Мне тоже было тяжело, но он выглядел раздавленным. На посеревшем от страдания лице, казалось, не осталось жизни. Только сейчас я по-настоящему понял, как он любил нас. Как же стыдно теперь за два года отсутствия и за страдания, которые причинял родным. Если бы только вернуть все назад, я ведь мог провести это время с близкими, а не растрачивать на тех, кто этого абсолютно не достоин. Особенно мучили три последних месяца, ведь после истории с негодяем Кларком Ноэми особенно нуждалась в поддержке, и, кто знает, не переживай она так сильно, может, и миновала бы ее болезнь.
Именно в это страшное время огромную поддержку оказывали друзья. Выяснилось, что очень многие любили наших близких и хотели выразить соболезнования: коллеги и друзья отца, соседи, прихожане церкви Сен-Жан-Батист-де-Бельвиль и члены маминого благотворительного клуба, подруги Ноэми. Конечно же, в Париж приехали бельгийские родственники мамы, а также близкий друг отца Гюстав Легрант с супругой.
Практически все организационные хлопоты мне пришлось взять на себя. Отец совершенно погрузился в горе и почти ничего не замечал вокруг. Помощь Золтана и Луки, которые в эти скорбные дни постоянно находились рядом, оказалась просто неоценима. Пришлось держаться и, несмотря на то, что сам был эти дни как в тумане, вместе с ними решить все вопросы.
После того, как половина семьи нашла успокоение в склепе Ансело, часами мы сидели с отцом в темной пустой гостиной осиротевшего дома, не разговаривая, не глядя друг на друга, думая о том, как много потеряли. Порой, в периоды особенно острого отчаяния, казалось, что мы не выберемся из трясины скорби, и никогда жизнь уже не наладится и не принесет ни капли радости.
Друзья поддерживали как могли. Чета Легрант после похорон задержалась в городе на несколько дней, стараясь не дать отцу утонуть в пучине скорби. Даже Золтан и Лука, пожалуй, впервые забыли о взаимной неприязни. Понимая, как мне сейчас непросто, в один из таких вечеров, когда Гюстав с женой уговорили отца выйти в парк, чтобы заставить хоть немного двигаться, мы, устроившись в гостиной, пили и вели неторопливые разговоры о жизни, вспоминали прошлое и даже говорили о будущем.
Возможно, так мы постепенно и восстановились бы, но вскоре после похорон у меня тоже появились симптомы менингита. Казалось, отец не сумеет справиться со злым роком, но он, вопреки всему, отбросив отчаяние, начал действовать решительно. Отпустив прислугу, чтобы избежать заражения, совершенно не задумываясь о возможном риске, взял все заботы о больном на себя.
Не представляю, сколько времени я провел, страдая от невыносимой головной боли, периодически впадая в тяжелое забытье. Краем ускользающего сознания я понимал, что вскоре встречусь с мамой и сестрой, оставив Гаэтана совсем одного. И в определенный момент начал мечтать об этом, изнемогая от адских мук. Как вдруг все внезапно закончилось.
Я не сразу сообразил, умер я или перестал что-либо чувствовать в предсмертной агонии, но зато отчетливо слышал тихие голоса у двери спальни. Один из них, мой отец, горячо благодарил второго, обладателя незнакомого холодного и высокомерного голоса, называя его лордом Гэбриэлом. Смысл разговора ускользал от изнуренного сознания, но главным было то, что вскоре я, полностью здоровый, обнимал счастливого отца.
Не подозревающий, что я слышал большую часть разговора, отец не ответил, кем был таинственный гость. Я счел благоразумным не настаивать, видя, что родитель находится на грани. Когда вымотанный бессонными сутками и нервным напряжением он задремал на диване в гостиной, я отправился в кабинет и, устроившись в кресле, глубоко задумался.
Вырос я слишком прагматичным, чтобы поверить в чудо, поэтому принялся анализировать информацию, полученную из обрывка разговора отца и его посетителя. Кем мог оказаться этот мужчина? Гениальным врачом? Чудо-целителем, наподобие библейского Сына Божьего? Великим ученым, единственным нашедшим лекарство от страшной болезни, унесшей многие тысячи жизней?
Уверен, прежде мне не приходилось слышать голос, более присущий древнему императору, чем доктору. Да и способ излечения вызывал большие сомнения. Перед уходом мужчина предупредил отца, что он должен проконтролировать, чтобы ничего не случилось, пока в моем организме его кровь. Более чем странное лекарство, на мой взгляд. Ну, и апогеем подозрениям стал отказ отца что-либо объяснять.
Конец ознакомительного фрагмента.