртки. Вместо шлема у него была толстая стеганая шапочка, подпоясан он был веревкой, обернутой вокруг тела много раз. За пояс у него была заткнута дубина и кухонный нож, ножнами которому была грязная тряпка.
– Почему ты ведешь нас к Змеям? – опять спросил кожевник.
– Я вижу, у вас возникло непонимание, – вздохнул командир. – Что ж, попробую обозначить ваше положение еще раз. Я вам сказал, что я в вашем городе проездом. Так? Так. Я вам говорил, что мы – наемники и нас наняли для выполнения договора. Говорил? Вот! Я отказался вас принимать под свое право? Отказался. Вы настояли. А с чего вы решили, что я откажусь от своих целей ради вас? А?
Гадкий Утенок встал, нависнув над кожевником. После излечения Некромантом ноги и руки Белого стали еще длиннее. Хотя, может, это и последний его, юношеский, но естественный рост. Все же кровь его предков – не самая худшая в Мире.
– Может быть, это и к лучшему, что именно сейчас состоялся этот разговор. Надо ваше непонимание развеять именно сейчас, пока не поздно. Но, напоминаю сразу – все вы поклялись. Итак! Первое – вы мои! Вы будете делать то, что я скажу. Со всем усердием, на которое способны. И даже с таким усердием, на какое – не способны. Второе! Ваши жизни – мои. И если я прикажу тебе, мастер, встать в строй щитов и стоять, пока не падешь замертво – ты должен стоять и умирать, но не оступиться ни на шаг, ослушавшись моего приказа. Понял?
– Да это понятно, – кивнул кожевник, опуская руки. – Почему мы идем к Змеям?
– Вы – мои. Но с чего вы решили, что я из-за вас изменю свои планы? А? И если меня наняли убить Ужа, то вы пойдете за мной и будете умирать вместе со мной!
– Ты обещал спасти нас! – закричал кожевник, отступая на шаг.
– Разве? Нет. Я – человек чести, хозяин своего слова. Я принял вас. Но не обещал вас спасти.
– Ты не человек чести! – закричал кожевник, отступая еще на шаг.
Вжикнула сабля Стрелка, вылетая из ножен, но командир остановил его жестом, осмотрел толпу людей, начал громко говорить:
– Я иду в земли Змей. Зачем – вам знать не нужно. Вы все клялись мне. Но обманули сами себя. Потому я, наверное, пойду на отступление от собственных правил. Я вам дам сейчас час на раздумье. Даже нет. Один старик говорил, что утро вечера мудрее. До утра вам срок. Кто останется мне верен, пойдут со мной. Остальных – прошу уйти с глаз моих и больше мне не попадаться! Я все сказал. Даю вам последний шанс. Ваш выбор. Честь или…
Гадкий Утенок махнул рукой и пошел прочь от толпы людей.
Через полчаса Синеглазка нашла его.
– Все мои – с тобой, – сказала она, прижавшись.
– Не для твоих это представление игралось, – прошептал Белый.
– Так это… Ах, вы!.. – пискнула Синька.
– Моим учителем был Алеф Пересмешник, Алеф Обманщик, Алеф – маг с тысячей теней.
– Я тоже знаю Алефа. Он муж моей наставницы. Он был хороший. Только никогда не улыбался. И я знаю почему.
Они пошли по Пустоши, обнявшись. Бесшумно вздохнув, Пятый поднялся с земли, поднял самострел и пошел следом, мысленно матеря этих двоих. Они тут прогулки устроили! Лебяди! А за их шкуры кто отвечать будет? Опять Пятка? Или – ну их? Пятый содрогнулся. Ему вспомнился Старик. Старик не простит, когда вернется.
Все же Пятый не верил, что Старый не выкрутился. Не хотел верить. И эта несбыточная надежда придавала ему сил и решимости. Пятому было легче, что как бы он не сам себя заставляет делать то, чего не хочется. А как будто за спиной стоит тень великана, что готов в любой момент дать по шее, обматерить на своем смешном языке, но всегда прикроет, научит, спасет. Как жить без него? Как?
Утром командир не поднимал вопроса непокорных, даже не удостоил их взглядом. Всего решили спасаться своим умом семнадцать человек. Из них – три женщины. И один егерь.
Прибыток долго ругался с решившими уйти, пытаясь отобрать у них выданное им оружие. Гадкий Утенок не вмешался в этот спор. Для него эти люди – просто перестали существовать. Он просто выехал во главе каравана в сопровождении магов и охраны. Стрелок ускакал в Пустошь. Дозоры и егеря разбежались.
Люди спешно выстраивали повозки в вереницу, уходили, старательно пряча глаза, чтобы не сталкиваться взглядами с теми, кто решил остаться и идти на запад.
Ночью обсуждения не было. Если днем разговоров было много и довольно жарких, то ночью стража жестко пресекала любой шум, любое движение. Каждый думал сам. Каждый должен был самостоятельно принять решение.
Хотя некоторым решение принимать не приходилось. Матери Милосердия, крестоносцы, артисты были безмятежны. Их выбор был сделан уже давно. Вчерашняя смута их лишь забавляла. Хотя предстоящий путь через земли Змей и их тоже тревожил.
Но день прошел относительно спокойно. Егеря и дозор отгоняли Тварей Пустоши, покрошили двух одиноких Бродяг.
Заночевать решили в ложбине подковообразного холма, прикрывшись его склонами от ветра.
И решили провести небольшое учение для ополченцев, да и для остальных – тоже.
Судя по рассказу выживших, Уж имеет много всадников. Пеших воинов защитники города даже не видели. Конница Ужа без поддержки полков щитоносцев взяла этот город. Неожиданно появились перед укреплениями, обстреляли их, спешивались и лезли на кручи оборонительных валов. С собой же они привезли и лестницы, вскарабкавшись по которым наверх, сбрасывал вниз веревки. И сражались Змеи – остервенело, бесстрашно. Даже будучи ранеными – продолжали бой.
Зуб выстраивает стену щитов. Стрелок начинает менять хват копий, уплотнять строй. Ставить первый ряд на колено. Как бы ни уважали Стрелка, но бывалые вояки считали его слишком юным, потому стали в открытую пренебрегать приказами юноши, не скрываясь – отмахивались от него, посмеиваясь. Белый решил вмешаться.
– Теперь, когда все «левые» ушли, я вам расскажу, как мы познакомились со Стрелком и откуда появились крестоносцы, – Белый остановил своего коня перед строем, кивнув подбежавшим Зубу и Пятому.
Строй весь обратился в уши – этого не знали не только крестоносцы, но даже маги Красной Звезды, что тут же поспешили придвинуться поближе. И даже Мать Жалея, стоящая поодаль для помощи вдруг поломавшимся, что бывает даже в дружеской потасовке, и нередко, подобрав подол, подошла ближе, встав за спиной Зуба.
– Кто из вас слышал, кто такие Бессмертные? – спросил Белый.
– Я слышал, – кивнул Зуб.
– Ну, тогда расскажи всем, что это за воины и как они сражаются, – велел Белый.
– Бессмертным называли конный полк, состоящий целиком из знати… – начал Зуб.
– Ну, не совсем так. Простолюдин, заслуживший право служить Бессмертным получает титул, ну, а так – верно, – добавил Белый. – Так почему они Бессмертные?
Зуб кивнул:
– Этого я не знал. Думал, только урожденные Достойного Дома могут служить в этом полку. А Бессмертные они потому, что с ног до головы закованы в кольчугу и в стальной доспех. Шлемы у всех с личинами. Копья – два человеческих роста. И все – верховые. И кони у них не такие, как у купца в повозке, а как у командира, – боевые. Это – ударная конница. Никто не смог отразить их удара. Поэтому они – Бессмертные.