А в деревне творились серьезные события. Приехавшая по просьбе жительницы полиция задержала троицу браконьеров, поймала на месте преступления, так сказать, взяла с уликами и поличным. С местного населения брали показания, вели опрос свидетелей. И хотя никто ничего не видел, не слышал и не подозревал, старики были счастливы оказанному им вниманию, с удовольствием ходили в дом к Сайнаре "давать показания", жалуясь заодно и на свои болячки, нерадивых детей и равнодушие властей. Молодые парни из опергруппы с пониманием отнеслись к старикам, и молча выслушивали их старческие покаяния. Ирину тоже опросили, она нехотя рассказала о сторожке, о последних часах с преследованием, но на Василия заявлять отказалась. О старом нападении возле реки даже не упомянула, как не сказала и о том, с кем обнаружила злосчастный домик егеря. Один из дружков Василия заикнулся было, что на них налетел снежный человек, но сотоварищи быстро утихомирили его, припугнув, что к тюремному сроку им еще и лечение в психиатрии пропишут. Василий и тот другой отлично понимали, в чем следует покаяться, а о чем смолчать. В них уже загорался азарт новой охоты. Теперь-то они знали какого "зверя" нужно было выслеживать. Теперь им оставалось только дождаться свободы, мелкая пушнина их больше не интересовала, в этом они могли поклясться хоть на суде, хоть на священном писании.
- Ты на Ваську зла не держи, - говорила бабушка Сайнара вечером, отпаивая Ирину сладким чаем. Дом их опустел, задержанных увезли в город, старики разошлись по своим избам, а за окном опустилась непроницаемая темень. Такая густая, какая бывает только в сибирской глуши. - Я как почувствовала, что с парнем что-то не то происходит, смотреть за ним начала. Погуляла по его следам, расстроилась конечно, да что ж тут поделать, спасать было нужно, пока не поздно совсем стало. Вот я заявление в прокуратуру и написала, да с последней продуктовой машиной передала. Молодец, шофер, не поленился, доставил, дай бог ему здоровья. И люди хорошие, откликнулись на клик старушки, приехали. Сунулись в лес, я у них проводником была, - не без гордости сообщала Сайнара, - а там стрельба и голубчики наши прям на нас и несутся, глаза по столовой ложки, один заикается, медведя изображает. И смешно и больно. Молодые ведь совсем. Васька-то у меня хоть жил, а эти так в лесу и зимовали, в избушке своей вместе с выделанными шкурками под одной крышей, провоняли, не продохнуть. Эх, жалко ребят, им бы с женами жить да детишек растить, а им денег больших захотелось.
- Ты за Васей следила? - подивилась Ира. Слова до неё доходили с трудом, мыслями она была далека от бабушки и от её повествования.
- Пришлось, а иначе никак нельзя было понять, что за смута у него на душе творится, - вздохнула старушка, искренне переживая за племянника. - Да я чай опытная бабка, лес получше любого лесника знаю, - печально улыбнулась она, взглянув на внучку.
- Может ты и за мной тоже ходила? - спросила Ира, без каких либо эмоций.
- А следовало? - вопросом на вопрос отозвалась Сайнара. - Вижу я, что ты переживаешь, и причина этому далеко не Васька. Да только что же мне за тобой следить, коли знаю я, что всё с тобой хорошо. А ежели чего, так сама расскажешь, если посчитаешь нужным.
Бабушка с внимательным пониманием смотрела в глаза девушки, и Ирина всё-таки вымучила слабую улыбку.
- Обязательно расскажу, - пообещала она, - только в другой раз.
Домой Ира возвращалась с нестерпимым чувством, что её лишили чего-то очень дорогого, без чего её жизнь теперь потеряла все свои краски.
13.
Егор пришел в себя. По глазам резанул яркий свет и отдал болью в голове. Каменьков прислушался к своим ощущениям. И почувствовал, что кроме сильной головной боли ничего не чувствует. Сделав усилие, приподнял перед собой руку, от неё вился шнурок капельницы. Но главное - она была голой, без шерсти. Егор не верил глазам. Он жадно принялся рассматривать всё вокруг. Лежал он на кровати в светлой просторной палате. Судя по интерьеру не в городской больнице, но и не у дяди Миши. Место было незнакомым, но вполне комфортным. Справа от койки большое окно, шторы-жалюзи. Возле входной двери шкаф, за ним небольшой стол и два стула. Возле кровати тумбочка и мягкое кресло, приставленное к стене. Всё новое, подобранное не без вкуса. С левой стороны расположилась ещё одна дверь. Каменьков догадался - душевая.
- Проснулся голубчик, - в палату вошел высокой статный мужчина лет так за семьдесят. С прямой осанкой, любознательным живым взглядом и седыми, почти полностью белыми густыми волосами. - Профессор Усков, можно просто Евгений Викторович. Как самочувствие?
- Лучше, чем весь последний месяц, - Егор попытался сесть, но врач ему не позволил. - Где я?
- В реабилитационном центре имени вашего покорного слуги, - профессор смешно поклонился, взял стул и присел возле больного.
Егору начинал нравиться этот седовласый старец в белом халате.
- Своим спасением я обязан вам... - Каменьков приготовился к долгой искренней благодарности, но профессор его перебил.
- Не мне, голубчик, а внуку моему. Несколько лет я поругал его за странное увлечение псевдо болезнью под названием летаргия, и как оказалось зря. Его соображения в этом вопросе оказались полезными. По крайней мере, для вас.
- Как вам удалось меня "разбудить"? - спросил Егор, до конца не веря случившемуся.
- Мой внук разработал методику, которая якобы должна активировать кору головного мозга и выводить пациента из различных коматозных состояний, - говорил врач, при этом успевая проверить пульс у больного, послушать сердце и смерить давление.
- И как именно? - Каменькову было жутко интересно слушать профессора, а может он просто радовался, что, наконец, проснулся. Евгений Викторович с удовольствием рассказывал, в чем заключается методология внука с подробностями и пояснениями. Он и не ожидал увидеть в молодом человеке такого пытливого слушателя, и, замечая, что его не только внимательно слушают, но еще и прекрасно понимают, стал вдаваться в детали, и высказывать наблюдения из личного богатого опыта.
Их беседа продлилась полтора часа, затем в палату вошла мать Егора, Екатерина Николаевна и врач корректно оставил родственников одних.
Увидев сына в сознании, женщина расплакалась и долго не могла унять слезы, сказались мучительные недели переживаний и неизвестности. Затем волнительный процесс лечения. Подписывая разрешение на новую до конца непроверенную методику Екатерина Николаевна сильно сомневалась, но и насколько непредсказуема может быть летаргия она тоже знала. И всё же решилась. Только сколько переживаний она испытала за эти дни, знала она одна. Всё закончилось хорошо - сын пришел в сознание и выглядел вполне сносно для своей необычной нестандартной ситуации.
Мать и сын долго разговаривали ни о чем, немного взгрустнули, но вместе с тем были очень счастливы. Часы летели, нужно было расставаться.
Через два дня к Егору стали пускать и остальных посетителей. Друзья не заставили себя долго ждать и ввалились в палату шумной веселой гурьбой. Они расспрашивали Егора о том, что он чувствовал, находясь в беспамятстве, потом рассказывали о своих переменах, успехах и неудачах. Брусникин поделился впечатлениями о том, когда увидел Егора в деревне. Каменьков тут же спросил о внучке нашедшей его старушки, но Сергей ничего конкретного не сказал. Вспомнил, что была девушка, но он и имени её не спросил, и вообще был занят переживаниями за друга.
Время полетело быстро. Дни Каменькова расписывались по часам. С ним занимались оздоровительной гимнастикой, заставляли плавать в бассейне по несколько часов в день, проводили интеллектуальные упражнения в виде логических задач и ребусов. Одним словом загружали до такой степени, что на собственные размышления не оставалось ни сил, ни времени. Вечером, оказываясь в палате, он ложился в постель и быстро засыпал.
Реабилитационный центр, расположившийся за городом среди природы, оказался удивительнейшим местом. Здесь по сути никого не лечили, а восстанавливали после тяжелейших травм. Возвращали к полноценной жизни как физически, так и морально. Основу постояльцев центра составляли офицеры спецподразделений, получившие ранения несовместимые с жизнью, но всё-таки сумевшие выжить; спортсмены, чья карьера прервалась из-за неожиданной травмы; каскадеры и многие другие личности, привыкшие рисковать жизнью ради поставленных целей.
Первые дни после пробуждения были столь насыщенными для Егора, что он даже не вспоминал, что с ним происходило во время летаргии. Затем память начала подкидывать эпизоды и события, игнорировать которые становилось невозможно.
Спустя несколько дней он отлично помнил каждый шаг, каждое мгновение, проведенное в лесу в мохнатой шкуре. Однако как реагировать на данность не знал. Твердо решив никому ничего не рассказывать, он осмысливал случившееся вечерами, оставаясь один на один с собой.
Вспомнилась Ирина, их встречи в тайге. Однако воспоминания прерывались последним вечером у реки и его неудачном признанием в чувствах.
- Долго я спал? - спросил Егор, удивляясь как вообще так внезапно смог уснуть среди бела дня.
- Пару часов, - с теплотой ответила Екатерина Николаевна и, отойдя от окна, подошла к кровати сына. - Как самочувствие?
- Нормально, - кивнул Егор и приподнялся, подложив подушку под спину. - Не понимаю, зачем меня здесь держат. Анализы приемлемые, чувствую себя хорошо, даже слабость прошла. Голова давно болеть перестала, и головокружения прошли.
- Хорошо, попробую поговорить с Евгением Викторовичем, может и отпустит, - пообещала мама и как-то виновато глянула на сына.
- Что-нибудь случилось? - поинтересовался Егор, видя перемены в настроение матери.
- Валерия заходила, пока ты спал. От кого-то случайно узнала о тебе и пришла навестить. А я велела ей уйти... ты сердишься на меня?
Екатерина Николаевна обеспокоенно глядела на сына.
- Ни чуть, - улыбнулся тот и, протянув матери руку нежно сжал её ладонь. - Нам незачем больше общаться. Она прошлое, которое я кажется только теперь смог отпустить. По-настоящему отпустить, - молодой человек горько усмехнулся. - А ведь жизнь действительно странная штука. И совершенно нам непонятная. Не смотря, что я был в летаргии, я продолжал видеть, слышать, и даже ухитрился снова влюбиться.
И вдруг глаза его засияли, в них проснулась жизнь, которая однажды исчезла бесследно. Екатерина Николаевна смотрела на сына и видела прежнего мальчишку - веселого и общительного, жизнерадостного и в меру беззаботного. Таким, каким он был до своего несчастного романа.
- И кто твоя избранница на сей раз? - подивилась женщина. - Неужели медсестра?
Егор снова улыбнулся.
- Девушка, которая меня спасла, нашла в тайге. И она действительно спасла меня, от меланхолии, в которой я прибывал, сам того не замечая. Спасла, вернула желание жить, воскресила возможность мечтать и чего-то хотеть от судьбы.
Мать смотрела на сына, а у самой на сердце становилось легко и светло. Перед ней был её мальчик, её прежний Егор.
- Но, милый, ты же очнулся только в больнице. Она приходила к тебе?
- Нет, она даже не знает где я. Но одна лишь мысль о ней делает меня счастливым.
Екатерина Николаевна улыбнулась, и не стала ничего говорить. Стараясь не переживать заранее чем может закончиться новая влюбленность сына.
- Я обязательно её найду, - пообещал сам себе Егор. - Хотя бы для того, чтобы поблагодарить.
- Да, я тоже собиралась навестить женщину, приютившую тебя. Сережа рассказывал мне про деревню и добрую бабушку с внучкой. Но что, если девушка не ответит тебе взаимностью, - Екатерина Николаевна не хотела подкидывать сыну такие мысли, на выздоровлении лучше скажется позитивный настрой, но здравый смысл не давал ей верить в фееричную сказку.
- Такое вполне вероятно, - Егор улыбнулся, вспоминая, как резко Ира отреагировала на его признания. - Но я приложу все силы, чтобы добиться её сердца, а иначе быть мне монахом!
- Ладно тебе, - засмеялась женщина, немного успокоившись. На душе стало спокойно от веселого настроения сына.
Этим вечером Каменькову не спалось. Воспоминания снова брали вверх над рассудком. И самым ярким из них было удивительное неожиданное и такое простое для понимания желание семьи и детей. Гуляя среди деревьев и пытаясь хоть как-то понять, что с ним происходит, вдруг из неоткуда возникло это желание. Ему нестерпимо захотелось ребенка. Девочку, мальчика, какая разница. Главное - родное существо, и ведь роднее малыша быть никого не может. Егор представлял, как будут светиться мамины глаза, она очень хотела внуков. Но на тот момент для него эти самые, казалось бы обычные прелести жизни были недоступны. Разум его продолжал жизнь прежнего человека, только вот прежней жизни у него больше не было. Там, в тайге, ему отчетливо виделось, как он спешит с работы домой с полными пакетами памперсов, детских салфеток и творожков. А в выходные гуляет с только начинающим ходить малышом. Счастье - держать его за крохотную горячую ручку, быть опорой, радостью, миром для маленького человечка. И это счастье ему хотелось разделить с Ириной. Егор это понял, когда поймал её над рекой. Вынужденные объятья длились всего несколько секунд, однако этого времени хватило, чтобы ощутить тепло её тела, нежность кожи, легкость и хрупкость фигуры. Он до сих пор помнил аромат её волос - цитрусовый шампунь вперемешку с запахами ягод и почему-то пирожков. Видимо выпечкой пахло в доме её бабушки. Тогда на него накатило отчаяние. Природа создала людей с тягой друг к другу. С желанием создавать семью, с потребностью в близком человеке. Его же она лишала законного от рождения счастья. Очнувшись в своём теле Егор ощутил эту потребность с новой поглощающей силой. Ему хотелось жить полной жизнью, со всеми значимыми событиями, переживаниями, горестями и радостями. Если в тайге Егора очаровывала и опьяняла природа, теперь его дурманило желание жить.
В центре Каменьков прожил два месяца. Как он не упрашивал, домой его выписывать никто не торопился. Заходивший чуть ли не каждый день дядя Миша объяснял это тем, что в будущем Егору предстоит очень ответственная работа. И чтобы следить за здоровьем других людей, ему нужно быть самому в прекрасной форме.
- Я хочу доверить тебе отдел реабилитации, - сообщил дядя, забирая племянника из центра домой. - Думаю благодаря последним событиям ты как никто другой понимаешь толк в этом вопросе. Тем более проведя столько времени у Ускова, ты повидал разные случаи. Тема для тебя изученная.
Егор попытался, что-то возразить, но дядя не позволил.
- Не сомневайся, всё у тебя получится, поработаешь полгодика обычным врачом, осмотришься, привыкнешь и пойдешь на повышение. У меня к тому времени как раз вакансия откроется. Николай Георгиевич на пенсию засобирался, тебя как раз успеет в курс дела ввести, наставит так сказать.
Егор поблагодарил дядю за заботу.
Через неделю молодой специалист появился в клинике. Дни полетели сплошной полосой - стремительно и неумолимо. Каменькову пришлось на несколько месяцев забыть о личной жизни и входить в профессию. Да ещё и Николай Георгиевич не выждал оговоренных полгода, наскоро объяснив Егору, что к чему, ушел на заслуженный отдых. Молодой психотерапевт едва справлялся с возложенной на него ответственностью. Не на минуты он не забывал о Ирине, однако и вырваться из рабочей круговерти не получалось.
14.
Каменьков сидел в своем кабинете. К нему заходили пациенты, и он консультировал их по волнующим вопросам. День близился к обеду. Часы приема подошли к концу, и Егор подумывал спуститься в столовую и перекусить.
Воспоминания поплыли сами собой. Ирина ушла тем вечером очень расстроенная, но ведь она возвращалась утром. Зачем, что говорила. Егор напрягал мозг, стараясь вспомнить и вспомнил.