– Прокурором.
– Врёшь!
– Правда. Еще в юности я услышал словосочетание «надзорный орган», и оно мне понравилось. Я представлял себя таким важным: вот я хожу и надзираю за всеми.
Колю это несколько рассмешило.
– И почему же не стал?
– Передумал. В десятом классе обнаружил у себя невероятную тягу к растениям, хотел стать ботаником. И меня, кстати, именно так и обзывали в школе. Я долго шёл по этому пути, пока в конечном итоге не переквалифицировался в археолога, ну а дальше ты и сам знаешь.
– Знаю. Диплом, конференция в Швейцарии, неудачная диссертация.
– Да, всё верно. Особого удовольствия от этого всего я не получил, но опыта, конечно, поднабрался. Эх, знал бы наперёд, пошёл бы в прокуроры. В таком случае, с вероятностью восемь из одиннадцати, мы бы сейчас летели на вершину горы на вертолёте, причмокивая чёрной икрой.
Николай вновь рассмеялся, но не из-за упущенной перспективы:
– Скажи, откуда ты берёшь эти вероятности? На ходу придумываешь?
– На ходу? Для бывшего учёного это оскорбление. Просчитываю шансы путём сложной калькуляции всех факторов, с учетом коэффициента…
– Ай-яй-яй… Замолчи, голова сейчас взорвётся, – Николай сделал болезненное выражение лица и жестами изобразил, как у него взрывается голова.
– Это не я нудный, это горная болезнь. Я здесь ни при чем. А вероятностями этими я дурачиться недавно стал. Как стал, так и надоест скоро. Вот увидишь, – вставил Сёма своё последнее слово. Определённо, юстиция потеряла очень ценный кадр.
За разговорами время пролетело незаметно, и друзья подошли к перевалочному лагерю, опоздав всего минут на сорок.
***
Как иногда и бывает в обычной жизни, Семён Владимирович Новиков, по аналогии с Николаем, в прошлом был перспективным учёным. Его даже как-то раз от имени института на какую-то конференцию в Швейцарию посылали.
По призванию Новиков был археологом. Не просто археологом, который сутками в земле кисточкой ковыряется, а реставратором с золотыми руками, реставратором от бога. Однажды на Семёна снизошло озарение, и он даже за кандидатскую диссертацию сел. Но всё это слишком задолбало молодого учёного. Особенно надоело бесконечно, а главное, бесперспективно спорить о своих прогрессивных научных теориях с высокоучёными профессорами, непреклонными в своих закостеневших принципах.
И Новиков, уйдя из науки, стал вольнонаёмным специалистом узкого профиля. Он стал выполнять на заказ очень сложные художественные и реставрационные работы, за которые никто во Владивостоке и во всём Приморском крае не решался взяться. Ни разу Семён не давал ни одной рекламы, но благодаря «сарафанному радио» отбоя от клиентов не было. Заказы валились как из рога изобилия, и ему было из чего выбрать. Новиков, как и подобает настоящему мастеру, выбирал не более дорогостоящую работу, а ту, которая была интереснее и сложнее.
Конечно, как и бывает на периферии страны, по-настоящему интересных работ было раз, два и обчёлся. Соответственно, заказов было не так уж и много. Поэтому Семён не особо напрягался.
Как бы то ни было, интересные и сложные заказы иногда встречались. Правда, несмотря на довольно приличные гонорары, ни одна копейка у Семёна надолго в кармане не задерживалась. И в первую очередь все новоприобретённые деньги уходили на погашение старых долгов. А эти долги по непонятным ему причинам появлялись, казалось, быстрее скорости света.
– Короче, Склифосовский. Выслушав сию душещипательную и высокосодержательную речь, я выношу свой приговор. Сей вердикт окончательный и обжалованию не подлежит. Постановляю. Неспешно и даже несколько торжественно, но при этом особо не задерживаясь, наведаться в гости в неподалёку расположенное культурное заведение. Дабы посмотреть на окружающую там обстакановку. Ну? Что скажешь на это? Как тебе, недопрокурору, моя адъюдикация? – с торжественным видом сказал, прежде поразмыслив над ближайшей перспективой культурно отдохнуть, Николай. При этом он честно отдавал себе отчёт, что, в принципе, изначально ноги сами его туда и вели.
– Поистине гениальное, даже, не постесняюсь этого слова, судьбоносное решение! Я всегда знал, что судьба существует! И именно в этот самый момент она повернулась ко мне передом, а не задом, как обычно. И при этом явила свой лучезарный лик в виде моего старого, скромно смею заметить, очень доброго и отзывчивого друга!
Прокричал всё это Семён на одном дыхании. И не оборачиваясь, дабы не спугнуть удачу, быстрым шагом направился в нужном направлении – в сторону вышеназванного «культурного» заведения. Топать было не особо далеко. И через пару минут, войдя внутрь помещения, Семён произнёс:
– Я тут себе позволил, почему-то изначально поверив в мудрое и взвешенное решение своего лучшего друга, заранее местечко поприличнее забронировать, возле стеночки, в уголку с диванчиком. Ну, там, – для уточнения указал он нужное направление пальцем, – где ты обычно любишь сидеть. А то вдруг супостаты какие понабегут да упырки всякие.
– Ага, в понедельник с утра понабегут и всё пиво местное нефильтрованное да свежесваренное выпьют?
– А я тебе на этот ехидный вопрос с подвохом вот что отвечу: они могут, они всё могут, на то они и супостаты! Неужели ты, несмотря на все старания нашего масс-медиа, до сих пор не веришь во всемирный заговор? – заговорщицки прошептал друг, первым поудобнее устраиваясь на вышеупомянутом диванчике. – Пиво – оно ведь не вода, его знаешь, сколько выпить можно? Я вот сам однажды взял да и…
– А вот этого-то, честно сказать, я и побаиваюсь, – перебив друга и рефлекторно пощупав карман, где лежали наличные, сказал Коля. – Кредитки-то со мной нет. Вернее, есть, но она с почти нулевым балансом. Не скажу, что я сейчас совсем пустой, но на царское застолье не рассчитывай. Мера во всём важна. Так нас учил сам Неру! Что ты против него сказать имеешь?
– Не бзди и релаксируй, ощущая рядышком присутствие такого человека, как я. Не проигрывает сражение только тот, кто свою жопу с дивана поднять боится! Или как-то так, – с многозначительным видом провозгласил будущий собутыльник. – Повторюсь: не бзди. Если что, прикрою. У меня одна старая и редкая монета случайно в кармане завалялась. Между прочим, японская. Серебряная! Чуешь, куда дело клонится?
– Ну уж до этого, надеюсь, дело не дойдёт. Не бичи, вроде, чтобы монеты редкие закладывать в кабак.
– Но-но! Попрошу в этом прекрасном заведении – храме Бахуса – так грубо не выражаться! В кабаке залог оставлять – не то, что не зазорно, а наоборот даже. Например, исторические факты о чём свидетельствуют?
– И о чём же? Уж больно не терпится узнать сию историческую тайну.
– Ага, заинтригован? А свидетельствуют они вот о чём: все аристократы, да и просто по-настоящему культурные люди так раньше всегда поступали. Культурные! Знаешь, например, как столовался сам Есенин? А вот есть ещё такая фраза, моя любимая: «Кто такой истинный алкоголик по призванию? На это есть очень простой и при этом весьма точный ответ: поэт, писатель, мечтатель, лауреат Нобелевской премии…» А! Хорошо ведь сказано?
– Ага, лауреаты нобелевско-шнобелевской премии… И где сейчас находятся все эти аристократы, лауреаты да представители творческой и не очень, с позволения сказать, интеллигенции?
– Упырь, не порти торжественности сего великого момента. Всегда надо думать только про лучшее, про возвышенное. И никак иначе. Например, я всегда только так и поступаю. Мысли – они ведь по-настоящему материальны! Вот откуда, как ты думаешь, я здесь взялся?
– Да нетрудно было бы догадаться. Вот, например, мой основной вариант развития событий: взял ты, старый пень, проснулся в обед. Затем, почесав репу перед зеркалом, не слишком спеша, оделся-обулся, да и припёрся прогуляться на набку. С предшествующего перепоя воздухом морским целебным подышать. Что, разве звучит неправдоподобно?
– Неееттт, не угадал! Я, между прочим, после работы шёл ночной да о тебе, о великом человечище, только подумал, и вот: идёт оно само навстречу! А морда-то кислая да невесёлая. Дай-ка, думаю, уважу замечательного человека приглашением в хорошую компанию в виде самого себя. Вот это и есть «правдоподобно звучит». Так надо было мыслить, а не «проснулся, припёрся». Тьфу на тебя!
– Ах, вот как получается: «Оно идёт»! Ну уж спасибо за комплимент. Я всегда верил, что ты обо мне хорошего мнения, – сделал неуклюжую попытку изобразить реверанс Коля.
– Как я ранее и говорил, не будь занудой, это тебе не к лицу и не к другим частям тела.
***
Отойдя от настырного полуденного зноя, который успел всецело захватить власть на улице, они, успев немного потрепаться, наконец-то дождались официантку, которая, вопреки Сёминым опасениям, не скрывала в полупустом зале притаившихся супостатов, поглощающих прохладное пиво тоннами. Иных нежелательных личностей также не наблюдалось. В уютном зале имелась лишь традиционно хорошая и призывающая подольше здесь посидеть музыка и сама официантка в традиционном костюме ирландской то ли горничной, то ли домохозяйки, которая задала не менее традиционный вопрос:
– Господа, давненько вас не видела. Будете начинать как обычно?
– Нет, лапа. Сегодня у нас почти что праздник. Можно начать и необычно: пожалуй, сегодня с вашего фирменного тёмного начнём. Клин клином, так сказать, вышибем. Из моей тёмной души темноту тёмным пивом прогоним! – довольный собственным каламбуром, загоготал Сёма. Затем, развалившись на мягком диване и почитав для вида давно заученное меню, он как бы с ленцой объявил:
– И колбасок с картошечкой. Да греночек с чесночком. Да рыбки солёненькой красненькой. Да… Да, пожалуй, пока что, всё. Пока что!
Друзья полюбовались в очередной раз на колоритный интерьер бара. Все его стены были расписаны картинами на рок-н-ролльную тематику. Повсюду висели виниловые пластинки, портреты знаменитых рок-музыкантов с их оригинальной концертной атрибутикой вроде литавр и барабанных палочек. По словам персонала, всё было подлинным. В общем, атмосфера в баре располагала к одному: было торжественно объявлено о начале застолья.
– Ляпота! Аж даже материться хочется! Но не буду: я же всё-таки культурный человек. Хотя некоторые и сомневаются, – подняв палец вверх, сказал Семён, попеременно с произносимыми словами употребив первую кружку буквально в три глотка. – Вэри, как говорится, гуд. Теперь, когда мысли немного прояснились, хочу о культуре погуторить. Ты вот, как культурный человек, как к такой херне относишься?
– К какой – такой? – допив свою порцию, возмутился Николай. – Я к херне не отношусь! Прошу не оскорблять. В богоугодном заведении – особенно!
– Не говори раньше времени. На вот лучше, полюбуйся, – Сёма из своей необъятной сумки выудил довольно-таки приличный новенький ноутбук и, набрав бесконечный пароль (и как это он ни разу не ошибся, его набирая?), показал какую-то статью. – Прошу ознакомиться, но сразу кратко донесу основную мысль: «Комитет по архитектуре и градостроительству города Владивостока на основании многочисленных заявлений граждан утвердил реконструкцию всей территории так называемого района Третьей Рабочей». Там теперь, надо полагать, всё перекопают и похерят то, что должно быть нетронутым! И главное, с чего бы такая внезапная прыть? Там ведь с тридцатых годов лопата в землю опускалась только для того, чтобы цветы и деревья посадить. Не говоря уже о том, что в самих тридцатых там от былого рельефа камня на камне не осталось. Реконструкция тогда была глобальнейшая. Жалко, что с документами напряжёнка. Большую половину почему-то до сих пор не рассекретили. Всё якобы из-за стратегически важного тоннеля.
– А в чём мораль-то? В чём они не правы? Старые улицы, старые дома. Почему бы и не заняться реконструкцией? Новую струю, так сказать, пустить. Разгрести, образно выражаясь, авгиевы конюшни.
– Ответ понятен. И я даже прощаю тебе это жуткое невежество. Помнишь, с чего я начал нашу судьбоносную встречу?
– Конечно. Кирпичи какие-то древние в лесу кисточкой будешь очищать. Для москвичей, кажется?
– Эх, если бы кирпичи. Из чёрного гранита исключительной полировки идеально подогнанные глыбы, килограмм по двести каждая. Нашли случайно в Партизанском районе, глубоко в тайге. На месте старого городища, как предполагают, чжурчжэней. Слыхал о таких?
– За необразованного идиота меня держишь? Все знают, что когда-то в Приморье находилось ядро их государства – Золотой Империи, а один из важнейших городов, возможно, даже и столица, я точно знаю, как раз и находился в Золотой Долине – том самом районе. Помню, что их города имели свои фишки. И даже, как некоторые утверждают, подобие промышленности. Поэтому меня не особо удивляют полированные гранитные камни. Чего тут особо удивительного? Взяли да отполировали. Не египетскую же пирамиду вы нашли.
– Не египетскую, это точно. И не пирамиду. Но возможно, и мне лично так кажется, это будет не менее масштабное по значимости прорывное открытие. Вот, к примеру, ты раньше слыхал о такой теории, что могила чуть ли не самого хана Хубилая либо его ближайшего доверенного лица находится в нашем крае? Погоди, не спеши раньше времени бежать впереди паровоза и махать руками, кидаясь тапками. Сначала дослушай до конца.
– Ну, удиви старого ворчуна.
– Ага. Так вот. В определённых научных кругах давно упорно ходят слухи, что где-то там могут быть закопаны его те самые легендарные четыре золотых коня. В натуральную, между прочим, величину! И это не считая иных царских цацек. Он их, как ты, наверняка, и сам знаешь, всегда и всюду возил с собой. Даже когда на Японию в поход на кораблях ходил. Это было главное наследство его деда Чингисхана! Что-то вроде талисмана, который следовало брать с собой. Для привлечения удачи и успеха в любом важном деле.
– Ну да, точно. Про Хубилая – внука Чингисхана, пятого и последнего великого монгольского хана я, конечно же, слышал. Говорят, что Хубилай воевал в Азии, покорил Корею и Вьетнам. Даже на китайцев напал и тоже покорил. После чего, сытый и довольный, объявил себя императором Востока.
– Точно, объявил. А кто же ему тогда запретил бы?
– Но вроде бы при этом Хубилай был не особо-то и кровавым злодеем, в отличие от своего деда. Говорят, что именно при хане Хубилае расцвёл буйным цветом буддизм. Это стало известно от самого Марко Поло, которому, как считается, можно доверять. Всё-таки этот венецианец является чуть ли не главным авторитетом среди средневековых путешественников. До сих пор очень мало людей, которые столько же в жизни успели повидать, как он. Может, только Сенкевич его переплюнул?
– Полностью с тобой соглашусь: Марко Поло верить можно. Я сам лично некоторые его путевые записки в музее в Европе видел, когда я был там на конференции. На фальшивки не похоже, правда, понять их смысл трудновато, особенно не очень подкованному в старых формах итальянского языка человеку.
– Хорошо, конечно, это всё очень интересно, но причём здесь наш многогрешный город? Как к этому прислюнилась реконструкция района и начавшаяся там стройка? Кроме того, я нахожусь в здравом уме и ни за что не поверю, чтобы сам Хубилай или какой-то важный его заместитель появлялись здесь самолично. И вообще, сомневаюсь насчёт того, что они в своей жизни что-либо вообще слыхали об этих богом забытых районах бывшей так называемой Тартарии. Очень, очень сильно сомневаюсь. Какого чёрта лысого, спрашивается, люди, завоевавшие Китай и ставшие императором и вторым лицом в Азии стали бы переть свои царственные задницы в сторону ещё в проекте не значившегося Владивостока? И ещё замечу ради исторической справедливости. Никто из них точно не знал тогда об этом районе. Районе, бывшем в те времена дырой и вообще краем света. Я об этом курсовую писал и кучу литературы перелопатил. Не было у нас тут в древности ничего интересного, а уж тем более – для царей и императоров.
После этого последовала театральная пауза, сопровождавшаяся бульканьем пенного напитка. Тяжёлый вздох, а затем – довольное хихиканье.
– Ну что, выговорился? И на душе, конечно же, легче стало? Не патриот ты своего края, однако. А вот это ты видел? – и показал Николаю какое-то размытое изображение на экране ноутбука.