– Молить о пощаде и снисхождении, уважаемая Зул бин Шаб, – неожиданно сказал носитель той ужасной силы, – имеет смысл всегда. Тем более что на тебе нет никакой вины, за которую ты могла бы понести ответственность. Конечно, отдельные представители вашей расы склонны совершать некие поступки, из-за которых за вами закрепилась дурная слава, но надеюсь, у тебя хватит благоразумия избегать ваших любимых шуточек – тем более, что сейчас ты не богатая туристка, проездом посещающая захолустные миры, а изгнанница без права возвращения, обремененная к тому же тремя зависящими от тебя дочерьми, которым тебя будет очень не хватать.
– Так вы не собираетесь их убивать? – ошарашено спросила я у этого существа – точнее, у того божества, которое говорило его языком, – я могу надеяться, что вы оставите в живых хоть младших, которые есть всего лишь дети, не совершившие еще никаких предосудительных с вашей точки зрения поступков?
– Дура! – загрохотал его голос так, что у меня душа ушла в пятки. – Я же сказал, что не обидим ни тебя, ни твоих детей – если, конечно, вы не начнете тут развлекаться на свой дурацкий манер. Эти люди не будут причинять тебе зла только из-за твоих внешних расовых признаков, пока вы не сделаете того, что для этих людей совершенно неприемлемо.
При этих словах магическое сияние вокруг его фигуры – до того только чуть заметное – вдруг заполыхало ярким светом, став видимым даже в немагическом зрении, что означало, что мной заинтересовалась основная часть сущности того божества. О мать моя Шаб бин Ракам, смотрящая сейчас на меня из небесных чертогов, твоей дочери настал полный и окончательный конец, ибо из палящих объятий этого божества не уходил живым еще не один демм…
– А теперь, – продолжил грохотать в моих ушах голос этого бога, – я не буду называть тебя своей дочерью, ибо это пока не так; но откинь свой страх и подойди ко мне, чтобы я мог дать тебе свою милость, любовь и прощение.
– Знаю, как он отпустит мои грехи… Гореть мне синим пламенем, прямо здесь и сейчас, – подумала я, вся сжимаясь от страха, а ноги, будто против моей воли, сделали сперва один шаг, потом другой – и вот уже я, закрыв от ужаса глаза, стою совсем рядом со своей скорой погибелью. Я чувствую, как на голову мне опускается тяжелая рука, но плоть моя при этом не горит синим пламенем, как это должно быть по Канону от Азазели, вместо того всю меня наполняет нега и полное умиротворение, а за спиной будто распускаются белые крылья.
– Ну вот и все, – уже тише сказал мне тот же голос, – я дал тебе свою любовь и милость, простил за все, что ты вольно или невольно успела совершить, но вот отпущение грехов, извини, я тебе дать не смогу, пока ты не принесешь мне в руках свою душу и не искупишь все, что тобой было сделано ради ее спасения. За всю ту вечность, что сосуществуют наши миры, совсем немного деммов могли пережить встречу со мной, и еще меньшее их число нашло спасение и вечную жизнь в моих объятьях. Для остальных, как правило, я был карающим мечом правосудия, который настигал их, если они не успевали скрыться – и карал за все причиненное моим детям зло. Но на тебе и твоих дочерях нет печати зла, поэтому перед вами открыты все дороги, в том числе и та, что дарует жизнь вечную и спасение души.
А я стояла, чуть приподнявшись на цыпочки, будто хотела взлететь, слушала этот голос, и абсолютно ничего не понимала – почему я еще жива, почему не горю синим огнем, почему вместо боли от этого прикосновения испытываю волшебное блаженство?
Ответ пришел как бы сам с собой, когда ужасное для деммов божество сказало, что на мне нет некоей «печати зла». Я все поняла. Мой злой дядя (пусть Азраил сожрет его всего целиком, по отдельности разгрызая каждую косточку), изгоняя меня из принадлежавших нам миров, обязательно должен был разорвать мою связь с Азазелью, чтобы я не могла воззвать к ней о помощи. Ведь я все же высокопоставленная деммская дама из очень знатного рода, близкого к императору, и за свое спасение могла бы принести значительный откуп и погубленными в ее честь душами, и разными ценностями. Но теперь, когда эта связь разорвана, все это мне неинтересно. Для Азазели я умерла и – какова ирония судьбы! – возродилась здесь среди бесхвостых-безрогих только для того, чтобы попасть в руки известного врага всех деммов.
Раньше я считала себя опытнейшей соблазнительницей, способной раскрутить на несколько сеансов «танцев» хоть самого императора, но теперь признаю свою глубокую ущербность в этом направлении. Наш старый враг куда опытнее меня в этих делах, и кажется, я начинаю таять от прикосновения его руки, погладившей меня по жестким от пота и пыли волосам. А рука его спустилась мне на шею и коснулась металла ошейника, что тут же рассыпался мельчайшими частицами…И я ощутила, как ко мне возвращается возможность пользоваться магией и открывается доступ ко множеству весьма специфических и весьма пакостных заклинаний, которые необходимы любой знатной деммской даме, если она хочет, чтобы ее уважали в обществе. Я огляделась по сторонам и мороз прошел по моей коже.
Женщина в золотой короне с зубцами, с самого нашего появления не проронившая ни слова и даже почти не изменившая позы, смотрит на меня с некоторым ожиданием во взгляде, и хорошим убойным заклинанием за пазухой. У женщины – мага-огня на языке явно вертится какое-то убийственное заклинание, в любой момент способное зажарить меня заживо. Еще один маг – мальчик, только готовящийся вступить в возраст отрочества, сжимает в правой руке черный кристалл, и я знаю, что из этого кристалла может неплохо шарахнуть… Спокойны только воин, стоящий рядом с аватаром высшего божества, и та женщина, что возлежит на кушетке. Мне кажется, что это оттого, что они нас поняли и приняли такими, какие мы есть.
Но все, кто беспокоятся, делают это напрасно – мне почему-то сосем не хочется пользоваться своими заклинаниями, сами они мне неинтересны, а их последствия для меня теперь не смешны, и даже отвратительны. Неужели такова цена прощения со стороны нашего исконного древнего врага? Но почему-то я не считаю ее чрезмерной – разумеется, если это прощение распространится и на моих дочерей, в противном же случае оно мне и даром не нужно.
– Твои младшие дочери, – сказал мне на ухо аватар, и эти слова обожгли меня будто огнем, – уже прощены той, что получила от меня на это разрешение. Позови сюда свою старшую дочь, и если она не боится, то тоже получит мое прощение, а если боится, то пусть и дальше ходит с ошейником, будто домашнее животное.
– Альм бин Зул не боится ничего, – расслышав своим тонким слухом этот разговор, заявила моя старшая дочь, – отойди в сторону, мама – и я либо буду прощена подобно тебе, либо погибну прямо на месте, но никогда по собственной воле не буду носить на себе этот мерзкий ошейник. Я смиряю свою гордыню и отдаю себя в его руки, пусть делает что должно, и да случится что суждено.
– Весьма достойные слова, – сказал аватар божества и положил свою руку на голову моей старшей дочери, прикрывшей глаза в ожидании то ли чуда, то ли смерти.
Некоторое время ничего не происходило, а потом рассыпался в прах и ее ошейник. Дочь открыла глаза, потянулась, ощупала свою голову и немного капризно спросила:
– А что, разве подарив мне свою любовь и милость, ты не должен был убрать с моей головы это ужасное украшение? И хвост тоже, в нашем новом положении, кажется мне абсолютно лишним. Если нам придется жить среди бесхвостых-безрогих, то лучше быть полностью на них похожими, а не только наполовину, как сейчас.
Я уже испугалась, что аватар божества впадет в гнев и покарает не только мою капризную старшую дочь Альм бин Зул, но и все прочее наше семейство, но он только рассмеялся.
– Честь стать человеком, мои дорогие деммки, – сказал он, – еще надо заслужить, как бессмертие души. Впрочем, вы попробуйте стать для этих людей своими, не меняя основных своих расовых признаков. Поверьте – для тех, в чью компанию вы попали, внутренняя сущность значительно важнее всех внешних отличий. Если вы это заслужите, то они примут и полюбят вас такими, какие вы есть, а если нет, то вам не поможет никакое внешнее сходство с ними.
Служить?! На фоне того, что мы с дочерьми остались без защиты Дома, без средств к пропитанию, вдали от самой Родины и всех знакомых, поступить на службу в плотно спаянный боевой отряд, состоящий из цивилизованных существ – это не самый плохой выход в нашем положении. По крайней мере, я так думаю. Конечно, хотелось бы знать, на каких условиях мы можем заключить свой контракт, но это божество, насколько мне известно, не склонно ни к прямому обману, ни к тонкому лукавству. Если его аватар говорит мне «заслужить», то это значит, что такая возможность будет нам предоставлена. Нам – это потому, что моя старшая дочь тоже прошла полный курс военной подготовки, а обученный деммский подросток в бою может быть куда опаснее большинства взрослых половозрелых самцов бесхвостых-безрогих. Остаются две моих младших дочери, но женщина, возлежащая на ложе, явно готова за ними присмотреть, и они уже не отходят от нее, будто предчувствуя свою судьбу. Ну да, моя младшая отличается особой чувствительностью, и скорее не понимает, а воспринимает ситуацию. Недаром же она, не задумываясь, первой из нас бросилась к этой женщине и первой получила от нее свое прощение.
Но остается один вопрос. Как мы сможем служить, если мы не понимаем их, а они нас. Навряд ли аватар возьмется всегда переводить наши слова, не говоря уже и о том, что служба с переводчиком – это ужасно неудобно для обеих сторон. Пока мы не решим этот вопрос, это будет не служба, а всего лишь игра в нее. Но вот я вижу, как мальчик-маг движением руки подзывает к себе мою среднюю дочь Тел бин Зул, и та, осторожно ступая, подходит к нему, показывая, что руки ее пусты и в них нет оружия, потому что мальчик окружен тяжело вооруженными воинами. Наверное, он их наследный принц, если не больше.
Мальчик жестом показывает, чтобы моя дочь опустилась на колени, ибо она почти на голову выше его – и кладет ей на виски свои ладони, из которых прямо в ее голову начинает струиться густая и клейкая, почти бесцветная магическая энергия. Я абсолютно не понимаю, что он задумал, ибо этот магический прием мне совершенно не знаком, но я ничем не могу ему помешать, так как вокруг меня столько силы – и магической, и грубого оружия, что я просто не успеваю спасти свою дочь, и мне только остается молить и того бога, к которому я иду, и тех, от которых я уже отреклась, о том, чтобы от этих манипуляций мальчишки с моей дочерью не случилось бы ничего дурного.
– О, Азраил и сестра его Азазель и ты, Всевышний, всемилостивый и милосердный, сделайте так, чтобы все обошлось, ибо нет для меня никого дороже собственных дочерей…
Не успела я договорить молитву (при этом Азраил с Азазелью были упомянуты в ней абсолютно зря от большого отчаяния), как мальчик-маг отпустил виски моей дочери, и та, чуть пошатываясь, поднялась на ноги, склонив перед ним свою голову. Потом вдруг они заговорили! И заговорили на их языке, а не на нашем. Удивлению моему не было предела. Если бы я знала, что он уже раньше проделывал нечто подобное со своими соплеменниками, то была бы немного поспокойнее – но все равно, я считаю, что вся эта операция представляла большой риск, и лучше бы он начал с меня, а не с моей милой дочери, которая, впрочем, обернулась и с довольно странной интонацией сказала:
– Мама, мама, мамочка, иди скорее сюда. Колдун Дим научит тебя своему языку. Совсем бесплатно. Поверь, это очень быстро и совсем не больно, только чуть-чуть неприятно от того, что потом немного кружится голова.
Пхе! Какая знатная деммская дама боится боли?! Боль – наш вечный спутник и лучший друг. Мы обожаем ее причинять другим, и вынуждены получать от нее наслаждение, когда боль причиняют нам. За возможность быстро выучить нужный мне язык я бы согласилась вытерпеть немного боли, если уж без этого совсем никак. Но если можно обойтись без боли, а риска при этом никакого, то я должна немедленно соглашаться, пока мальчик не передумал. Кстати, странное у него имя, в его роду случайно не было деммов вроде нас?
Когда я встала перед мальчиком-магом на колени, то мои глаза оказались почти на уровне его глаз. Такой уж у меня высокий рост. Чтобы ему было удобно и не требовалось тянуться к моей голове своими руками, мне пришлось опустить свой зад на пятки, а чтобы не было так страшно, прикрыть глаза и сосредоточиться на своих ощущениях. Когда на мои виски легли две прохладные ладони (у этих бесхвостых-безрогих температура тела градуса на полтора ниже, чем у нас, деммов), я приготовилась анализировать чужое заклинание, но была несколько обескуражена.
Это не было магическое заклинание в прямом смысле этого слова. В голове сперва мелькнули непонятные термины «драйвер», «последовательный интерфейс», «оперативная память» и «поисковая система». Я не успела даже попытаться понять, что это значит, как чужие слова потекли в мою несчастную голову сплошным потоком, то и дело разбегаясь по ней в поисках своих деммских близнецов. Отдельной кучкой стояли слова – сироты, то есть не имеющие своих аналогов в нашем языке. Их значение в разговоре я должна буду опознавать по контексту, или переспросив об их смысле – и тогда они тоже займут свое место в моем сознании. Природа всего процесса явно была магической, но построено все было так, что любой маг запрыгнул бы от ужаса на потолок. Тут явно чувствовалась рука какой-то технократической цивилизации с ее любовью к нулям и единицам, прямым углам и непересекающимся параллельным прямым.
Когда мальчик отпустил свои руки с моих висков, то я едва смогла встать на ноги, во-первых, потому, что все мое тело затекло, а во-вторых, от ной усталости, которую привнесла в мой ум сортировка слов. Но зато я теперь могла понять всех, а все могли понять меня – и это стоило очень дорогого. Теперь осталось пропустить через этот процесс самую старшую и самую младшую моих дочерей – и нам можно будет начинать новую жизнь.
Капитан Серегин Сергей Сергеевич
Едва наши волшебники, боги, маги, колдуны закончили разбираться с нашими новыми рогатыми-хвостатыми и краснокожими знакомыми, как, точно по песне Высоцкого, начался галдеж и лай и только старый попугай громко крикнул из ветвей…
– Молчать, смирно, равнение на середину, – вот что он, то есть я, крикнул, потому что в таком хаосе абсолютно невозможно решить ни один вопрос.
Невозможно от слова совсем. Их – то есть вопросы – необходимо решать в полной тишине по мере поступления, поэтому говорить все должны по-одному, внятно и членораздельно. А ведь эта Зул говорила, что имеет полную подготовку офицера запаса своей армии. Странные же в ней должны быть порядочки, если все свои вопросы она пытается пробить криком. Не то что я собираюсь ей отказать, но сперва хотелось бы понять, чего, собственно, она хочет, потом принять у нее зачет по основным нормативам, (хотя с этим, судя по фигуре, проблем не будет), а уж потом решать, на какую должность и в каком звании использовать ее в нашем отряде, и из того должно следовать – в каком объеме должны быть исполнены ее личные хотелки.
Если у нас нарисуется рота четырехвзводного состава, то у меня получится катастрофический некомплект взводных командиров. На эту должность можно ставить только Змея и с большой натяжкой Дока – и это все. Где взять еще двух взводных, я просто ума не приложу. Если эта Зул потянет на комвзвода, это будет просто замечательно, но судя по ее поведению здесь и сейчас, меня ждет глубочайший облом. В лучшем случае, это высококвалифицированный боевик-индивидуал, который всегда и везде работает только в одиночку или в составе маленькой и плотно спаянной команды, которая работает только на него одного. Тогда проблема со взводным продолжает висеть и пугать своей неразрешимостью, ибо больше никого на примете у меня просто нет.
Кстати, Кибела что-то уж больно хитро ухмыляется – возможно, знает кое-что об этих деммах, как и об уровне дисциплины. Или это у нее от общего ехидства в наш адрес, ведь раскрутили на материальный и человеческий ресурс мы ее нехило, а все ее вина, что вовремя не обнаружила крыс в своем собственном хозяйстве.