Ожидая, пока откроют ворота, Ати смотрел на здание впереди. В очередной раз спросил себя, зачем нужна похожая на башню надстройка, и понял, что есть вещи, которым не суждено открыться для посторонних. В понимании этом нашлось неожиданное спокойствие.
Для их путешествия Меддем Зарат приготовил большой паланкин из черного дерева. Словно чтобы охранить тайну, окна его были забраны мельчайшей решеткой, а крыша и дверцы - покрыты насечками знаков. Две пары мулов - впереди и сзади - легко понесли паланкин, когда бальзамировщик с Ати сели внутри, друг напротив друга. Ящик встал между ними, а посох - лег у стены.
Девушку, хида, Зарат с собой брать не стал, наученный прошлым опытом. Но судя по тому, как сыто сильны были его движения, поддержкой заручился сполна.
Отправляясь к нему, Ати успел-таки поговорить с дядей. Однако таким кратким был разговор через крышку ящика и так изможденно Лайлин звучал, что впору подумать: шепти не помог, все эти недели дядя боролся с проклятьем. Теперь ящик встал на полу паланкина, противоестественно тихий, и от такой тишины Ати было странней, чем от чего-то еще.
- Это - та вещь? - кивнул Зарат на посох.
- Да.
Бальзамировщик нагнулся, взял в руки, со всех сторон оглядел. Гнев прочитался на его темном лице, но еще - восхищение. Он отложил посох.
- Время уже нам познакомиться, Лайлин Кориса, - сказал Зарат ящику.
И рывком сдвинул крышку.
Сначала не произошло ничего. Только блестели в красноватом свете двух тусклых ламп цепи, которыми связал дядю Ати. Сам же Лайлин был неподвижен.
- Освободи меня, Атех, - попросил, наконец, далекий голос. - Теперь можно.
Спохватившись, тот разомкнул замки. И тогда дядя в глубине ящика пошевелился. Зазвенел металл: падали на дно цепи. Медленно, очень медленно Лайлин приподнялся. Показались плечи и покрытая тканью голова, вцепились в дерево пальцы. Долгое заточение сделало его неповоротливым, он словно учился двигаться заново.
- Сядь напротив и говори со мной, - сказал Зарат. - Пока можешь.
Дядя обернулся к нему. Хотя разве нужны были Лайлину глаза, чтобы видеть? И все же несколько долгих секунд он смотрел. Потом, всё так же молча, опустился на сидение рядом с Ати. Скрюченная фигура, ставшая за время плавания меньше. И, однако, когда дядя заговорил, Ати его не узнал.
- Знакомство происходит не так. Мое имя ты знаешь, а я твое - нет. Как тебя зовут, швец?
Куда делась жалобность тона, согбенность спины? Совсем не так держал себя дядя с Ати. Перемена настолько полная заставила его замереть от неловкости. Но Зарат удивлен не был, - напротив, казалось, торжествовал, - и, едва понял это, Ати перестал корить себя за подлог. Только глядел с затухающим изумлением на то, как распрямился дядя.
- Неужто племянник тебе не сказал? - Бальзамировщик подался вперед, упер локти в колени. - Мое имя Меддем Зарат.
- Зарат? - прокатил имя дядя. - "Кузнец"?
- Ты знаешь язык варази! - поразился тот. - Такой человек, и так оступился! Я буду скорбеть о тебе.
И, помолчав, добавил:
- Моя семья владела другим ремеслом, ты прав. Но я не видел их никогда, и свое выбрал сам. Тебе известно, какие принес обеты. Из-за тебя я эти обеты нарушил.
Если дядю и мучила совесть когда-то, сейчас он от сожалений был чист. А может, и вправду верил в то, что собирался сказать.
- Я здесь, чтобы это исправить.
- Нет, - качнул головой Зарат. - Ты здесь, чтобы спастись. А не чтобы платить за обман.
Лайлин, безликий под наброшенной тканью, не согласился:
- Обман? Случись все, как я хотел, ты обрезал бы нить два года назад. Все - как и должно. Почтенное погребение. Всего обмана - спасти от ее зубов мою душу.
- Нет, - улыбнулся Зарат. Страшной улыбкой. - Твой посох сказал мне не то. Ты хотел не умереть, а воскреснуть. Убив эту тварь, чтобы не ждала тебя больше в посмертии. Оставив позади сгубившую тебя болезнь. Придумано хорошо. Жаль, не удалось.
Так вот чего на самом деле хотел дядя! Узнав, наконец, чего тот некогда добивался, Ати испытал облегчение. Ведь ждал намного худшего.
Когда Лайлин заговорил снова, в его голосе звучала грусть.
- Что ж... Не удалось. Это правда. И теперь, - он поднял к лицу иссохшие, изувеченные руки, - эту плоть уже не воскресить. Тем ясней, что нет больше обмана.
- Важно то, что он был, - отозвался Зарат. - Я это знаю, и я тебя не прощу.
Порыв, сотворивший с дядей чудесную перемену, похоже, стал иссякать. Утомленно он прислонился к резной решетке окна и только спросил:
- И что сделаешь? Не исполнишь обет? Исполнишь, но не дашь мне вспороть Немет брюхо? А ведь внутри, я знаю, то, что нужно тебе. Душа твоей прошлой хида.
- Я сделаю все, что должен, - не согласился Зарат. - Но, может, что-то еще.
Угроза дядю не испугала.
- Нет проклятия хуже, чем ее пасть.
- Что ж, - бальзамировщик раскурил длинную трубку, - тебе тут видней.
Ати вдруг пришло в голову, что Зарат разговором доволен. Понравился ли ему дядя? Если и так, это все равно не могло ничего изменить. Бальзамировщик грозил не впустую. Будь он только швецом, мог бы проникнуться сочувствием к чужой беде, но Зарат вел и другие дела. И в делах тех нечестности не терпел.
А еще Ати не мог избавиться от подозрения, что, собираясь некогда в Фер-Сиальце, дядя узнал, что за человек Зарат. И использовал это знание: когда писал свое письмо и в разговоре теперь.
- Расскажи мне об этой Немет. Есть еще время.
Лайлин всмотрелся в дым, растекавшийся по паланкину.
- Это оно? Ты уже начал?
- Да. Расскажи. Тебе же лучше, чтобы я успел узнать больше.
- Ты все равно не станешь мне помогать, - устало отозвался дядя и оперся о стену сзади.
- Может, у меня не будет выбора.
Уже остался позади город, и теперь дорога вела их в безвестную тьму. Где-то неподалеку текла Раийя, но впереди не было ничего - только лачуги и старые склады. Даже виноградники - благодатные зеленые заросли, обнимавшие последний из холмов Фер-Сиальце, - остались южней. Ати многое дал бы, чтобы узнать, куда они направляются.
- Немет была некогда женщиной, - заговорил, наконец, Лайлин. - Один богатый человек, Шавом Кезанис, взял ее силой. Сколько? Две сотни лет назад? Уже после того, как Гидану отстроили заново. Она оскорбления не простила и поклялась отомстить. Была бедна, но владела кое-каким знанием. Шавом же, проведав об этом, послал людей, и те убили ее. Вот так просто.
Зарат снова затянулся трубкой.
- Я знал, что тогда почувствовал верно. Что это живая душа, а не исконная тварь стремнины. Такое случается иногда.
- Случается. Если желание отомстить достаточно сильно.
Дым наполнил паланкин, запершил в горле. Ати почувствовал, что сейчас закашляется, но удержался. Это был странный дым: он как будто переливался, и как будто переливалось все от него.
- Она, к тому же, долго ждала. Шавом прожил девяносто три года. И похоронили его с хорошими оберегами. Не потому что он чего-то боялся - что нужно бояться, не знал. Потому, что имел достаточно денег. И так получилось, его она не взяла. Зато поклялась брать каждого мужчину из его рода, и от своей ненависти стала сильней. А уж когда добралась до первого... Ему не помогли обереги.
- И так она становилась больше, - подсказал Зарат.
- Сильней, и больше. И все менее похожей на себя прежнюю. Я ее видел - а ее не увидеть живому, - там уже нет ничего от той женщины. Волосы только, быть может.
Лайлин рассмеялся - странный, нетрезвый смех.
- И вот от нее-то меня попросили спасти. Я, конечно, взялся - интересное дело, древний род, город, в котором жить хочется каждому, и заплатили бы много. Не говоря о почтении. Но не угадал...
- Ты сбил ее со следа? Так, что она больше не видела ту семью?
- Да. Но меня она увидела. И запомнила.
- А знаешь ты - почему?
Вопрос бальзамировщика был с подвохом - это понял даже Ати. Но Ати не знал, в чем тот подвох. А дядя знал - знал хорошо. И отвечать не хотел.
Поэтому он не ответил. Струился по паланкину дым, замедлялось время. Дядя, откинувшись назад, лишь качал туда-сюда головой в этом призрачном мареве.
- Ты знаешь, - задорно, подначивая, сказал Зарат, вот только веселье его было недобрым. - Потому что на тебе тот же грех. И она увидела это.
- Нет, - покачал головой дядя. - Нет, все было не так.
- А вот тут видней не тебе.
Но дядя молчал. Наконец, Ати нарушил вязкую тишину:
- Разве недостаточно того, что он лишил ее возможности мстить? Чтобы она затаила обиду?
Зарат одарил его долгим взглядом и не сказал ничего. Зато замедленным движением обернулся Лайлин, словно заново осознал присутствие племянника.
- Атех! Ты не должен быть там, когда она придет. Это опасно.
Он был, конечно, прав. И все же Ати, сам не зная почему, ни разу всерьез за себя не боялся.
- Она не чует его, - тем же веселым тоном объяснил Зарат. - А знаешь ты, почему она его не чует? Потому что он - точно не ты. Настолько, насколько возможно.
Но что бы ни имел в виду бальзамировщик, теперь его дядя не понял.
Пространство внутри паланкина менялось. Сначала Ати думал, что это все дым, но потом ясно стало, что одним искажением зрения происходящего не объяснить. Меддем Зарат сидел все так же напротив - и в то же время как будто далеко-далеко. Длинная его трубка, покрытая сине-зеленой эмалью, свивала в воздухе ленты дыма: жемчужные, затейливые. В какой-то момент Ати моргнул и увидел, что дядя объят голубоватым свечением - так же, как пальцы бальзамировщика.
Лайлина дым, похоже, еще и усыплял. Из невероятной дали Зарат потянулся и взял дядю за руку, закатал многослойный рукав. Тот ни движением не выказал недовольства. Пятна язв, так напугавшие некогда Ати, почти не видны были теперь на потемневшей от бальзамировочного раствора и времени коже. Сама же кожа обтянула кости и задубела.
- Хорошо я поработал тогда, - остался доволен Зарат. - Хотя руки - не главное. Но я осмотрю твое тело потом.
Дядю эта бесцеремонность, казалось, ничуть не смутила. А может, слишком спутались уже мысли. Он так и остался сидеть: безжизненно, неподвижно. Ати заметил, что свечение больше не однородно: словно бы цепью стежков оно покрывало Лайлина, но ярче всего стало на груди.
Тут паланкин остановился. Отпустив дядю, бальзамировщик открыл дверь и выглянул в ночь. Вокруг простиралось беззвездное небо - и, как будто, ничего больше. Но где-то оно смыкалось с землей, и, когда глаза привыкли, вдалеке Ати увидел одинокий огонь. Окно? Если и так, туда они не собирались.
Один из двух слуг Зарата, сопровождавших паланкин, подошел и приставил лестницу. Бальзамировщик спустился, а Ати - следом за ним. Вместе они помогли спуститься Лайлину. Тихий, задумчивый, тот, казалось, не понимал, куда его ведут и зачем. Опустился на ступеньку и там и затих.
Зарат, между тем, развел костер. Яркое пламя высветило землю: бурую, плотную. Воздух пах травой и илом. Ати прислушался, и действительно, где-то позади шептала Раийя. Они так долго ехали на юг, что оставили позади ее возделанные берега. В этой безлюдной тиши точно не стоило опасаться вмешательства.
Когда костер разгорелся, Зарат заключил его в квадрат из предметов, которые привез с собой. Камни: черный и белый, нож и миска, полная красной вроде бы краски. Места внутри осталось достаточно, и бальзамировщик снова взял Лайлина за руку, заставляя подняться.
Медленно, очень медленно они подошли к костру и там остановились. С виду - извечная картина, двое на ночном биваке. Все, однако, было совсем по-другому.
Когда дядя заговорил, обращаясь к Зарату, речь его была совсем сбивчивой.
- Как-то на улице ко мне подошел человек... Давным-давно. Какой-то бродяга. Грязный, оборванный. Сказал: "Однажды тебя постигнет одна большая неудача". Я тогда посмеялся над ним. Ведь он был не предсказатель. Но запомнил. Потом, когда... Унаследовал Немет, подумал, что он-то был прав. Но столько еще времени оставалось до старости. Уверен был: придумаю, как ее обмануть. Но потом неудача и вправду постигла меня. Два проклятья одному человеку! Не много ли? Болезнь сточила меня за год. И ведь я все думал, что сумею ее победить ...
Зарат слушал: терпеливо, как слушают больных, помешанных и умирающих. Что бы он ни думал о дяде, сейчас исполнял долг.
- Одна большая неудача..., - повторил дядя.
- Может, она тебе только еще предстоит.
От этого предположения Лайлин вздрогнул. Но тут, оборвав ожидание, Зарат ударил его в грудь кинжалом, - тонким, игольчатым, - который неизвестно откуда достал. Ударил прямо в узел голубого света.
Ати шагнул вперед и остановился. Было, в любом случае, поздно. Дядя, поддерживаемый Заратом, осел на землю, затрепетал костер. Но больше не изменилось ничто.
- А теперь будем ждать, - сказал бальзамировщик, подходя к Ати.
- Это все? - не поверил тот.
- Да. Нить я обрезал. А ты думал? Что я буду орудовать ножницами?