Поделившись с бывшими пленниками своими скудными запасами продовольствия, стали решать, как быть дальше. Импровизированную раду открыл Богун.
-Нас тут теперь почти три сотни,- начал он,- так что надо бы выбрать наказного полковника и старшину, а потом кумекать, что делать дальше.
-Богуна в полковники!- закричали все в один голос.
Федор встал и поклонился товариществу на все стороны.
-Годилось бы мне для приличия вначале отказаться,- просто сказал он,- но на соблюдение всех традиций нет времени. Изберем есаула и трех куренных атаманов, а потом по сотням выберем уже десятских.
Есаулом выбрали Пивторакожуха, куренными атаманами Опанаса Мельника, Филона Дженджелея и Якова Острянина. Оба последних были из числа освобожденных пленных, не намного старше Ивана, но уже хорошо известные в казацкой среде. Серко, Морозенко, Ярош и Верныдуб стали десятскими в сотне куренного атамана Мельника.
Когда уже рассвело и первые лучи восходящего солнца отразились в озерной воде, стали решать, как пробиваться к своим.
-Не вижу другого пути, как только через Гнилое море,- сказал Филон Дженджелей, сам крещеный татарин, хорошо знавший эти места. - Через Ор нам не пройти, а по морю и говорить не о чем. Обогнем Ор с востока, там ширина Гнилого моря не превышает двадцати верст и глубины большей частью по грудь человеку, а то и мельче. Главное- с Крыма выбраться, а до Сечи потом как-нибудь доберемся. Только пресной воды надо взять с собой побольше, места тут начинаются безводные.
Но с водой как раз особой проблемы не возникло. У татар оказалось полсотни бурдюков, которые под завязку наполнили водой из озера. С собой решили взять пять лошадей, остальных частью забили на мясо, которое тут же, нарезав тонкими полосами, стали сушить на солнце, а частью отпустили на волю. Таким образом, воды и конины на переход в двести верст должно было, при соответствующей экономии, хватить, а вот с оружием дела обстояли хуже. Даже с учетом того, что было захвачено у татар в последнем бою, удалось худо-бедно вооружить едва только третью часть казаков.
-То дарма, - решил наказной полковник.- Татары тут большими отрядами вряд ли передвигаются, а с малыми силами мы справимся, заодно и свой арсенал пополним.
Продвигаясь под покровом ночной темноты, а днем останавливаясь на отдых где-нибудь в скрытой лощине подальше от проторенных путей, страдая от палящего зноя и пыли, голода и жажды, казаки спустя неделю вышли к Сивашу, Гнилому морю, как его называли татары. Удача сопутствовала им в этом походе. Северная часть полуострова, раскинувшаяся от Черного до Азовского морей, на всем протяжении была пустынной. Здесь отсутствовали не только речки, но даже и ручьи, поэтому места эти оставались безлюдными. Все же избежать стычек с мелкими татарскими разъездами казакам не удалось и им дважды пришлось вступать в бой, из которого они вышли победителями, пополнив свой арсенал трофейным оружием. Переход через Сиваш оказался тоже несложным, хотя большую часть пути пришлось брести по грудь, а то и по горло в топком иле и соленой воде.
Хотя запорожцам и удалось выбраться из смертельной ловушки, в которой все они волею судьбы оказались, однако до Сечи все еще оставалось далеко. Предстояло пройти почти 350 верст по степи, где практически не встретить человеческого жилья и пресной воды. Все же места здесь большинству были знакомые, поэтому, отойдя верст на десять от Сиваша, чтобы не наткнуться на какой-нибудь татарский разъезд, патрулирующий местность у Ора, Богун повел своих казаков к Днепру.
Глава девятая. Гроза над Украйной.
Возвращение запорожцев из Крыма на Сечь было триумфальным. За несколько дней до их прихода на Базавлук приплыла флотилия Хмельницкого, возвратившаяся после набега на Кафу. Докладывая товариществу о результатах похода, наказной гетман сообщил о своих потерях, в том числе и о казаках, плывших с Богуном, которые пропали без вести. Их считали погибшими, когда внезапно они не только объявились на Сечи сами, но еще и привели с собой спасенных ими из татарского плена почти три сотни запорожцев. Еще примерно столько же, захваченных в плен после сражения у Ора казаков, удалось освободить Хмельницкому в Кафе.
Большой удачей закончился и поход Бурляя на турецкое побережье. Казаки не только крепко пограбили турок, но и разгромили одну из турецких эскадр во главе с капудан-пашой.
О том, что на этом закончилась эра морских походов запорожских казаков, никто на Сечи предполагать не мог, однако последовавшие вскоре драматические события на Украине вначале прервали их на долгие пять лет, а затем и вовсе свели на нет.
За все время нахождения в Крыму и возвращения в родные пенаты, у Серко не было ни времени, ни желания прислушиваться к своим внутренним ощущением и до конца осознать, какими же новыми способностями, при расставании наделил его Киритин. Воспользовавшись в острой критической ситуации вновь приобретенным умением передвигать предметы усилием воли при захвате турецкой башни в устье Днепра, Иван в дальнейшем предпочитал обходиться без магии, поняв на практике, какого титанического напряжения воли и мысленной энергии она требует. Зато он особенно ясно осознал всю важность занятия медитацией, о которой ему постоянно твердил его гуру. "Применять магию не имея достаточной подготовки,- говорил Киритин,- равносильно тому, что без тренировки пробежать десяток верст. Пробежать, может, и пробежишь, но затем упадешь замертво. Или тоже самое, что поднять камень весом пять пудов- надорвешься. "
Первым делом после возвращения на Сечь Иван стал искать своего друга и наставника, но его нигде не было. Кто-то из казаков, остававшихся на Запорожье, припомнил, что вскоре после отплытия флотилии Хмельницкого, Киритин куда-то исчез и больше не появлялся. Кошевой, к которому обратился Иван, только равнодушно пожал плечами:
- Ты про Кирика спрашиваешь? Давно его не видел. У нас и запорожцы уходят из Сечи, когда хотят, а он и казаком-то не был. Тут на Сечи ни больных, ни раненых давно не было, вот его никто и не искал.
Конечно, о судьбе пропавшего друга Иван не беспокоился, он знал, что тот способен защитить себя в любой ситуации, но именно сейчас ему очень не хватало своего учителя. Тем не менее, все свободное время он, уединившись, усердно медитировал, а также пытался интуитивно использовать те знания, которые ему передал наставник. В частности, сидя в позе лотоса, которой его обучил Киритин, при погружении в транс у него стало получаться уменьшать вес своего тела настолько, что он мог парить на высоте до полуметра над землей. Сконцентрировав сознание, Иван внутренним зрением мог видеть через стены и передвигать небольшие предметы. Чувствовал он, что растет и его совершенство в искусстве бесконтактного боя, хотя сожалел, что теперь у него нет партнера, с которым можно было бы заняться практической тренировкой.
В начале 1630 года внутриполитическая ситуации на украинных территориях, начавшаяся осложняться уже вскоре после смерти гетмана Сагайдачного, резко обострилась. Причин тому было несколько. К началу 20-х годов подавляющее большинство русской шляхты изменило вере своих отцов, приняло католичество и примкнуло к унии. Православие стало открыто именоваться "холопьей" верой и православных верующих иначе как "схизматами" поляки не называли. Польские паны, несколько присмиревшие при Сагайдачном, во второй половине 20-х годов вновь стали повсеместно притеснять коренное русское население, пытаясь под любым предлогом отнять у крестьян их наделы и превратить их в своих рабов. Увеличился приток шляхты в Малороссию из великопольских территорий, а вместе с тем усилился помещичий гнет в отношении крестьян. Значительные изменения произошли и в казацкой среде. Введение реестра и превращение части запорожцев в городовых казаков расслоило казацкую массу.
Став не более чем простым орудием в руках польских властей, реестровые казаки утратили свободу действий и превратились в обыкновенных панских охранников, наймитов. Они потеряли не только возможность действовать самостоятельно, но и едва не утратили связь с основным казацким обществом, сконцентрированным на Сечи. Авторитет реестровиков, как защитников Отчизны, в глазах народных масс неуклонно снижался, в то время как походы запорожцев в Крым и Турцию увеличивали славу запорожского войска и создавали рыцарский ореол вокруг тех казаков, которые прежде были выписаны из реестра или не попали в него. Морские походы приносили, что немаловажно, большую добычу, которая также оседала на Запорожье. Не случайно к концу 20-х годов Запорожская Сечь вновь, как и в начале века, стала тем притягательным центром, к которому стремились все казаки, в том числе и часть реестровиков. Возрастание роли Запорожья объективно не устраивало и гетманское окружение, и польское правительство, опасавшееся укрепления роли низовиков.
После гибели Дорошенко и возвращения реестровиков из Крыма, ими был избран новый гетман Григорий Саввич Чорный, который уже раньше в 1624 году также некоторое время обладал гетманской булавой, а в 1628 году вместе с Михаилом Дорошенко возглавлял поход против Джанибек Гирея. Чорный пользовался поддержкой у старшины реестрового войска, значных казаков и той части реестровиков, которых вполне устраивало служение Речи Посполитой.
Не согласные с политикой и взглядами Чорного запорожцы на Сечи избрали своим вождем Тараса Федоровича, выразителя интересов не только беднейших слоев населения, но и значительной части реестрового казачества, так называемой черни. Тарас стоял за отделение Малой Руси от Польши и переход в подданство московского царя.
Оба предводителя казаков рассылали свои универсалы по южнорусским городам, пытаясь привлечь население и казаков каждый на свою сторону.
Опасаясь нового казацкого восстания, польское правительство, которому еще памятна была Куруковская война, в начале 1630 года приняло решение разместить в Киевском воеводстве дополнительные войска, усилив находившуюся там группировку польного гетмана коронного. В связи с этим в народе прошел слух, инспирированный, как говорили многие, архимандритом киево-печерским Петром Могилой, что эти войска идут для истребления веры православной и самих казаков.
Среди реестровых казаков возникло волнение. Срочно собранная на Масловом Броде черная рада обвинила Григория Чорного в предательстве. По приговору войскового суда он в марте того же года был казнен, а реестровики, решив противостоять введению дополнительного контингента коронных войск в Киевщину, обратились за поддержкой к Запорожской Сечи.
В начале апреля Тарас созвал раду, на которой это послание реестровиков было оглашено. Серко тоже принял в ней участи, хотя, как не полный еще товарищ (менее трех лет прослуживший в Войске) голосовать не мог. На раде было решено выступить всем Запорожьем на помощь реестровикам на защиту святой веры и казацких вольностей.
Нельзя сказать, что Иван с большим воодушевлением воспринял это решение. Сам выходец из мелкопоместной шляхты, он особых ущемлений от поляков не испытывал. Во времена гетманства Сагайдачного униаты в Южной Руси также присмирели и отправлению православной веры особенно не препятствовали. Позднее Серко оказался на Дону и Сечи, и о том, что происходило на Киевщине и Брацлавщине знал лишь по слухам. Своими исконными врагами он считал турок и татар, а не поляков и не видел особых причин воевать с ними. Но не подчиниться решению сечевого товарищества он также не мог, поэтому в составе Брацлавского куреня, которым командовал Федор Богун, вместе с остальными выступил из Сечи.
Была ранняя весна и многие запорожцы еще оставались в городах и паланках на волости, присоединяясь к Войску на марше. Ряды восставшего казачества пополнила и значительная часть беглых крестьян.
Между тем, польный гетман Станислав Конецпольский, узнав об убийстве гетмана реестрового казачества Чорного, расценил это, как начало мятежа и выступил со своим войском против реестровиков, часть которых сосредоточилась в Переяславле, готовясь к обороне и рассчитывая на поддержку запорожцев.
В это время более, чем двадцатитысячная армия Тараса Федоровича, который объявил себя единственным гетманом Украины, подошла к Корсуню, где произошли первые столкновения с коронными войсками, а затем, переправилась на левый берег Днепра и соединилась с реестровиками у Переяславля. Теперь в распоряжении гетмана Федоровича имелось уже почти тридцатитысячное войско. Заняв выгодное положение между Трубежом и Альтой, Тарас предъявил Конецпольскому ультимативное требование вывести из Южной Руси коронные войска, выдать сторонников Чорного, перешедших на сторону поляков и отменить Куруковский договор, ограничивший казацкий реестр шестью тысячами человек.
Гетман польный коронный Станислав Конецпольский, занимавший эту должность с 1618 года, уже в то время обладал солидным опытом военачальника. С 1620 года после гибели великого коронного гетмана Жолкевского в сражении у Цецоры, должность коронного гетмана оставалась вакантной, и Конецпольский на протяжении десяти лет, по существу являлся, главнокомандующим всеми вооруженными силами Республики. Хотя ему пришлось участвовать в Куруковской войне, непримиримым врагом казачества он не был, отдавая должное тому вкладу в охрану и оборону рубежей Речи Посполитой, который казаки вносили уже добрых полстолетия. Но и терпеть казацкое своеволие он намерен не был.
Ознакомившись с ультиматумом Тараса Федоровича, польный гетман в ответном письме предложил ему сдаться, распустить войско и повиниться, гарантируя в таком случае снисхождение всем принимавшим участие в мятеже. Словом, переговоры закончились ничем, и коронные войска приступили к осаде казацкого лагеря. Силы сторон были практически равны, но Федорович, еще находясь в Запорожье направлял во все окрестные села и местечки универсалы с требованием к населению присоединяться к казакам. Его призывы находили отклик у народных масс и вскоре по обе стороны Днепра заполыхали зарницы народного восстания.