В любом случае, что бы не думали по поводу совершаемого сексуального действа и хозяин спальни, и его гостья, это доставило удовольствие им обоим. Чуть отдышавшись, мужчина ушёл в другую комнату, но через пару минут вернулся, держа в руках два снифтера* и бутылку своего любимого «Tesseron». Девушка едва сдержала недовольную гримасу. Во время занятий любовью Локи всегда предпочитал пить именно этот напиток – дорогой французский коньяк, почти в два раза старше** своего дегустатора. Ей, привыкшей к лёгким, почти воздушным винам, он казался слишком крепким и вычурным. За время их романа со Стейнлизом она честно пыталась понять вкусы и пристрастия своего любовника, но так и не смогла разделить его симпатию к этой насыщенного орехового цвета жидкости, оставляющей на языке пряный, чуть горьковатый вкус.
Люси привстала и, опираясь спиной на спинку кровати, молча наблюдала за адвокатом. Тот священнодействовал у стола: отвинтил крышку, плеснул напиток в бокалы и, подхватив один из них, поднёс к носу. Сделав вдох, на секунду замер, наслаждаясь ароматом, и лишь затем аккуратно пригубил. Девушка слегка улыбнулась, вспомнив однажды пришедшие ей в голову почти бредовые мысли: занятия сексом нужны Локи только для того, чтобы после позволить себе несколько глотков «Tesseron». Когда она сказала это вслух, он как-то странно посмотрел на неё, но ничего не ответил. Люси потом ещё долго корила себя за эту несдержанность, замечая на губах Стейнлиза, разливающего по фужерам коньяк, беглую усмешку, говорящую о том, что он прекрасно помнит её высказывание. Это злило да вдобавок вызывало чувство стыда и почему-то обиды, раня сильнее, чем это делали потом признания других её партнёров в истинной цели их романов.
Как ни странно, сегодня Локи был абсолютно серьёзен. Он протянул ей один из бокалов и отошёл к окну, совершенно не стесняясь своей наготы, в то время как девушка закуталась в одеяло почти по самую шею. Она почему-то всегда стеснялась своего обнажённого тела и после близости старалась как можно быстрее прикрыть его, чем часто вызывала недоумение у мужчин, несколько минут назад спокойно созерцавших её вполне аппетитные формы. Стейнлиз, в отличие от неё, никогда не прятался и даже, наоборот, словно специально выставлял себя на показ. Впрочем, ему действительно не из-за чего было смущаться. И дело было не только во внешнем виде. Локи, как никто другой, оправдывал свою фамилию***, являясь во всех смыслах её живым воплощением: безупречный мужчина, безупречный адвокат, безупречный любовник. Очевидно, в будущем он стал бы таким же идеальным мужем и отцом, но Люси не суждено было стать свидетельницей появления в его жизни новых ролей. Вернее, она сама не захотела этого дожидаться.
Первое время после их знакомства или, лучше сказать, их романа, потому что они начались встречаться едва ли не на следующий день, девушка просто отдавалась новым чувствам, почти не обращая внимания на некоторые особенности характера своего возлюбленного. Незначительные, едва уловимые мелочи, словно крошки в постели, сначала просто ощущались сознанием, и она старательно смахивала их, не заостряя на этом внимания. Но постепенно дискомфорт становился всё сильнее, и настало время, когда уже невозможно было не замечать этого. Люси пыталась найти оправдания, объяснение происходящему, уговаривала себя быть проще и не столь остро реагировать на реплики и действия Стейнлиза, в глубине души виня себя за то, что требует от него слишком многого. Но всё было напрасно: идеальный образ дал трещину, становившуюся с каждым днём уродливее и глубже, грозя в один прекрасный день разрушить не только чувства к находящемуся рядом человеку, но и, как ей на тот момент казалось, саму её жизнь.
Уже намного позже, пытаясь хотя бы для себя объяснить, что тогда случилось, она старательно покопалась в себе и, кажется, нашла ответ. Почти всю жизнь, до «побега» из дома, девушка находилась под строгим контролем матери, регулирующей каждый шаг своих детей. Локи, в силу своего характера и жизненных потребностей, был чем-то похож на миссис Хартфилию, но, в отличие от Лейлы, показал её дочери способ противостоять внешнему давлению. Люси училась быть жёсткой, сдержано-холодной, уверенной и настойчивой, что совершенно не соответствовало ни её характеру, ни душевным качествам, которые приходилось прятать глубоко внутри. Постоянное напряжение от необходимости ежеминутно ожидать и отражать «атаки» своего «учителя», будь то обычная усмешка или более обидное колкое замечание, в конце концов, достигло наивысшей «точки кипения» и выплеснулось наружу безобразной истерикой.
Девушка уже не помнила точно, что именно послужило причиной ссоры, но, как это бывает в таких случаях, высказала любимому за раз все накопившиеся обиды. Локи молча выслушал адресованные ему претензии, поправил перед зеркалом галстук (они собирались на какой-то приём) и… ушёл, оставив её одну. Уже через час, успокоившись, она сильно пожалела о своей несдержанности и намеревалась извиниться, как только Стейнлиз вернётся домой. Однако заранее заготовленные слова просто застряли в горле, когда мужчина переступил порог. Он ещё никогда не был таким холодным и отчуждённым: ни слова, ни взгляда, ни улыбки; казалось, будто Локи совершенно забыл о её существовании. И только выключив ночник над кроватью, равнодушно бросил:
– В следующий раз, когда тебе не захочется куда-то со мной идти, постарайся обойтись без отвратительной сцены, которую ты сегодня устроила. Достаточно просто сказать мне об этом, – и повернулся к ней спиной. Люси не спала почти всю ночь, боясь сделать лишнее движение, и с трудом сдерживала слёзы, вслушиваясь в размеренное дыхание лежащего рядом человека. Это было дико, неправильно и очень больно. Девушка никогда не думала, что любимый человек может быть настолько жестоким и равнодушным к её чувствам.
Они не разговаривали два или три дня, обходясь только самыми необходимыми фразами. Она не выдержала первой: вечером после ужина зашла в его кабинет и тихо сказала:
– Локи, прости меня, пожалуйста…
– Я работаю, Люси, – равнодушно ответил адвокат, не отрываясь от бумаг. Девушка ничего больше не сказала, ушла на кухню и принялась мыть посуду, но у неё так дрожали руки, что она умудрилась разбить одну тарелку, об острые края которой и порезалась, собирая осколки. Локи, появившийся в этот момент, не сказав ни слова, усадил её на стул, обработал ранку, а потом так же молча обнял, чуть коснувшись сухими губами лба.
На следующий день он уже вёл себя, как ни в чём не бывало, но идиллия не продлилась долго: через пару недель состоялась новая ссора, потом ещё одна… Проблемы копились, как снежный ком, пока однажды, после очередного «разбора полётов», Люси не сказала Стейнлизу, что больше не может так жить и уходит от него. Тот отнёсся к её заявлению довольно спокойно, видимо, не восприняв его всерьёз. Но решение было принято; на сборы вещей утром следующего дня ушло тридцать минут, на то, чтобы написать прощальное письмо – не менее часа. Ключи на стол, хлопок закрываемой двери и… свобода, от которой к вечеру ей хотелось завыть в голос. Подкатывающие к горлу рыдания остановил телефонный звонок и такой ненавистно-родной голос, сказавший:
– Я хочу, чтобы ты вернулась.
– Зачем?.. – ей и правда нужно было знать причину.
– Разве нам было плохо вместе?
– Я ждала от тебя других слов… – его молчание разбило последние надежды и заставило выдохнуть обречённо-горькое: – Прости…
С тех пор Новогодние праздники вызывали у неё тоску и неприятные ассоциации, как и тёмный, пахнущий лесными орехами и коричневым сахаром напиток в её бокале. Люси так же, как и Локи несколькими минутами ранее, поднесла снифтер к носу, вдохнула густой аромат коньяка, но пить не стала, поставив фужер на прикроватную тумбочку.
– Интересный экземпляр, – неожиданно нарушил тишину Стейнлиз. Журналистка не стала уточнять, кто именно, прекрасно понимая, что речь идёт о Драгниле. – Мне он где-то даже нравится. Острый ум, наблюдательность, хорошее самообладание. Из него получился бы неплохой юрист. Или преступник. Ты веришь ему?
– А ты?
Мужчина обернулся к ней:
– Знаешь, что говорят о людях, которые отвечают вопросом на вопрос?****
– Знаю. И всё же?
– Я адвокат, детка, – усмехнулся Стейнлиз. – Мне не обязательно верить своим подзащитным, чтобы вытаскивать их из того дерьма, в котором они оказались, – Локи одним глотком допил коньяк, поставил фужер на стол и сел рядом с ней на кровать, внимательно глядя ей в глаза. – А ты? Ты ему веришь?
– Я – верю, – не отводя взгляда, ответила Люси. И испуганно вскрикнула, когда он дёрнул её за ноги, заставив принять лежачее положение. Одеяло стремительно отлетело в сторону. Теперь его руки не ласкали – грубо брали своё, сильно, до боли сжимая податливое женское тело: плечи, грудь, бёдра, ноги, которые с усилием развели, насильственно врываясь в самое интимное, чувствительное место. В глазах закипели слёзы разочарования и обиды; девушка забилась под сильным мужским телом, пытаясь освободиться, и выкрикнула хриплым, срывающимся голосом:
– Мне больно!
Стейнлиз остановился, тяжело дыша, но не отодвинулся. Люси легонько коснулась его щеки ладонью:
– Локи, пожалуйста… – однако тот по-прежнему молчал, смотря на неё потемневшими от не высказанного гнева глазами. Да, она знала, что обидела его, дважды за сегодняшний день явно отдав предпочтение другому. И пусть эта ночь была всего лишь коммерческой сделкой, ей не следовало столь открыто демонстрировать свои симпатии. Мужское самолюбие ещё никто не отменял, а учитывая его размеры у данного представителя сильной половины человечества… Женская рука бессильно упала на простынь, веки обречённо опустились. – Делай, что хочешь…
Стейнлиз судорожно выдохнул и резко отодвинулся от неё. Люси перекатилась на бок, подтянула ноги к животу, ожидая, пока стихнут неприятные ощущения. За спиной скрипнула кровать, но она не обернулась даже тогда, когда Локи каким-то чужим, деревянным голосом сказал:
– Прости… Если захочешь принять душ, полотенца, как обычно, в боковом шкафчике. Можешь взять любое, – и вышел из комнаты.
***
Когда Люси вышла из душа, Локи, одетый в домашние лёгкие брюки и рубашку-поло, ждал её, стоя в проёме двери. В спальне за его спиной было темно, в гостиной горели лишь маленькие светильники, создавая приятный, мягкий полумрак, давая возможность уловить за окном таящийся в ночи город.
– Вызови мне, пожалуйста, такси, – девушка знала, что даже после нескольких глотков спиртного Стейнлиз не сядет за руль, а её машина осталась рядом с телестудией.
– Останься, – его голос был тихим и хриплым, словно надломленным.
– Локи… – у неё не было сил спорить и объяснять ему очевидные вещи, она лишь хотела, чтобы этот день, столь мучительный для них обоих, наконец, закончился.
– Нет, просто останься, – чуть подумав, Люси всё же кивнула. Мужчина подошёл к ней и осторожно коснулся губами её виска. – Спасибо.
Через час, выпив в полной тишине чаю и вежливо пожелав друг другу спокойной ночи, они разошлись по разным комнатам. Она настояла, чтобы Локи постелил ей в гостиной – заходить в спальню было неприятно, не говоря уже о том, чтобы спать там. Но даже здесь, на широком, удобном диване сон долго не шёл к ней, вспархивая, словно пугливая птичка, от любого громкого звука или яркой вспышки света за окном, когда мимо дома проезжала машина. В спальне была тишина: либо хозяин квартиры преспокойно посапывал в подушку, либо, не желая беспокоить свою гостью, мучился бессонницей, лёжа в кровати.
И уже под утро, на грани сна и реальности, ей почудились осторожные шаги, лёгкое прикосновение и тихие слова:
– Я люблю тебя, Люси…
_________________________________________
*снифтер – традиционные бокалы для коньяка (от английского «sniff» - «нюхать»), представляющий собой шарообразный бокал на низкой ножке, сужающийся кверху, изготовленный из прозрачного и гладкого стекла или хрусталя. В обиходе используется с XVI века.
** «Tesseron», который пьёт Локи – элитный французский коньяк пятидесятилетней выдержки. Стоимость бутылки ёмкостью 700 мл около 20 000 руб.
*** Стейнлиз - stainless [ˈsteɪnlɪs] – безупречный, незапятнанный.
****Отвечать вопросом на вопрос – это достаточно распространённая форма защиты, помогающая перехватить инициативу в разговоре (по принципу: лучшая защита – это нападение) или скрыть свою неготовность дать ответ на заданный вопрос.
========== Часть 12 ==========
Когда Люси открыла глаза, часы в гостиной показывали половину десятого. Судя по царящей в квартире тишине, её хозяин уже покинул свои апартаменты, оставив на журнальном столике тёмно-красную розу (когда только успел?), связку ключей и записку. В ней Локи гостеприимно разрешал своей гостье пользоваться его квадратными метрами и всем, что на них расположено, как ей заблагорассудится, предупредил, что весь день он будет занят на заседании суда, но к семи должен освободиться, и они смогут продолжить своё расследование. Поэтому к указанному времени он заедет за ней на студию. Ключи, соответственно, были оставлены для того, чтобы она закрыла квартиру. Извинений за вчерашнее в записке не наблюдалось. Очевидно, их роль должен был взять на себя цветок. Стейнлиз ни на йоту не отступил от своих принципов: просто, элегантно и без последствий для своей гордости. Девушка вздохнула и, вернув листок на столик, встала с дивана.
Ещё в субботу они договорились с Ромео встретиться сегодня в десять для их первой совместной съёмки. Времени на сборы у неё оставалось очень мало, Люси едва успела принять душ и выпить, обжигаясь, чашку кофе. Уже в такси она набрала номер Конбальта, попросила его взять камеру и ждать рядом с её машиной. После вчерашнего происшествия на третьем этаже журналистке не хотелось заходить в здание, чтобы ненароком не столкнуться с Эвклифом. В этот раз может не повезти…
Ромео послушно маячил на стоянке, радостно расплывшись в широкой улыбке при её появлении. Журналистка опоздала всего на десять минут, но и этого хватило. Пока новый напарник укладывал в багажник аппаратуру, к зданию подъехал автомобиль студии, и из него вышли Скарлет и Фуллбастер. Последний прожёг её пронзительным взглядом и недовольно поджал губы. Люси невольно поёжилась от столь пристального внимания, хотя прекрасно понимала его причину: она не успела утром заехать к себе и переодеться, поэтому сейчас была в том же наряде, что и накануне. Если прибавить к этому, что Грей видел вчера Локи, которого он знал в лицо, не трудно представить, какие мысли посетили его вихрастую голову. Впрочем, рассудила девушка, это ни в коем случае не должно её тревожить и мешать работе. Или выполнять задуманное. Раз уж она столь «удачно» столкнулась с этой парочкой, надо воспользоваться случаем и рассказать Эльзе об одном интересном магазинчике. Поэтому она, бросив пару слов Конбальту, направилась к машине, рядом с которой стояли её коллеги.
Эльза Скарлет, высокая, стройная, с длинными, обычно убранными в высокий хвост волосами насыщенного алого цвета была старше Люси на два года и уже давно и прочно занимала одно из мест в пятёрке лучших репортёров студии. Целеустремлённая, волевая, она всегда добивалась своего, не жалея при этом ни себя, ни окружающих. Но если начальству такой деловой настрой был по душе, то рядовой состав студии явно не разделял пристрастий руководства, тихо матерясь или обречённо вздыхая, оказавшись в крепких кулачках «Железной леди», как за глаза называли Эльзу. Однако это не мешало коллегам не только уважать её, но и оказывать определённые знаки внимания, добиваясь благосклонности журналистки, которой та крайне редко кого одаривала.
Скарлет не то чтобы не любила заводить служебные романы, она просто считала, что это может помешать работе. Кроме того, как призналась однажды за рюмочкой чая сама Эльза в тесном женском кругу, в котором на тот момент оказались Люси, Леви МакГарден и Кана Альберона, она предпочитала мужчин постарше, основательных и серьёзных, прочно стоящих на ногах и точно знающих, чего они хотят от жизни. Поэтому из всего немаленького коллектива телестудии в спальне аловолосой репортёрши побывало лишь трое, среди которых, по слухам, был и один из директоров «True News», Джерар Фернандес. Насколько это соответствовало истине, сказать было сложно: в пикантных ситуациях эта парочка замечена не была, прямой вопрос об их романе никто задавать не решался, а намёки и подколки они оба игнорировали. Сплетникам оставалось довольствоваться своим воображением, отыгрываясь на менее удачливых коллегах.