Когда Джереми увидел очертания своего дома, он побежал. Бежал он очень быстро, в ушах стоял гул, перед глазами все расплывалось. Он перепрыгнул через невысокий забор, пересек участок и вбежал на крыльцо. Если бы дверь в дом была заперта, он снес бы ее, не моргнув и глазом. Но дверь легко поддалась, и он ввалился в прихожую.
– Пап, – закричал он, – папа!
Он окинул взглядом дом и прислушался. В доме было тихо.
– Пап, ты дома? Пап!
Он побежал наверх. Сначала ввалился в кабинет отца, но никого не обнаружив, побежал в спальню.
– Пап, ответь мне, пожалуйста! Пап!
Но отвечала ему только вязкая тишина, заполнявшая дом. Отца дома не было.
***
Он ехал на велосипеде. Глаза застилали слезы. Дом Арчи находился в семи минутах езды, но сейчас Джереми был способен преодолеть это расстояние куда быстрее. Он несся с такой скоростью, что вполне мог свернуть себе шею, если бы упал. Улицы были безлюдны, если не считать одной единственной машины, которая притормозила в паре метров от него.
– Эй, парень!
Джереми затормозил, не щадя колес, его чуть занесло, но равновесие сохранить получилось. Он быстро вытер лицо рукавом рубашки, испытывая чувство стыда за свои слезы перед незнакомыми людьми. Хотя кто в здравом уме смог бы осудить его? Незнакомец, окликнувший его, не обратил на его мокрые от слез щеки никакого внимания.
– Эй, парень, нельзя оставаться на улице, – тоном полицейского сказал мужчина. – У тебя есть родные, которые могут тебя отвезти в безопасное место?
«Безопасное место? Что может быть глупее?» – подумал Джереми, но вслух произнес:
– Да, есть, я как раз к ним еду.
– Ты уверен? Ты можешь поехать с нами, если захочешь.
Джереми оглядел машину. В ней сидело трое: мужчина, высунувшийся из окна, что окликнул его, женщина и мальчишка лет семи.
«Семья... – подумал он. – У кого-то она еще есть...»
– Нет, спасибо. Все в порядке.
– Ничего уже не в порядке, парень, – сказал он и, секунду подумав, добавил, – будь начеку. Тут такое творится.
– Я знаю, – сказал Джереми и тронулся с места.
Машина же не торопилась уезжать. Уже в след удаляющемуся Джереми мужчина крикнул:
– Эй, парень, остерегайся тех, кто не умер!
Джереми не оглянулся. Он сам точно знал, кого ему стоит остерегаться.
«Военные… Надеюсь, их здесь больше нет».
С этими мыслями он подъехал к дому Арчи. Он на ходу соскочил с велосипеда и бросил его на подъездной дорожке.
Он стал барабанить в дверь, но никто не открыл. Джереми знал, где находится запасной ключ. Встал на цыпочки и нащупал на крышке настенного фонарика маленький кусочек металла.
Ему уже приходилось пользоваться этим ключом, когда Арчи с семьей уезжал в отпуск, а кому-то нужно было поливать цветы. Джереми был только рад, потому что они с Анной могли провести в пустом доме пару часов наедине. Арчи не был против, но, вернувшись, родители не должны заметить следов их пребывания в доме. А что может быть лучше для влюбленных подростков, чем пустой дом?
В этот раз, открывая дверь чужого дома, Джереми в полной мере ощутил, насколько тот был чужим. Он списал это на паранойю, но, казалось, даже воздух был пропитан враждебностью. Джереми вошел и медленно затворил за собой дверь. В доме было оглушительно тихо.
9(ПОСЛЕ) Утро в амбаре
Всю ночь Лиа видела Норта во сне и от этого просыпалась. Да и спать в стоге сена было для нее в новинку. Оно кололось, на теле оставались следы, что точно не добавляло сну крепости. Под утро, вздрогнув от очередного кошмара, она очнулась, не понимая, где находится. Лиа смахнула с лица волосы и попыталась понять, почему она не в постели. Оглядевшись, зевнула. Утренняя дрема еще держала ее в своих объятьях. Нехотя потянувшись, девушка поднялась. Хруст затекших рук и ног напомнил, что она еще жива.
В отличие от Норта.
Эта мысль почему-то не тронула ее. Все происходящее до сих пор казалось нереальным. Обида, страх и озлобленность сплелись воедино, пожрав все остальные эмоции, которые навалились на нее ночью. Навязчивая, разъедающая изнутри мысль подступала к горлу: «Как он мог меня бросить?» Ей должно было быть стыдно за это, ведь его больше нет, а ее волнует лишь то, что она осталась одна и теперь придется самой выживать в этом большом страшном мире. Лиа понимала, что ее обида – эгоизм в чистом виде, но ничего не могла с собой поделать.
«Как же он мог меня бросить?»
Если бы мысли имели вкус, то эти были бы горькими, как прогорклые семечки. Жаль, что она не могла сплюнуть их, от этого бы ей точно стало легче.
Ее отвлек шорох. Кровь похолодела в одно мгновение. Раньше Лиа думала, что фраза «волосы встали дыбом» просто устойчивое выражение, но теперь она кожей прочувствовала весь его смысл. Казалось, каждая мышца в теле напряглась, Лиа стала прислушиваться.
Писк и шорох соломы. От сердца отлегло.
«Мыши... Всего лишь мыши. Возможно, они нашли себе еду».
В животе заурчало. «Еда» – это слово растянулось как жевательная резинка.
«Стоит здесь все обыскать. Чего только люди не хранят в амбарах», – с этой мыслью она взяла в руки висевший на стене топор. Ночью, в темноте она ни за что бы его не заметила, но наступило утро и солнце дало свет новому дню.
Амбар был весьма внушительных размеров. Лиа крадучись шла, сжимая в руках инструмент, который мог спасти ей жизнь. Она держала его перед собой, и была готова применить в любую секунду. Вот только главным врагом был сейчас тот, кого нельзя было убить топором.
Голод.
Ее надежды найти в амбаре что-либо съестное таяли на глазах. Сено, инструменты, ящики с хламом – все это прекрасно, но ничем не могло помочь.
«Должно же тут что-нибудь быть. Должно».
Она еще раз осмотрелась. Ее взгляд остановился на лавровых ветках, сушившихся в темном углу, развешенных на полках, как шторки. Под ветками что-то было.
«Хоть бы съестное! – взмолилась Лиа. – О, Боже, как же я хочу хоть что-нибудь съесть!»
Она прислонила топор к стене и стала срывать лавровые ветки. Под ними действительно стояли банки.
«Варенье! – рассмеялась она. – Гребаное варенье».
Сняла одну из банок и накинулась на нее словно дикий зверь, пытаясь открыть крышку.
– Давай! Давай, открывайся, – шептала она, уговаривая банку подчиниться. Она навалилась на нее всем телом, но это не дало результата. Пальцы побелели от напряжения. Именно сейчас, когда банка была в руках, но не поддавалась, она поняла, что не просто голодна, а голодна, как тигр в клетке, которого забыли покормить.
– Давай, мать твою! – взревела она. – Давай, дрянь, только с тобой еще возни мне тут не хватало! – еще усилие. – Да за что мне это? Чем я заслужила? – злость, смешанная с мольбой, делали голос похожим на скулеж собаки.
Шорох, раздавшийся из другого конца амбара, тут же отрезвил. Она быстрым движением метнулась за топором. От жалости к себе не осталось и следа. Ее поразила мысль о том, как быстро меркнут все переживания перед лицом смерти, перед животным ужасом, который может испытать человек, доведенный до отчаяния. Она ожидала самого худшего, была готова броситься на любого, кто приблизится к ней, если тот представляет угрозу для жизни. Но когда Лиа увидела, кто был источником шума – рассмеялась.
Это была курица. Не очень большая, облезлая, но все-таки курица, при виде которой желудок, казалось, сжался в комок.
– Банка варенья – хорошо, свежее мясо – превосходно! – эта веселая мысль сменилась другой, не такой радостной: «Для кого-то я тоже свежее мясо». Отогнав ее, Лиа сосредоточилась на приятном. Важно уметь фокусироваться на лучшем из того, что подкидывает тебе жизнь. Если думать лишь о подкинутом жизнью дерьме, то увязнешь в нем по самые уши.
– Как ты попала сюда, а? – спросила Лиа у курицы.
Естественно, ответа не последовало. Было очевидно, что курица не жила здесь с самого начала. Это значит лишь одно: амбар не так надежен, как могло показаться. Где-то курица нашла проход, а если нашла она, то и они смогут.
«Здесь нельзя задерживаться, – с сожалением подумала Лиа, – придется вернуться в дом». От этих мыслей ее передернуло, и она решила не развивать эту тему. Лучше подумать о курице, как о предстоящем банкете. Похлопав себя по карману, в котором лежала зажигалка, Лиа в первый раз в жизни порадовалась тому, что Норт курил.
«Хоть сырьем жрать не придется...»
Перед ней на расстоянии пары-тройки метров гордо вышагивал будущий завтрак, и уж его-то она упускать не собиралась.
10(ДО) В «Башне»
Кулькен вошел в здание «Башни» испытывая беспокойство. У него вспотели ладони, он постоянно вытирал их о штанины брюк. Больше всего на свете ему хотелось иметь плащ-невидимку, который скрывал бы его ото всех. Реальность всегда была куда скучнее и тревожней, чем мир фантазий, в который он погружался при первой же возможности. Если бы его спросили, зачем он живет, он ответил бы: «Чтобы жить в другом мире». Жить здесь и сейчас ему абсолютно не нравилось.
Кулькен быстрыми шагами направился мимо поста охраны, пряча лицо за полы воротника.
– Доброе утро! Вы сегодня рано, –весело сказал охранник.
– Угум... ммм... – только и промямлил Кулькен, выжав из себя подобие улыбки. Правой рукой он вцепился в ремень сумки, которую носил через плечо. Левая рука была сжата в кулак настолько, что ногти впились в ладонь. Он не был зол, не был агрессивен, он просто не знал, как общаться с людьми, и поэтому был очень напряжен. Преодолев пространство холла, он прошел к ближайшему лифту и щелкнул кнопкой вызова в надежде, что так рано ни один из сотрудников не придет на работу. Лифт, мерно жужжа, спускался вниз. Кулькен умоляюще смотрел на цифры, которые сменяли друг друга.
«Слишком медленно... слишком медленно. Неужели нельзя заменить эти лифты на что-нибудь пошустрее? – сокрушался он. – Нужно будет поднять этот вопрос на совещании. Интересно, во сколько это обойдется?»
Дверь холла распахнулась с грохотом, сопровождаемым резкими громкими возгласами двух самых нелюбимых им менеджеров по продажам. Он узнал бы их голоса даже в переполненном зале.
«Ну почему? Почему сейчас? Кто вас принес сюда так рано, да еще в понедельник?» – мысленно простонал Кулькен.
– А я ей и говорю: «Ты, детка, что, не знаешь кто перед тобой?» И бросил перед ней статью, в которой была моя фотография. Видел бы ты ее глаза, они так забегали, заблестели. Я готов поклясться, что увидел в ее глазах падающие золотые монетки. Она сразу же изменилась в лице, ей-богу!
– Да ты гонишь, на такое могла бы повесь только полная дура.
– А кто сказал, что она умная? Она стажерка в отделе корреспонденции, в компании четвертый день. Если б я сказал, что я правая рука босса, она бы поверила. Таким курицам можно плести все, что угодно, – он толкнул друга в бок и сально улыбнулся, – а ради денег они готовы сам знаешь на что. Главное знать, что лить им в уши. Прикормил – пользуйся! – и он громко рассмеялся. Через секунду второй одернул его за рукав, заприметив у лифта Кулькена.
Кулькен же наблюдал за ними в отражении блестящей панели красивого, но слишком медленного лифта. По закону подлости, как только менеджеры подошли к лифту, тот раскрылся.
«Для них открыты все двери, – с грустью подумал он, – даже те, что не отпираются».
Он вцепился в ремень сумки второй рукой и шагнул в распахнутые двери лифта. Менеджеры последовали за ним.
– Доброе утро! – сказал второй.
– Как настроение, мистер Мозг? – произнес первый и хамовато улыбнулся.
Кулькен не любил менеджеров по продажам, будь его воля, в компании не было бы ни одного «продажника», как он их называл, но было очевидно, что без «продажников» не будет продаж. Они были тем вынужденным, необходимым злом компании, без которого она просто развалилась бы.
Кулькен не знал, что сказать. Не знал, кому он должен ответить первым. Он мог бы сказать «Доброе утро», обращаясь к первому, а второму – «Настроение отличное, спасибо». Или мог поздороваться и спросить, как они поживают. Хотя такой вопрос не совсем уместен, они ведь не живут в одной квартире и могут решить, что он подшучивает над ними. Все знали что, Кларест и Дорф близкие друзья, что они много времени проводят вместе, а спроси он, как они поживают, могли бы решить, что босс намекает на их ориентацию. Секунды утекали, словно уносимые горным потоком, а Кулькен все никак не мог решить, что сказать. Молчание из неловкого превратилось в давящее. Кларест и Дорф переглянулись. Они знали о странностях босса, но он никогда не переставал их удивлять. Для них, привыкших находить подход к любому, было непонятно, почему человек не может просто поприветствовать их в ответ.
– Мистер Мозг, все хорошо? – спросил хамоватый Кларест.
– Угу, – кивнул Кулькен.
– Ну, слава Богу, а то я уж решил, что у вас инсульт, – он хохотнул и толкнул Дорфа локтем. Кулькен еще сильнее сжал ремень сумки и глубже вжал голову в плечи.
Лифт весело звякнул и двери распахнулись.
– Улыбнитесь, босс, жизнь прекрасна, вам ли не знать? – подмигнул ему Дорф и вышел вслед за Кларестом.
Когда двери закрылись, Кулькен прислонился спиной к стене и гулко облегченно вздохнул. Через пару секунд он разжал ремень сумки и посмотрел на ладони.
«Сегодня не так плохо, – подумал он, глядя на отпечатки впивавшихся в ладонь ногтей, – сегодня не до крови».
Он ехал на последний этаж «Башни», испытывая чувство облегчения, и чем выше лифт поднимался, тем легче становилось у него на душе. Наверху под самой крышей была его «Крепость», куда никто не мог проникнуть без приглашения. Он засядет там и не будет выходить несколько дней. Лишь одна мысль маячила темным грязным пятном на фоне наступающего умиротворения. Он отмахивался от нее как от надоедливого насекомого, но она все жужжала и жужжала в мозгу: «Доктору Браламонтсу это совсем не понравится». Доктор Браламонтс был его личным психологом. За три года Кулькен даже привык к нему, более того, иногда он даже с нетерпением ждал их встречи.
«Раз в неделю по пятницам как штык».
Но сейчас он понимал, что доктор будет недоволен замешательством Кулькена в лифте. Ведь это регресс. Они добились таких успехов, а теперь Кулькен как будто откатил все их встречи на год назад. Благодаря доктору Браламонтсу Кулькен перестал бояться ездить со знакомыми людьми в лифте, конечно, серьезной проблемой все еще оставались незнакомцы, но Клареста и Дорфа Кулькен хорошо знал, даже больше, чем ему бы хотелось. Кларест был наиболее обсуждаемой фигурой на встречах у доктора. Он стал неким темным персонажем, которого Кулькен боялся, но превозносил. Он бы хотел также легко общаться с людьми, но при этом испытывал непреодолимое отвращение к тому, как именно Кларест использовал свой талант.
Но не только это расстроит доктора при их следующей встрече. Им придется обсудить день рождения Кулькена, а для большого босса это из года в год нерешаемая проблема. Кулькен прекрасно понимал, что не найдет в себе сил покинуть свое убежище перед этим событием. В глубине души он надеялся, что все забудут, что его никто не поздравит и коллектив компании не закатит ему очередную глупую вечеринку. Но на самом деле он знал, что уже пару недель его день рожденья был у всех на устах. Стоит сейчас ему попасться на глаза кому-нибудь, он обязательно услышит: «Босс, у вас же день Рождения скоро! Не прячьтесь в своей берлоге, мы все равно вас вытащим!» Кулькен вздохнул.
«Кому вообще нужны эти праздники? Ну, стал я на год ближе к смерти, и что? Радоваться теперь приближающемуся переходу в вечность?»
Определенно, Браламонтс будет очень разочарован. Но Кулькен уже все решил, даже если потом на следующей встрече доктор будет его ругать и грозить временным отстранением, «Крепость» он ни за что не покинет.