– Кто ты?
– Водяной. А ты?
– Тая.
– Я никогда не встречал тай. Что ты за существо?
– Это мое имя. Я – человек.
Водяной прищуривается и упирает руки в боки. Он стоит в воде, словно на суше, а его нога с перепонками то и дело взбивает пузырьки, похлопывая по невидимому полу.
– Не знаю никаких человеков. Ты меня обманываешь! Ты ведьма?
Тая, не в силах сдержаться, смеется во все горло. Водяной щиплет ее за предплечье и только тогда она, ойкнув, затихает.
– Отвечай!
– Я пришла из леса.
– Здесь везде лес, глупая! Кого ты пытаешься надурить?
– Ладно, – Тая рывком приближается к Водяному, отчего их лица оказываются друг напротив друга, – я – ведьма. Только никому не говори!
– Я никогда еще не встречал ведьм. Я слышал, что они едят детей. Это так?
– Но ты же не просто ребенок. Ты – Водяной!
Ему нравится ее мышление и на хмуром лице появляется улыбка. Она выглядит жутко из-за множества острых зубов, но Тая думает, что после Вурдалака и Берендея ее ничто не испугает.
– Тогда давай общаться! – Водяной протягивает руку, пальцы на которой скреплены перепонками, и смотрит ей в глаза. – Обещай, что не съешь меня.
Тая осторожно пожимает его руку.
– Обещаю.
4
Шла Русалка дорогами тернистыми до самого заката. Ноги ее босые саднили и болели, но она не сдавалась. То, ради чего она веками ждала в загнивающем пруду, наконец само пришло к ней в руки.
Магия, переданная ей матерью, просила власти, и Русалка не могла, да и не хотела, сопротивляться. Жажда завладеть обещанным стала столь велика, что Русалка больше не помнила ни о своих собственных желаниях, ни об обещании, данном Тае. Все, что имело значение, – ее встреча с Ягиней.
У ворот замка Русалка развязала мешочек и вытащила голову Кощея.
– Эй, просыпайся, – сказала она, постучав его по лбу ногтем.
Кощей открыл глаза – они крутанулись внутри глазниц – и посмотрел на Русалку.
– Скажи этим тварям, – она указала на коршунов, – открыть ворота.
– Ты можешь сделать это сама.
– Я знаю, что они заколдованы. И колдовство это принесет горе тому, кто вломится в твои владения со злым умыслом, – Русалка усмехнулась, заметив недоумевающий взгляд царевича. – Кому, как не мне, лучше всех чувствовать древнюю магию?
– Будь по-твоему, – сказал Кощей. – Пропустите гостью да позаботьтесь о ней.
Только он произнёс это, как коршуны, издав скрежет, повернули головы и вцепились в железо когтями. Ворота натужно заскрипели и открылись.
– Молодец, – Русалка убрала голову Кощея в мешок. – Мне нравится, когда меня слушаются.
Она сделала шаг и остановилась. Что-то вцепилось в ее длинные волосы.
– Я уничтожу эти проклятые коряги! – Русалка повернула голову и встретилась взглядом с медвежьей мордой.
Берендей встал на ноги, махнул лапой и ударил по карману с головой брата. Тот упал на землю.
– Что ты себе позволяешь?! – не успела Русалка поднять мешочек, как Берендей молвил:
– Ты украла у меня добычу. Так отвечай же!
Русалка вытянула руку, создавая вокруг себя невидимый щит. Сноп золотых искр ударил медведя в нос.
– Воровка! – ревел Берендей.
Русалка взглянула на него исподлобья, махнула длинными ресницами и взяла карман за завязки.
– Оставайся здесь. Никуда не уходи, – сказала она сладким голосом, поднесла палец к губам и добавила: «тс-с».
Берендей замер, стоя на двух ногах и протягивая лапы к небу.
– Держи солнце, пока оно тебя не растопит. Глупый медведь, – Русалка повела плечом, отвернулась и прошла во двор замка.
5
Стоило Ягине призвать Лихо, как Леший почуял недоброе: он приложил руку к сердцу – оно пропустило удар.
– Домовой, – подозвал он к себе сына, – чувствуешь?
– Да…что-то странное. И неприятное. Это ведь не какая-то злая сила, да?
– То, что погубило твою маму… – лицо Лешего помрачнело. Он оперся на трость и повернулся к лестнице. – Нужно ее проверить.
В светлой комнате, где посередине стоял прозрачный гроб, было слишком тихо. Сюда не проникали звуки – Леший хотел, чтобы сон супруги был спокойным и ничто не тревожило ее.
Но когда царь и царевич Густой рощи вошли в комнату, гроб пустовал. Леший, выронив трость, поспешил к нему.
– Любимая… – пробормотал он, падая на колени.
Домовой подошел следом, осторожно вглядываясь в пустующую белую обивку.
– Папа…что нам делать?
– Искать ее, – ответил Леший, поднялся и повернулся к проему.
В нем стояла Кикимора: бледная, ослабленная, но все такая же прекрасная, какой он запомнил ее в тот роковой день. Светлые волосы ниспадали на плечи, зеленые глаза смотрели по-доброму, а пухлые губы улыбались.
– Любимые мои, – сказала она хриплым спросонья голосом, – как я по вам скучала!
Только Кикимора раскинула руки, как Домовой оказался в ее объятиях. Он вихрем налетел на маму и вцепился в нее так, словно она вот-вот растворится.
Леший не мог налюбоваться женой: у него перехватывало дыхание всякий раз, когда она улыбалась или смотрела на него.
– Как же вы жили без меня? – спросила Кикимора.
Леший, прихрамывая, подошел к ней и обнял, придавив собой Домового. Тот возмущенно пискнул, но смог выбраться.
– Как долго я ждал! – сказал Леший. В ответ Кикимора поцеловала его и погладила седеющие виски.
– Отныне я с вами, и больше ни одно заклятие не разлучит нас, – сказала она.
– Надеюсь, так и будет! – фыркнул Домовой. – Иначе я сам всех этих гадов уложу в гроб!
– Не грозись лишний раз, – предостерегла сына Кикимора, – лучше помоги мне спуститься и привести себя в порядок. Мне нужно навестить сестру.
Леший взял жену под руку и покачал головой.
– Ты не сможешь навестить ее.
– Почему?
– Она не в себе.
Кикимора окинула мужа насмешливым взглядом.
– Яга всегда не в себе. Чуть ли не с рождения. Ты переживаешь из-за Лихо?
– Конечно! – Леший нахмурился. – Ты…только пришла в себя, а уже рвешься к ней. Я не могу позволить тебе сделать это.
– Ты всегда можешь пойти со мной.
– Я тоже с вами пойду! – вмешался Домовой.
– Я не могу покинуть Густую рощу, – ответил Леший. – Она – последняя стена между проклятьем и лесом. И если мы отсюда уйдем, то все живое здесь погибнет.
– Тогда мы с сыном отправимся к Яге, – сказала Кикимора. – Если ее не остановить, лес неминуемо падет.
Леший поднял трость. Он буравил жену взглядом, пока наконец не выдохнул и не закрыл глаза. Ему понадобилось время, чтобы ответить.
– Если ты уйдешь отсюда, значит, мы больше никогда не увидимся.
Кикимора погладила мужа по щеке и улыбнулась. Она осталась такой же молодой и прекрасной, какой была многие годы назад. И только он постарел, тщетно ища способы ее разбудить.
– Ничего не бойся, любимый супруг. Мы с Домкой найдем способ снять проклятье.
– Тогда возьмите лошадь. Быстрее Росы в этом лесу никого нет.
– А как же Буян Кощея? – спросил Домовой. – Он ведь самый быстрый конь?
– Нет. Буяна замедляет проклятье, а Роса под него не попадала, – Леший помог Кикиморе спуститься.
Умывшись и наевшись, она появилась в холле в облачении странницы: плотно прилегающие к ногам штаны, кофта с легкой кольчугой, сапоги и зеленый плащ с капюшоном.
– Ты уверен, что хочешь отправиться в путешествие? – спросила Кикимора Домового.
– А папа справится один? – он посмотрел на Лешего.
Тот кивнул.
– Тогда я с тобой, – Домовой взял маму за руку и улыбнулся.
3
1
Вода просочилась в его лёгкие, забила нос и рот, но Ивана-царевича не могло убить то, что навредило бы живому человеку. Он не дышал, не хотел есть или пить. Иван поднялся и, опираясь на меч, прошел по болотному дну к берегу.
Первой из-под воды показалась корона, что дала ему Ягиня. Она почернела от времени и впилась в кожу царевича, отчего меж волос у него тянулись красные набухшие раны, сочащиеся гноем и остатками засохшей крови. Затем выглянули его пустые глазницы – болотные обитатели выели ему глаза.
Оказавшись на суше, Иван-царевич сложил пальцы и свистнул. Свист его разнесся по лесу, подгоняемый магией, и всколыхнул деревья, словно ветер.
Услыхал серый волк зов хозяина, вскинул уши. Свистнул Иван еще раз, и волк, проглотив руку Кощея, метнулся к нему. Выбежал он из леса и увидел царевича: мокрого, в лохмотьях и с ржавым мечом в руке.
– Иван! – позвал волк.
Повернул тот голову, протянул руку и молвил:
– Поди ко мне, серый волк. Будешь отныне моими глазами, покуда я с Ягиней не поквитаюсь.
– Как же мне стать твоими глазами?
Иван нащупал холку волка и сжал грубую шерсть. Снопы синих искр вылетели из кольца, перескочили с его пальцев на серого волка. В глазах существа загорелся синий огонь.
– Будешь моим поводырем, – молвил Иван, отпустил холку и осмотрелся. Волк повторил за ним движение головы. – Как же я давно я не видел мир. И как же я возрадуюсь, когда вернусь к Василисе с головой Яги.
До их слуха донеслось жалобное ржание. Царевич увидел торчащую из болота морду. Почти вся голова коня ушла под воду: торчали только кончики ушей, ноздри и рот. Еще немного – и несчастное животное захлебнется болотной жижей.
– Стой здесь и направляй меня, – скомандовал Иван. Достав меч из ножен, он пошел в болото, прощупывая лезвием вязкое дно.
Добравшись до коня, царевич взял его за поводья и потянул за собой. Конь отчаянно заржал.
– Не бойся, я не причиню тебе вреда. И волк тоже, – Иван погладил его по крупу.
Конь сделал несколько шагов, все глубже застревая. Ноги царевича увязли в трясине. Он посмотрел на волка и протянул ему меч.
– Вытащи нас, серый волк, – сказал он.
И волк, вцепившись сильными зубами в сталь, потащил царевича и коня из болота.
2
– Каково это – быть человеком? – спрашивает меня Водяной.
Невинный детский вопрос ставит меня в тупик, а ведь раньше я могла бы придумать с дюжину метафор. Осталась ли я человеком, если у меня отобрали ноги и я не могу дышать без воды? Буду ли я человеком, когда верну себе ноги? И была ли я человеком, когда пришла в этот лес?
– Не знаю. Иногда больно, иногда весело.
– Как это – больно и весело? – Водяной смотрит на меня испытующим взглядом.
– Ты знаешь, что такое чувства?
– Нет.
– Тогда…как бы тебе объяснить? – недолго думая, я беру его за руку и крепко сжимаю. – Что ты чувствуешь?
Водяной смотрит на руку, затем на меня.
– Не знаю. Меня этому никто не учил.
– А что с твоими родителями? – спрашиваю я.
– У меня нет родителей. Я знаю, что есть такие существа, которые произвели меня на свет, но не знаю, где они, – отвечает Водяной.
– И ты не искал их?
– Ха! – Водяной улыбается, отчего обнажаются его острые зубы. – Я исплавал это озеро вдоль и поперек, нашел множество ходов и составил карту путей, но нигде не было живых существ. Кроме Русалки, которую я хотел съесть…
– Почему?
– Она украла у меня кое-что ценное.
– Что же?
Водяной убирает мою руку со своей.
– Не скажу я тебе. Или ты хочешь узнать и сразу же умереть?
Я морщусь и отмахиваюсь.
– Правильно. Не делай глупостей. Ты же видела мои зубы? – говорит Водяной и ухмыляется.
– Если у тебя не было родителей, то как ты научился говорить? – спрашиваю я.
– Да просто… – он начинает с энтузиазмом, а заканчивает в растерянности. – Не знаю. Может, в этом виновата магия?
– Просто, мр-р, ты брошенный ребенок, – мурлычет Баюн.
Я выныриваю и вижу прикрытые глаза кота. Он потягивается, оттопыривая хвост и показывая когти.
– Что значит брошенный? – фыркает Водяной, оказываясь рядом. – Ты за эти слова ответишь, котяра!
Не успевает Баюн встряхнуться, как Водяной подбирается к берегу и хватает его за хвост.
– Мр-мяу! – кот подпрыгивает и в два прыжка оказывается на ветви дерева. – Ах ты мелкий засранец, мур-р!
Водяной смеется, взбивая ладонью по воде.
– Глупый кот, только попадись мне. Я таких, как ты, на закуску ем!
Я вижу, как у Баюна шерсть встает дыбом. Он шипит и злобно смотрит на Водяного. Тот по-детски, но грозно ухмыляется.
– Твоя мать от тебя отказалась, вот ты и купаешься в озере тринадцать лет! – шипит кот.
Ухмылка на лице Водяного исчезает. Он облокачивается на берег, лежа на животе, и смотрит на Баюна исподлобья.
– Откуда тебе знать, кот?
– Я знаю, кто произвел тебя на свет! Но не скажу, ведь ты ведешь себя со мной, как глупый ребенок!
– Я и есть ребенок, – возражает Водяной с опасными нотками в голосе.
Я чувствую, как между ними возникает напряжение. Кажется, что от омута до ветки туда-сюда снуют невидимые искры.
Из лесной чащи раздается протяжный волчий вой. По моему затылку пробегают мурашки и подушечки пальцев немеют.
– Здесь есть еще волки? – спрашиваю я как можно тише.
– Нет, – отвечает Баюн, – это серый волк.
– Он ведь стражник? – говорит Водяной.
– Похоже, что он нашел способ зайти в родной лес.
3
Вернувшись в свой замок, Вурдалак вбросил магическую искру в камин. Отсыревшие бревна затушили ее, и она с шипением исчезла. Вурдалак посмотрел на это и махнул рукой.
– Кому нужны эти бездарные поленья, когда есть волосы Яги?! – он вытащил мешочек, развязал его, едва не сломав несколько тонких треугольных ногтей, и вдохнул аромат сирени. – Жаль, что ты отказалась стать моей царицей.
Вурдалак открыл пустующую бутыль и всыпал туда иссиня-черный локон. Залил водой, закрыл пробкой и взболтал.
– Болван, – раздалось поблизости кваканье.
– Как смеешь мне дерзить?! – возмутился Вурдалак, поворачиваясь к жабе.
– Болван, – вторила она, – нужна ее кровь. Кровь ведуньи.
Вурдалак ударил себя по лбу ладонью. Торопясь сделать одно незаметное дело, он совсем позабыл о втором.
– Встреться. Еще раз, – квакнула жаба.
– И без тебя разберусь. Пошла вон! – он швырнул в нее медной тарелкой.
Жаба ускакала прочь, а звон эхом разнесся по пустующему тронному залу. Под потолком зажглись сотни красных глаз.
– Тихо, дети. Вам еще рано просыпаться, – Вурдалак махнул рукой, и летучие мыши заснули.
– Значит, кровь… – он смотрел на золотую тарелку: потускневшая и серая, она отражала его внутренний мир. – Я бы давно отрезал этой женщине голову, если бы не влюбился в нее с первого взгляда.
– Болван! – донеслось из темного угла.
4
У Славы кружится голова. Он ничего не видит.
«Наташка опять устроила розыгрыш? Я же говорил ей, что ненавижу такие штуки…»
– Девчонки, это уже не смешно. Развяжите меня, и я пойду дальше искать Таю, – говорит он примирительным тоном.
– Ты даже не хочешь остаться на чай? – тихо спрашивает девушка справа.
– Я думала, что ты воспитанный! – говорит другая слева.
– Вы серьезно? – Слава стискивает зубы, силясь не зарычать от негодования.
Он дергается, но веревки стягиваются слишком туго. Запястья и шею жжет, словно по ним прошлись крапивой.
– Отпустите меня. Сейчас же.
– Нет-нет, красавчик. Ты будешь сидеть здесь, пока я не захочу отпустить тебя. А я не захочу, потому что мне нравятся красавчики.
– Бешеная стерва! – у него перехватывает дыхание, когда веревка на шее натягивается.
– Юда, что ты делаешь?! Перестань! – голос справа становится громче.
– Заткнись, Вила!
«Что эти две ненормальные себе позволяют?!» – Слава видит перед глазами красные круги и выдыхает: из горла вырывается сдавленный стон.
– Отпусти сейчас же! – прикрикивает Вила. Веревки ослабевают. Слава жадно вдыхает ртом воздух. – Если ты так и будешь себя вести, я за себя не отвечаю!
– Эй, спокойнее, сестренка, – нервный смешок слева сменяется на ядовитое шипение: – Или ты уже забыла, кто здесь старшая?!
Звук оплеухи, вскрик справа. Становится так тихо, что Славе кажется, будто он в кошмаре. В очень странном кошмаре, от которого почему-то не может проснуться.