Нечего говорить… вернее, сказать можно только одно. Вся жизнь — следование чужим желаниям и пренебрежение своими. Что не приносило счастья. А значит, навязано было не иначе как врагами.
Но теперь! Когда глаза Равенны открылись…
Развернувшись, волшебница сверкнула глазами, окинув могучего самца, стоявшего неподалеку, взглядом голодным и безумным. Провела языком по губам. И одновременно, вскинув обе руки со скрюченными пальцами, резким движением разметала волосы.
— Равенна?.. — недоуменно пробормотал Сиградд, глядя, как она непривычной, по-кошачьи плавной поступью подходит к нему. Почти вплотную.
— Ты мне враг? — голосом непривычно глубоким и грубоватым осведомилась Равенна, проведя пальцем по груди варвара, затем по открытой шее.
— Не… понимаю, — только и смог сказать Сиградд.
Впервые в жизни, наверное, он слукавил. Хотя бы частично. Потому что прекрасно понимал — да даже мальчишка бы понял — чего именно захотелось вдруг его спутнице. Непонятна ему была разве что причина произошедшей с Равенной столь резкой перемены. Она пугала его… да-да, пугала воителя, привыкшего даже смерть воспринимать как просто открывшуюся дверь в лучший мир.
Кроме того, хоть и наслушался еще в прежней жизни Сиградд рассказов от сородичей, о том, кто и над сколькими женщинами надругался при очередном набеге, хоть и бывал даже свидетелем таких надругательств — но сам ни разу не принимал в этом участия. И вообще считал себя однолюбом. Продолжал любить Луту, даром, что умом понимал: больше им ни в жизнь не встретиться.
То была вторая причина, по которой варвар не мог уступить внезапному порыву Равенны.
— Ты мне враг? — вновь вопрошала волшебница, — тоже заставишь меня… отказаться от моих желаний?
Но тут и третья причина подоспела, откуда не ждали.
— Остановитесь! — разорвал душный воздух пещеры голос громовой и в то же время какой-то… безжизненный. Так, наверное, могла бы разговаривать ожившая статуя.
Сверкнула молния… нет, просто вспыхнул свет — холодный, синеватый, но такой яркий, что огонь факела мерк рядом с ним.
И, озаренная синеватым светом, на камне-алтаре возникла призрачная фигура.
— Остановитесь! — проговорил призрак, и тон его резко, непривычно для живых, менялся от громового крика до едва слышного шелеста, — это все иллюзия! Морок, порожденный Скверной!
Холодное сияние растеклось от призрачной фигуры во все стороны, разгоняя темноту… и неузнаваемо меняя обстановку пещеры. Исчез камень-алтарь; каменная кладка с письменами и рисунками превращалась в обычный, природный камень, неровный и местами потрескавшийся. Да и само помещение — оно больше не было круглым. Сделавшись обычным гротом. Неправильной формы, как и подобает любому естественному образованию.
Скверна отступила — оставляя в душе и на сердце Равенны ощущение чего-то гадкого, вроде прикосновения жирных и грязных липких пальцев к лицу. Но… не сдавалась.
Вздрогнув, Равенна зачем-то обхватила себя руками. И помимо воли вспомнила учебную схватку с призраком в другой иллюзии — порожденной волшебством мастера Бренна. Вспомнила про заклинание «Развоплощения», о котором говорил ее наставник. А следом подумала, что если прибегнуть к этому заклинанию («как же я забыла, дура!»), то дух некроманта уберется прочь из мира живых. А значит, ничего искать не придется.
Вскинув руки в направлении Лира, Равенна скороговоркой произнесла заклинание «Развоплощения»… и едва не взвыла от досады, когда растаявший призрак миг спустя появился вновь.
— Думаешь, я не знаю этого заклинания? — в призрачном, обычно лишенном интонаций голосе теперь послышалась обида, — «Развоплощение» — чары ведь и для некромантов не бесполезны. Ты не знала? Так вот, я уже убедился и… прошу прощения, что не предупредил: «Развоплощение» здесь не поможет. Не трать время и силы.
Но и то, что заклинание не сработало, было лишь полбеды. Вдобавок, при попытке развоплотить Лира защита от Скверны, поставленная им, оказалась снята. И адская сущность вновь перешла в наступление. Причем атаковала уже не столь осторожно.
С ужасом дрожащая, чувствовавшая себя отравленной, Равенна видела, как откуда-то сверху хлынули потоки чего-то темного… разумеется, это была кровь. Целое море крови, которое сперва затопило земляной пол грота, затем стремительно поднялось и стало по щиколотку волшебнице, по колено, по пояс…
Оставались считанные мгновения до того, как Равенна окажется по горло в крови. А затем полностью скроется в кровавой пучине, захлебнется.
Сиградду осталось только одно — что, собственно, он и сделал. Подхватив истошно заверещавшую, с безумными глазами, Равенну, он забросил ее на плечо. И с волшебницей, барахтавшейся, как утопающая, что было сил, бросился прочь. К маячившему в темной дали светлому пятнышку выхода из пещеры.
Так состоялась первая схватка между Скверной, пленившей некроманта Лира, и посланцами мастера Бренна. Состоялась — и для последних закончилась поражением.
7
— Ну что? Как сказал бы Де… то есть, Мастер Бренн, подведем итоги, — на правах самого говорливого обратился к соратникам Освальд.
Состоялся этот разговор пару дней спустя. Когда все четверо собрались за столом в обеденном зале ближайшего из трактиров, который не был заброшен.
— Итак, попытка разгадать, что за чары держат бедолагу Лира… и вообще хоть что-то узнать о культе, которому было посвящено пещерное капище — не удалась. Вдобавок, с нашей стороны есть потери… и хорошо, хоть не людские. Я про твой амулет для защиты от Скверны.
Последняя фраза предназначалась уже лично Равенне.
— Все равно он не больно-то меня защитил, — сухо и с какой-то неприязненной небрежностью сказала волшебница.
Прикосновение Скверны не прошло для нее даром. Когда Сиградд вынес Равенну из пещеры, волшебница совершенно лишилась чувств и в сознание худо-бедно вернулась только, полежав с часок на траве лесной поляны.
Но и очнувшись, Равенна с трудом соображала — точно с тяжелого похмелья. И еле переставляла ноги. Отчего путь из леса и до ближайшего заведения, способного приютить усталых прохожих, она смогла преодолеть, разве что опершись на плечо спутника-варвара. И это в лучшем случае. В худшем (когда сил идти у Равенны уже не осталось), Сиградду пришлось нести ее на руках.
Остаток дня, потраченного на безуспешную вылазку к лесной пещере, а потом и весь следующий день волшебница отлеживалась в комнате трактира. И не утруждала себя даже тем, чтобы спуститься в обеденный зал — еду ей приносили заботливые соратники.
Но все плохое имеет свойство заканчиваться. И теперь, по крайней мере, у Равенны хватило сил покинуть выделенную ей комнату, спуститься по скрипучей деревянной лестнице и сесть за стол в обеденном зале. Но вид волшебница все равно имела далеко не цветущий: бледное лицо, темные, похожие на синяки, круги под глазами; неряшливая, сделанная явно наспех, прическа. В ней, наверное, даже успела появиться первая пара-тройка седых волосков.
Голос Равенны звучал теперь негромко, как-то неохотно, и бесцветно — почти как у призрака некроманта. А главное: не было в глазах волшебницы прежнего блеска, что появился у нее после спасения от костра инквизиции, после знакомства с мастером Бренном и прикосновения к знаниям, недоступным для простых смертных. К знаниям… и к могуществу, которое они давали.
В свое время именно этот блеск не оставил равнодушным Освальда. Тогда, при первом знакомстве, в день, который мог бы стать для этого бродяги и вора последним. Но не стал — опять же не без участия Равенны.
— Странно, что в замке амулеты сработали как надо, — подал голос сэр Андерс, — я, конечно, мало что понимаю в Скверне и прочих дьявольских каверзах… но, наверное, в Веллесхайме, где поселился целый демон, этой дряни было не меньше, чем осталось в древней пещере после жертвоприношений… пусть даже многочисленных.
— Я думаю, дело в том, что в Веллесхайме мы восприняли Скверну… правильно, — пояснила Равенна, — как чистое зло, от которого лучше держаться подальше, на которое не стоит ни тратить времени, ни обращать внимания. Спешили уничтожить источник этой напасти и не давали Скверне возможности атаковать нас в ответ.
В пещере же… в пещере я, похоже, расслабилась. Не вполне представляла себе, с чем имею дело. А когда я чего-то не до конца понимаю и знаю, у меня просыпается любопытство… такой вот недостаток.
— Любопытство кошку сгубило, — не удержался от остроты Освальд, — а одной любопытной даме из числа двуногих, в конце концов, оторвали ее длинный нос, который она совала, куда ни попадя… уж прости, Равенна, не мог не вспомнить.
— Да ничего, — волшебница отмахнулась, — сама ж виновата. Так себя настроила, что имею дело с тайной… с загадкой, которую нужно разгадать. Разминкой для ума. А про Скверну забыла. Точнее, перестала придавать значения. И много ль тогда проку от защитных амулетов? Наверное, не больше, чем от крепости, в которой гарнизон пьянствует, а ворота за таким делом не удосужились закрыть. Конечно, такую крепость мало-мальски подготовленный и вооруженный противник возьмет на раз-два.
На обычно надменном, даже чуточку брезгливом лице сэра Андерса появилась легкая улыбка. Сравнение Равенны явно пришлось ему по душе.
А волшебница продолжала:
— Вот Скверна в пещере и оказалась таким противником. Как-то почувствовала мое настроение и воспользовалась. Решила поиграть… подыграть. Я ожидала наткнуться на древнее святилище — древнее святилище и получила. Вернее, что-то, на него похожее. Алтарь, письмена. Обрадовалась, что мои ожидания оправдались. Потянулась к этому… оказавшемуся иллюзией. А по сути — потянулась к Скверне. Ну и попалась.
— А могло ль быть иначе? — прозвучал вопрос поневоле строго, и холодный взгляд сэра Андерса, его задавшего, усилил это впечатление, — я имею в виду, могла ли ты избежать такого исхода?
— Не знаю… вряд ли, — Равенна вздохнула, — в Веллесхайме, если подумать, было проще. Мы знали про источник, представляли примерно, где его искать… последнее — благодаря вам, сэр Андерс. А здесь… здесь, похоже, нет никакого источника. Вернее, источников Скверны было много: каждого из тех несчастных, кого в этом вертепе принесли в жертву, можно считать маленьким, но источником. Или, если с другой стороны посмотреть, сама пещера — сплошной источник Скверны.
— Так может ее… это? — вставил слово Сиградд, — завалить? Замуровать?
— Так себе предложение, — немедленно возразил Освальд.
— Снова напомнишь, как дал обещание? — последовала порция ерничества от сэра Андерса, — и готов сдержать слово, даже если оно дано нежити… какой-то бесплотной паскуде?
— Не угадал, — бывший вор хмыкнул, — просто, даже если удастся обрушить пещеру с помощью колдовства… наверняка Равенна знает подходящее заклинание. Так вот, даже если заклинание такое она знает, и сработает оно как надо, это будет… временное решение. Понимаете, сэр благородный? Скверна никуда не денется. А значит, не денется и Лир. Душа ведь бессмертна. И рано или поздно его откопают — например, какие-нибудь искатели сокровищ. Представляете, ребята, насколько он к тому времени может озлобиться? О, вряд ли он тогда уже будет ждать от живых помощи. Скорее, захочет поквитаться с ними… с нами… с нашими потомками.
Выпалив этот свой довод, Освальд немного перевел дух — несколько мгновений. А затем добавил:
— Ну и еще одна причина есть. Привык я, если берусь за какое-то дело, доводить его до конца. Старательно выполняю, что задумал. А делать кое-как не привык, уж простите.
— Знаю я твои дела, — хмыкнул сэр Андерс, — за них ты чуть на виселицу и не угодил… старательный ты наш.
— А я вот, пожалуй, соглашусь с Освальдом, — молвила Равенна, и от этих слов ее лицо бывшего вора расплылось в улыбке почти детской радости, — к тому же этот, как вы сказали, сэр, «бесплотная паскуда», по сути, спас мне жизнь. Ударил по Скверне, когда я почти подпала под ее власть. Да что там «почти»! Я как кукла в руках балаганщика была к тому времени! И едва… не наделала глупостей.
Лицо Сиградда при последней фразе осталось бесстрастным, словно камень или дерево. Но он понимал, о каких «глупостях» толковала волшебница. И вспоминал теперь сцену в пещере со смешанным чувством брезгливости и… досады. Какая бывает от осознания упущенных возможностей. Потому что подумалось варвару (причем без всякой Скверны!) что хранить верность Луте, оставшейся в селении Снежных Барсов, смысла по большому счету не было. Тем более что Равенна — далеко не уродина. Да и разве это измена, если один раз и как бы вроде по чистой случайности?
— В таком случае, что мы имеем, — начал Освальд, — предложение нашего северного друга… замуровать Лира в пещере не по душе нам с Равенной. Но вот вы, благородный сэр, похоже, не против.
— Жаль это признавать, но считайте, что меня переубедили, — ответил Андерс фон Веллесхайм, — решение получается и впрямь временное. Если некромант уцелеет и если его однажды кто-то освободит… откопает, то мир живых наверняка получит злейшего врага. Причем бессмертного. Равенна вроде говорила, что боевое колдовство на него не подействовало.
Волшебница кивнула.
— Похоже, Скверна держит его настолько сильно, что даже развоплотиться не дает, — осторожно предположила она.
— Ну вот, — продолжал рыцарь, — нужно ковать железо пока горячо. Пока злобный некромант не такой уж и злобный, пока готов по-хорошему убраться на тот свет — нужно этим пользоваться. Да и, раз он вроде как тебе и Сиградду на выручку пришел, значит, не полное отребье. Хотя бы толики благородства оказался не лишен. Так что, я думаю, некромант заслужил, чтобы его избавили от страданий. Оказали, так сказать, последнюю милость.
— Тогда я, пожалуй, соглашусь с большинством, — подал голос Сиградд. Спорить он не привык… словесно. Вот с мечом или боевым топором в руке — другое дело. Но кто ж в здравом уме поднимет оружие на соратников? Будь ты хоть трижды грубый варвар.
Да к тому же названную сэром Андерсом «последнюю милость» он и сам, в прежней жизни, оказывал тем из врагов, кто уже лежал на земле и не мог ни сражаться, ни как-либо навредить. За это Сиградда в клане еще прозвали Глиняным — вроде как за мягкость. Даром, что сражался он не с меньшей свирепостью, чем остальные.
Услышав ответ северянина, Освальд удовлетворенным взглядом обвел собравшихся за столом, после чего заговорил вновь:
— Итак, магия против Скверны не очень-то действенна, умом понять ее тоже трудно… точнее, понимать там нечего, кроме того, что пещера наша полна этой адской дряни. Наконец, если завалить пещеру, это избавит нас и от Скверны, и от Лира только временно. Да и неблагородно будет.
— Потом пещеру можно будет завалить, — предположила Равенна, — ну, когда с призраком разберемся. Потому что Скверна все равно останется — с Лиром или без него. А что еще с ней можно сделать, я просто не представляю.
— Могу предложить… скормить эту Скверну некроманту. Живому какому-нибудь, в смысле, — предложил Освальд, не обойдясь без последнего уточнения, — с надеждой, что после Лира ее станет заметно меньше, что она будет уже не так сильна, чтобы еще кого-то затянуть.
Равенна пожала плечами.
— Там видно будет, — многозначительно сказала она, — а пока предлагаю сосредоточиться на том, чтобы спровадить некроманта на тот свет. И, как ни печально, но другого способа, кроме как найти его останки, я не вижу.
— А они наверняка в лесу затерялись, — посетовал сэр Андерс.
— Почти уверена, — волшебница кивнула, — воспользуюсь амулетом мастера Бренна… только не сегодня. Завтра попробую. Сегодня на волшбу сил нет, а с поисками потрудиться придется. Лес-то большой, а следы Скверны на костях наверняка остались едва заметные.
Спутники Равенны не возражали.
За разговором, увлекшись, все четверо не заметили, как к их столу подошел невысокого роста худощавый и немолодой уже человек в зеленоватом дорожном плаще с капюшоном. Густая и некогда черная борода незнакомца казалась серой из-за обилия седых волосков. Но взгляд оставался внимательным, даже цепким. Взгляд охотника.
— Простите, — обратился невысокий бородач к четверке посланцев мастера Бренна, — я слышал, вы отправляетесь в леса… ближайшие.