– Афродита..?
– Знаю, что удивлен, но ты был не прав. Судьба Вселенной для меня важнее моего разбитого сердца, тем более, что я совершила ошибку.
– Моя любовь к Эллине была твоих рук дело?
– Нет, любовь Эллины к тебе – была моих рук дело. На тебя мои чары не действуют, неужели ты забыл об этом! – Афродита криво усмехнулась, – Я знала, что даже если ты не сможешь ее полюбить, то обязательно привяжешься к Эллине – но, все получилось еще лучше, ты влюбился. Смертная Эллина – постарела бы и умерла, а рядом бы находилась ее абсолютная копия – юная и прекрасная, но абсолютно равнодушная к тебе. Да, я знала, о Пандоре и о том, что отец заставит тебя опекать ее.
– Это ты надоумила Эллину отправить свое резюме в наше агентство?
– Нет. Мой план потому и возник, что твоим секретарем работала девушка похожая на Пандору.
– О какой ошибке ты тогда говоришь?
– Это я сообщила тогда Астрею, что ты и Эос – любовники. И это я внушила Эос вечную неразборчивую страсть. Я ревновала. Не смотря на то, что знала, что и Эос для тебя тоже особо ничего не значит. Но, я надеялась, что Астрей найдет способ тебя уничтожить. Однако, он, как и я, не захотел связываться с Зевсом. Ты ищешь титана, способного управлять стихиями и пространством, и у которого на тебя зуб, думаю, ты его только, что нашел. Но будь я на твоем месте, я бы держалась от него как можно дальше. Все эти годы его ненависть к тебе только росла. С каждым новым любовником Эос – он ненавидит тебя все больше и больше.
Ганимед замешкался в нерешительности. Он не знал, что в таких ситуациях полагалось говорить. – Ты простила меня? – спросил он просто, чтобы не молчать.
– Я работаю над этим… – ее голос прозвучал как эхо. И Ганимед понял, что разговор окончен.
– Что опять с Пандорой, что-то не так? – услышал он голос Эфалида.
– В смысле? – не понял, еще не пришедший в себя после видения, Ганимед.
– Да. Потому что ты опять ушел в астрал, – напомнил ему Эфалид.
– Нет, с Пандорой все в порядке, – увидев округлившиеся глаза Астреи и Медеи, Ганимед мысленно застонал. Зная, что с тремя ему просто не по силам справиться, заявил: «Все вопросы завтра! У меня сейчас срочное, очень важное дело». Он удалялся от них почти бегом, но недостаточно быстро, чтобы не слышать за спиной их веселое похихикивание. Через пару часов Ликург доставит Пандору, и они обо всем догадаются сами.
ГЛАВА 4
Ганимед снова и снова перечитывал материалы этого сложного и запутанного дела. Он понимал, что если замешаны титаны, то под угрозой не только мир смертных.
Кто бы мог подумать, что его безответственное и трусливое поведение в ранние годы бессмертия – аукнется ему через тысячелетия. Эти ранние годы – он помнил как дурной сон. Он взлетел так легко и так высоко, что ему завидовали многие из богов. В присутствии Зевса они все приветливо улыбались Ганимеду и выказывали глубочайшее почтение. Но стоило ему оказаться одному, те же, кто ему улыбался и рассыпался в комплиментах – демонстрировали свое презрение и пренебрежение. Зевсу было плевать на сплетни и на то, что думают о нем его подданные, поэтому услышав сплетню о том, что он и Ганимед – любовники, он просто долго смеялся, заметив, что его репутацию уже ничего не испортит, а вот репутацию Ганимеда – уже давно пора немного подпортить. Ему даже было невдомек, насколько больно ранили юную душу Ганимеда – подобные сплетни.
Поэтому, когда Ганимедом – заинтересовалась прекрасная как сама любовь Афродита – он был ошеломлен и польщен. Вчерашний изгой и выскочка заполучил самую желанную женщину во Вселенной. Да, он сам себя начал уважать и сам собой гордиться. Ганимед усмехнулся этим своим воспоминаниям. Они очень быстро стали любовниками, и какое–то время Ганимед был почти абсолютно счастлив. Но когда Афродита заговорила о том, чтобы бросить Гефеста и выйти за него замуж, он понял, что не может с ней так поступить. Не может с собой так поступить. Он уважал ее и любил по своему, но все еще помнил то упоительное чувство, которое вызывала в нем Соль. Каждый раз, смотря на нее, у него захватывало дух. Он был готов на любые подвиги во имя ее. В тот день, когда он получил ее руку и сердце – он не мог перестать улыбаться. В нем было столько любви, что всем друзьям, родственникам и родителям – он еще три дня рассказывал какие они у него замечательные и как он их всех любит. Он улыбнулся, вспоминая, как они закатывали глаза и просили избавить их от излияний его чувств. Мысль же о том, чтобы жениться на Афродите – вызывала тоску и безысходность. Все о чем теперь он мог думать, это как объяснить Афродите, что не может на ней жениться.
Ганимед не нашел ничего лучше, чем сбежать как последний трус. Он впервые воспользовался дружеским расположением Зевса и попросил того дать ему отпуск от обязанностей виночерпия на триста лет. Однако, всем остальным сказать, что Зевс отправил его на край Вселенной с важной миссией. Зевс тогда очень удивился, но просьбу выполнил. Ганимед даже не нашел в себе смелости, чтобы лично сказать Афродите о своем отбытии, поэтому передал свиток через Ириду.
Проскитавшись сто лет в глубинах космоса, Ганимед заскучал и поддавшись уговорам Зевса, согласился провести вместе с ним пару лет в гостях у Гипериона. Тогда Ганимеду – это показалось очень удачным стечением обстоятельств. Ведь на Олимпе он рисковал встретить Афродиту, а в имении у Гипериона – это было маловероятно. Но судьба решила посмеяться над ним – он избежал встречи с Афродитой, но познакомился с Эос. В первый же день знакомства – они проговорили ни о чем нескольких часов. После чего виделись почти каждый день. Изголодавшийся по информации и общению Ганимед – с удовольствием слушал журчащий голос богини Зари и обсуждал с ней последние новости. Она оказалась не только всесторонне просвещенной, но и прекрасным, остроумным рассказчиком. И в ней не было ни толики обычной божественной напыщенности. Они расстались хорошими друзьями и договорились переписываться. Ганимед не хотел опять совсем выпасть из жизни, а Эос призналась, что никто не слушает ее с таким вниманием и не понимает, так хорошо как он. В течение двести лет, пока Ганимед опять скитался по Вселенной, они не виделись, а только переписывались.
Ганимеду пришла пора возвращаться к своим обязанностям. Зевс все чаще ворчал, что отпуск у Ганимеда слишком затянулся. Вернувшись из отпуска, Ганимед направился к Афродите, чтобы попросить прощения и объяснить, почему он сбежал. Но Афродита передала через свою служанку Гармонию, что не желает его видеть. Тогда, Ганимед совсем не расстроился, наоборот вздохнул с облегчением.
Жизнь виночерпия потекла своим чередом, только встречи с Эос становились все чаще. То, что они стали любовниками – было не больше, чем продолжением их дружбы. В их отношениях не добавилось страсти или интенсивности, просто чуть–чуть больше комфорта. Обе стороны все устраивало, никто не хотел ничего менять. Так продолжалось пятьсот лет. Ганимед подозревал, что если бы не вмешался муж Эос, то так продолжалось бы вечно. К их чести надо сказать, что они всегда были очень осторожны. Как он понял теперь, если бы не ревнивая Афродита, никто бы так ничего и не узнал. Но Астрей узнал, и Эос приняла решение, что им с Ганимедом больше не нужно встречаться. Разрыв с Эос Ганимед переживал очень болезненно, ведь она была его другом, прежде всего, и лишь потом любовницей. Тогда он в первый и последний раз в своей долгой жизни поругался с Зевсом, сообщив тому, что в Тартаре видел он его Олимп со всеми его богами, что мечтает, чтобы его оставили в покое, и отправился жить в мир смертных.
Сегодня, Ганимед больше не винил судьбу. Он прожил достаточно долгую жизнь, чтобы научиться признавать свои ошибки. «Чтобы ты изменил в прошлом?», – как-то спросила у него Эллина. Тогда он сказал, что ничего бы не изменил. Потому что нить событий его жизни привела к их встрече. Сегодня, он бы ответил иначе. Что ему не надо было связываться с замужними женщинами. И Афродита и Эос – были замужем. Если бы ему тогда хватило порядочности учесть этот важный факт – сегодня Эллина была бы жива, а он не имел бы во врагах, единственного титана, который, по–видимому, в курсе надвигающейся катастрофы.
Зевс не протянул без единственного друга и пятидесяти лет – причем большая часть этих лет у громовержца ушла на то, чтобы отыскать Ганимеда в мире смертных. Зевс пришел к Ганимеду с предложением, от которого сложно было отказаться, предложил возглавить Вселенское Агентство Охраны Пространственных Рубежей (ВАОПР). Зевс полагал, что триста лет, проведенные в скитаниях по Вселенной и пятьдесят лет, проведенные на Земле – серьезное преимущество для такой должности. Кроме того, Ганимед был единственным, кому Зевс безгранично доверял, ну а в природных способностях и высоком профессионализме своего любимчика – Зевс не сомневался никогда.
От самокопания Ганимеда отвлек звук подъезжающей машины. «Все… приехали…» – подумал он, вложив в эту фразу оба смысла: констатацию и факта и надвигающихся неприятностей по имени Пандора.... Тяжко вздохнув, Ганимед отправился навстречу неизбежному.
В холе гостиницы было пусто. «Это хорошо» – подумал он, «если Пандора еще спит, то будет меньше вопросов, почему она в таком состоянии». Когда он вышел на улицу, Ликург уже достал Пандору из машины и бережно нес в направлении гостинцы. «Все-таки в этом закаленном в боях солдафоне, еще осталось что-то человеческое» – усмехнулся своим мыслям Ганимед. Он на всякий случай просканировал Пандору, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Она просто спала глубоким сном. И чувствовалось, что сон шел ей на пользу, но он никогда не признается в этом Лику. Вон как чувство вины на него действует, даже человечность проснулась! Ганимед не сдержал озорной улыбки.
– О! Им! Привет! Чему ты улыбаешься? Ты же просил – поделикатней. Вот деликатничаю! Показывай куда нести.
Комната, снятая для Пандоры, располагалась рядом с комнатой Ганимеда. Лик внес Пандору и очень бережно положил на кровать. Ганимед отметил, что в действиях друга присутствует уважение или даже почти почтение по отношении к спящей девушке. «Ничего себе!» – он даже мысленно присвистнул. Чтобы не разбудить Пандору Ганимед предложил поговорить в другой комнате.
– Нет. Ее нельзя оставлять ни на минуту. Ты прав – за ней охотятся. Не стал тебя беспокоить, так как сами справились. Но девочку пытались похитить. Я перестраховался и организовал две машины с сопровождением, которые поехали двумя разными дорогами в аэропорт. А сам с Пандорой – отправился порталом.
– В смысле порталом? Ты же не можешь открывать порталы?
– Она может. Ты думаешь, почему я в нее стрелял? Она портал открыла, только вот прыгнуть не успела. Я заметил, что она перед этим каплю своей крови с щеки пальчиком смахнула. И потом рукой по воздуху и ву-а-ля – портал… Им! Но не это главное – обе машины перехватили! Обе! Понимаешь! Все живы и здоровы, Слава богам! Но сам факт! И угадай, какой организацией был осуществлен перехват машин?
– Национальной полицией Греции… – в голосе Ганимеда звучала скука не более.
– Как? Откуда? – Ликург даже не пытался скрыть удивления.
– Обычное внушение. Дешево и эффективно. Кому-то из диспетчеров внушили, что в этих машинах, например, террористы – и все. Дальше дело техники. Пандору бы арестовали, но до участка не довезли. Смертным бы подчистили память. Конец истории. Лик, про то, что Пандора может открывать порталы пока никому ни слова!
– А как тебе удалось открыть портал, если Пандора спала?
– Уколол средний палец ее правой руки. Мазнул ее рукой в пространстве. И портал открылся. Представил себе аэропорт и твоего запасного пилота. И ву-а-ля! Мы с Пандорой – на месте. Им, тебе придется посидеть с ней. Я с ней безотрывно уже часов шесть. Пойду поселюсь, поем и минут через тридцать сменю тебя.
«Бедная Пандора» – сочувственно подумал Ганимед «теперь, когда Лик решил ее охранять всерьез – ей угрожает только одна опасность – сойти с ума от навязчивой опеки этого взявшего на себя миссию воина».
– Лик, тебе нужно отдохнуть. Я посижу с ней, пока буду работать с бумагами, анализировать версии и искать зацепки, которые мы могли пропустить. А потом попрошу Эфалида подменить меня. А ты приступишь к охране в 06:00 завтра. Ликург согласился, но очень нехотя.
Ганимед взял в руки карандаш и решил структурировать информацию, которой он обладал. Выходившая у него картина подготовки заговора была более или менее ясна, пока он не дошел до собственно заговора. В чем он заключался? Как планировали его осуществить? Двенадцать светлых душ – для чего они нужны? Ганимед не заметил, как заговорил вслух.
– И еще пятигранники? Причем здесь пятигранники? … Хмм…, какой-то додекаэдр получается!
В тот момент, когда Ганимед произносил слово додекаэдр, он подразумевал, что у него абракадабра получается, но едва слово додекаэдр прозвучало вслух, неимоверная, совершенно сумасшедшая догадка пронзила его мозг: «додекаэдр – это двенадцатигранник, который отражает Вселенную в целом. Память любезно добавила то, что еще Платон писал о додекаэдре: «… пятое многогранное построение, его бог определил для Вселенной и прибегнул к нему в качестве образца». Как по мановению волшебной палочки, беспокойство, терзающее внутренности Ганимеда с момента его прибытия в Эймсбери, вдруг ослабило хватку. Взволнованный, он вскочил со стула, несколько раз прошелся туда – обратно по комнате, все это время, прокручивая факты в голове, и наконец-то не выдержал и воскликнул:
– О, боги! Я знаю, что будет использовано в качестве «троянского коня» и что нарушит равновесие…
– Додекаэдр?! – насмешливо улыбалась, проснувшаяся Пандора, как раз выползавшая из под одеяла, все еще одетая в ту же одежду, в которой «ныряла» в бассейн.
– Вот цербер! Извини, если разбудил…, как ты? – когда же он привыкнет к ней, когда сможет смотреть без содрогания и горечи. Слов нет, Афродита умеет мстить.
– Хмм… чувствую себя удивительно выспавшейся. Не знаешь, почему бы это? – и что-то было в сладком тоне ее голоса, что заставило Ганимеда взмолиться о помиловании…
– Пандора! Это чужая собственность! Ее нельзя портить! Умоляю тебя, держи себя в руках! Я сейчас все объясню!
Пандора откровенно и заливисто смеялась.
– Я всего-то хотела запустить в тебя подушкой. – И опять залилась смехом. Смех у нее был удивительный, журчащий и переливистый, и очень отличавшийся от смеха Эллины.
– А что там с додекаэдром? – вдруг деловито поинтересовалась она.
– А что там с Ликургом случилось? – в тон ей спросил Ганимед.
– А-м. Это потом. Что с додекаэдром? – не сдавалась Пандора.
– Я предполагаю, что додекаэдр – это сосуд, в котором в один из миров Эфира (вероятней всего, в самый густонаселенный) будет доставлена микроскопическая Вселенная в состоянии космологической сингулярности…
– Ты намекаешь на теорию большого взрыва? Но это же непроверенная гипотеза?!
– Да, гипотеза. Но кто-то в этой Вселенной есть достаточно тщеславный и безумный, чтобы проверить ее на практике.
– Но зачем такие сложности? Ритуалы. Светлые ведьмы. Пятигранники. Додекаэдр, наконец. Если кто-то хочет уничтожить видимые миры, то есть и более простые способы…
– Насколько я понимаю, идея состоит не в том, чтобы уничтожить видимые миры, а в том, чтобы уничтожить возведенные Зевсом рубежи, и то только со стороны миров Эфира.
– Но это нарушит баланс Света и Тьмы! Последствия могут быть самые непредсказуемые вплоть до вымирания всего живого! Кто вообще мог додуматься до такого? – голос Пандоры звучал негодующе, такая с горящими гневными синими глазами – она вообще не имела ничего общего с Эллиной.
– Что ты знаешь об Офионе?
– Ну, то, что он король титанов, муж богини сотворившей все сущее, первый владыка Олимпа. Мой пра-прадед, кажется. Мой дед, Кронос сверг его и заключил в Тартар.
– В том-то и дело, что Кронос не заключил его в Тартар. Он бился с ним врукопашную, и по праву сильнейшего занял его место, Офион же был отправлен в изгнание. В период моей жизни, когда я скитался по самым отдаленным вестям Вселенной, я однажды имел «счастье» познакомиться с ним. Еле ноги унес. Отвратительнейший тип – хочу тебе сказать. Абсолютное холоднокровное пресмыкающееся. Власть и Месть – это все, что он хочет от этой жизни. Он уже тогда бредил своим победоносным возвращением. Но пока существуют рубежи между мирами – путь Офиону в видимые миры надежно закрыт. Поэтому, он обречен, скитаться в холодной, безжизненной пустоте глубокого космоса.