— Ну, да. — Валет взглядом дал понять, что руки в масле, Сафир помог прикурить. — Так вот, тот мужик уже скопытился.
— Как и большая часть деревни, — добавил Сафир.
Валет кивнул, затянулся с блаженством.
— Мне его жена сказала, что на окраине какой-то дедок поселился. Вроде собирает всякое, чинит, продает.
Десантник потер руки:
— Сгоняем? Альнар пока баней займется, на стол накроет…
— Ага, таки шесть раз! — запротестовал я. — Поехали вместе… Лучше даже туда моцик откатить. Накинем сверху — дед соберет.
Сафир покрутил головой, взял протянутую Валетом сигарету, докурил в один затяг.
— Нет. Сейчас по грязи это двухколёсное не протащим, люлька где?
— Люльку переваривать надо, — вспомнил я, — крепления теперь не подойдут, мы ж раму меняли.
Валет не смог сдержать довольную улыбку, растянулась как муха в варенье, кивнул по направлению к гаражу:
— Об этом я позаботился. Теперь у нас люлька — звэр, как таран, ей богу. Я шипов наварил, вышло… мило.
Сунулись в гараж, толкая друг друга. Сафир поперхнулся, когда увидел, но руки сами уже щупают, поглаживают.
Единственное чего мы в мотоцикле не меняли, так это окраски. Заводской зеленый цвет сочной травы. И хоть добавили малость хромированных деталей, но стиль сохранили. Теперь с люлькой мотоцикл напоминал скорее средневековую колесницу. Ну, или дракона, зеленый такой, хищный. В коляске обивка из черной кожи, с вкраплениями красной материи. Еще и прожекторов понакрутил. Красота!
— Ладно, — подытожил я, — везем?
Валет пожал плечами, посмотрел на Сафира, тот произнес важно, ощутив значимость:
— Ага.
Баню топить пришлось всё же мне, друзья ушли переодеваться. Один напялил тельняшку, берет сунул в карман широких брюк из грубой материи, второй спёр мой хаки комплект. Я отмахнулся, зачем переодеваться, если скоро в баню.
С горем пополам собрали Урал, точнее собирал Валет, мы околачивались рядом. Еще точнее, я околачивался, а Сафир подавал инструменты. Предусмотрительный Валет закинул комплект ключей, мы с Сафиром закинули себя, но быстро опомнились, пришлось слезать.
Липкие комья земли забивались между колесом и крылом, приходилось каждые десять метров чистить. Благо асфальтовая дорога, хоть и древняя, всё же есть. Допёрли, там пошло легче. Смотрим с ожиданием на любимого зверя, что сейчас сам заведется, а мы сядем и всё. Не завёлся…
Валет повернул на очередную проселочную, что и дорогой не назвать, всё заросло, но проехать еще можно, в нашем случае — протолкнуть. После дождя воздух влажный, дышать тяжело, пахнет сыростью и пряными цветами.
Толкая железного коня через мокрую траву сами взопрели, а Урал засверкал, чистенький как свежий огурец.
Валет убежал вперед, калитка отворилась со скрипом, в два прыжка взмахнул на крыльцо, постучал громко.
Мы с Сафиром с трудом вкатили во двор мотоцикл. Сперва решили, что дома никого, постучали сильнее, втроем. Раздались тяжелые шаги, под которыми, прогибаясь, скрипят половицы. Дверь провисла от старости, и потому отворилась с грохотом, цепляя пол. На пороге встал рослый мужик, почти старик, но глаза живые, цепкие, осмотрел нас, ничуть не удивившись. Из-за дверей повеяло ветхостью, запах напомнил что-то из детства, а воспоминания всегда приятны, даже если и не очень… Старик глянул нам за спины, в глазах отразилось понимание, приглашающе отступил в сторону.
Мы люди не гордые, нас дважды звать не надо. Тёмные и прохладные сени вывели в избу. Комната светлая, большую часть занимает огромная печь, коих почти не осталось. Пол под ней не просел, хоть дом и старый, хозяин ухаживает. Часть комнаты огорожена светлым занавесом, что отделяет кухню.
— Деда, ты куда уходил?
С кухни сверкая босыми пятками выскочила молоденькая деваха, я не успел среагировать, как она оказалась в объятиях — приняла за старика. Взвизгнула и снова нырнула за шторку как испуганный кролик. Чем-то гремела, потом опять появилась улыбчивая мордочка, зарделась, пытаясь что-то сказать, дед выручил:
— Санька, приготовь чайку…
— Агась, — усердно закивала, — здравствуйте.
— Здравствуй, — в один голос отреагировали Сафир и Валет. Таких девушек любят все. Сразу видно, с мужчиной спорить не будет, работящая, шустрая и игривая, как солнечный зайчик. Кожа нежная, не испорченная косметикой, румяная.
Будь у Сафира усы, он бы наверняка один закручивал. Затуманенным взглядом смотрит на место, где стояла девчонка. Опомнился, лавка жалобно скрипнула под его ста килограммами, думал переломится, придется деду доплатить за ущерб от этого слона, но та оказалась крепче, чем выглядела.
— Ну, — начал старик, — чего стряслось?
Ответил Валет как самый опытный по вопросам техники. Дед сразу понял, с кем вести дальнейшие переговоры. На меня посматривал неодобрительно, но меня все старики почему-то не любят, а на десантника с легким презрением. Мол, судя по росту и толщине рук, головой парень думать не привык.
— Меняем коробку, вечером заберем.
— Всё?
— Ну, да… — засомневался Валет.
Я, почувствовав твердую почву под ногами, а именно почву рыночных отношений, включился:
— А есть варианты?
Дед усмехнулся:
— Коробку быстро поменяю, хоть двигатель не родной. Пока время есть, могу осмотреть, что найду — поправлю.
Я кивнул, полез в карман, вспоминая, в котором остались рубли, а в котором юани, сейчас в мире только две резервные валюты. Выудил пачку тысячных купюр:
— Тут около двадцати тысяч. Десять за коробку, столько же за полный осмотр.
Дед кивнул, соглашаясь, но деньги отодвинул:
— Вечером сочтемся, тогда и сумму назову. Я жадный, может и больше выйдет.
Сафир нахмурился, я взглядом осадил, дед не простой, понимает, раз готовы заплатить сразу — можно взять больше. Всё равно, либо у него купим детали, либо нигде.
Когда деловая тема закончилась, разговорились о жизни. Что в деревне интересного, что в городе нового, а потом понеслось. Дед оказался не промах, и одним чаем не обошлось. И пожрать смогли, и выпить.
Сашка едва успевала менять тарелки, и несла всё новые и новые куски мяса, рыбы и салатов всяких. Я удивился, откуда столько, в городе так не едим. Всё больше гамбургеры или пицца… Дома совсем не готовим, лень, проще сходить в ресторан.
В очередной раз подбежала с буханкой хлеба, хотела нарезать сразу над столом, но мы уже наелись от пуза, я придержал под голый локоть, но произнести ничего не успел. Она на секунду задержала взгляд над моим плечом, в страхе отпрянула. Глаза распахнулись, дыхание частое, будто током ударил. Нож с буханкой упали на пол. За столом сразу затихли, повернулись в нашу сторону.
Я удивленный не меньше, едва не заикаясь, спросил:
— Что случилось? Прости, если что не так…
Сашка всё еще смотрит на меня, а во взгляде ужас переходит в печаль, едва слезы не наворачиваются.
Дед зыркнул, из-под густых бровей взгляд казался налитым свинцом, пробасил членораздельно:
— Сбегай, воды принеси. В доме совсем не осталось.
Хотела что-то возразить — он оборвал спокойно, но твердо:
— Беги.
Неуверенно попятилась, оглядываясь то на меня, то на деда. Слёзы брызнули, потекли по щекам. Выскочила как ветерок, ни одна дощечка не скрипнула.
Неловкость прервал Сафир, отрапортовал металлическим голосом:
— Нам пора, спасибо за угощения. Вечером заедем, часов в десять.
Мы молча поднялись, дед проводил до калитки. Сказал на прощание, чувствуя, что у нас остался определенный осадок:
— Не обращайте внимания, девочка на улице росла, я подобрал. Она же мне не внучка, на самом деле. Да и обидеть норовит каждый. Молоденькая…
Шли молча. Сафир с Валетом насупились, поглядывают на меня, как два дачника на противный сорняк, будто я её не под локоть взял, а под платье залез. Как вернулись, я сразу ушел в баню.
Занёс две бочки колодезной воды, расплескав больше половины по полу, одежду комом скинул в предбаннике, вбежал в парилку. Вспомнил, что не вынес угли, а когда с этим закончил, с силой захлопнул тугую дверь и, тихо матерясь, полез на полку. Задницу прижгло, но перетерпел, холодная вода осталась в предбаннике, а идти лениво. Разогревшись, со злости кинул на камни полковша кипятка, через секунду понял — погорячился. Пока никто не видит, слез пониже.
Пот градом заливает глаза, щиплет, зараза. Дабы не сидеть без дела замочил березовый веник, ноздри обожгло приятным древесным запахом, из предбанника донесся тяжелый конский топот. Приперлись, татары нерусские.
Через минуту две туши ввалились в парилку, рожи довольно-извиняющиеся. В руках по два баллона холодного пива, что сразу покрылись испариной, протягивают, мол, дань принесли в знак примирения.
Я задрал нос и с высокомерным видом указал:
— Вынесите обратно, одного хватит, а то нагреется.
Сафир плеснул немного на камни, хлебный аромат облегчил дыхание. Ну, сейчас, думаю, покажу им, где русские раки зимуют:
— Плесни-ка, — распорядился я, делая повелительный жест рукой, — ну больше, больше, не жалей, харя!
Валета дважды просить не надо, тем более так грубо, плеснул ковш, отчего паром вышибло дверь, пулей вылетел, тут же снова закрыл, но с той стороны. Предусмотрительный.
Сафиру гордость не позволяет, остался, выхухоль болотный.
Я мысленно проклял всё ВДВ, но деваться некуда, взял веник. Через пять минут, уши свернулись в трубочку, а через десять не был уверен, что они еще на месте. Выдавил, щурясь от жара:
— Еще добавь, а то чёй-то пар ушёл…
Сафир, лежа на полу, повернул голову, взглядом оторвал мою, но поднялся. Ощутив сполна «ушедший пар», наполнил черпак, посмотрел на меня с крысиной ухмылкой. Видимо, оценив степень моей тревоги по исполненному ужаса взгляду, милосердно отлил половину, а остатки, быстро источаясь, зашипели на камнях. Сафир как медведь вылетел в предбанник, едва не сорвав с петель дверь. С наигранным хохотом злодея закрыл потуже.
Спустя еще десять минут, я красный как флаг СССР, но гордый за отечество вышел. Посадил себя на скамью, залпом осушил кружку пива, которую услужливо, но с гаденькой улыбкой протянул Валет, и умер с мыслью о том, что Иго сломлено.
Баня — это такое волшебное место, где мужчины могут говорить свободно. Пиво способствует развязыванию языков и разговор клеится так, как нигде более. Мы — не исключение.
— Кстати, Макса помнишь? — весело спросил Сафир.
— Которого? — уточнил я. — Сапёра?
— Нет, другого. Ну, который, этот… Кличка у него ещё была, такая…
— Корнишон! — крикнул из парилки Валет.
— Точно! Корнишон! — засмеялись мы.
Сафир разлил по бокалу как раз когда вышел Валет. Пар валит клубами, кожа красная, березовый лист прилип к шее, я сказал быстро:
— Не садись у прохода, там сифонит. Ты ноги свои паришь? Как, кстати, не болят?
— Болят, — отозвался Валет, — куда они денутся.
— Так ты парь, — подсказал Сафир.
Тот отмахнулся, напомнил:
— Так чего Макс-то?
— Ах, да! Подвал помнишь напротив моего дома? Он его купил недавно. Теперь там боксерский клуб. Я временами заглядываю, для спаррингов. Нет желания?
— У меня точно нет, — сразу отрезал я.
Валет солидарно покачал головой:
— В нашей компании по кумполу получать любишь только ты. Кстати, пока не забыл. Напомни потом, что бы я тебе подарок отдал. Новое оружие в твою коллекцию.
У Сафира загорелись глаза, спросил живо:
— Да ты что? Какое?
— А ему, какое не дари — всё не нравится, — обиженно отозвался я. — Такой классный меч ему достал, а он…
— Я тебе уже тысячу раз говорил, мне плевать, как он выглядит! Оружие должно выполнять свою функцию и быть максимально смертоносным. А твой меч убить мог только своим весом и помпезностью.
— Этот не такой, — заверил Валет, — потом покажу.
Через три часа, пьяные до икоты вывалились из бани. И, распевая похабные песенки, про Маньку, у которой длинная коса до пят, а на голове ни волосинки, пошли за мотоциклом.
На подходе к дому раздался отрезвляющий женский крик, Валет с Сафиром сразу метнулись к дому старика. Я чуть отстал, но сумел подавить секундное желание повернуть домой, а у калитки догнал. Растолкал вставших на дороге друзей, и сам замер.
На крыльце сидят трое парней, еще двое стоят у нашего мотоцикла, испражняются, сволочи. Все пьяные — хуже нас, рожи опухли.
Из дома вновь послышался визг, а в следующую секунду на крыльцо выбежала Санька. Платье порвано, лицо разбито, вся в кровоподтёках. Губы распухли, а из глаз ручьём бегут слёзы. Её тут же остановили трое, которые сидели на завалинке, заржали:
— Что, уже наша очередь?..
Из дома выскочили еще двое, один хромает на обе ноги, явно Сашка постаралась.
Первый, который нас увидел, открыл рот, собираясь что-то выкрикнуть, но запоздал, Сафир в два прыжка оказался рядом. Нижняя челюсть парня вылетела с сухим треском, так, что язык неэстетично выпал. Я подскочил к тому, который держал Сашку, выдернул из его лап как пушинку, и спрыгнул с крыльца. Сафир сделал два шага назад, встал, закрыв нас спиной.
В это время, Валет, взбешенный не меньше, но по другому поводу, оказался рядом с Уралом. Выхватив из коляски монтировку, ударил одного по голове, второй тут же отскочил.
Всё произошло стремительно, парни не сразу поняли, что кто-то посмел напасть. В руках блеснули ножи, что вызвало у Сафира радостную улыбку. Потом будет уверять, что это была только самооборона.
Я тем временем успокаивал Сашку:
— Ты в порядке? Они… э-эм… не тронули?
— Нет, — всхлипнула она, — Ещё нет…
Я шумно выдохнул, пришло осознание, что меня, оказывается, волновал этот вопрос. Хотя в городе всем давно глубоко наплевать на девственность и прочие атавизмы.
Я встал рядом с Сафиром, тот успел напялить берет, сказал через плечо:
— Как знал, что пригодится…
Руки развел в стороны, кулаки стали похожи на два молота, глаза бешено вращаются, челюсть выдвинул до хруста:
— Ну, лешие, давай скопом! За ВДВ!
Все в нерешительности остановились, а затем, как по команде, бросились на него.
Сафир взревел, одного встретил ударом в грудь с ноги, да так, что тот отлетел метра на три со сломанной грудной клеткой. Другого наоборот, рванул на себя, тараня его хрупкую башку своим чугунным самоваром. Валет оказался рядом со мной, ловко орудуя монтировкой, вскрывал головы, как консервные банки. Один едва не зацепил его ножом, но я перехватил руку, повернул к себе, резко ударил в горло, тот закашлялся, согнувшись пополам, а я спас его от удушья ударом в затылок. Еле отпрыгнул от пронесшегося мимо Валета, вошедшего в раж, теперь вижу, что их осталось не больше нашего.
Когда снова посмотрел на Саньку, кровь закипела сильней, дико осматривался в поисках того, кто так избил её. Не обнаружив на улице никого способного стоять на ногах, метнулся в дом, куда секундой раньше вбежал разъяренный Сафир.
У печки лежит дед, густая кровь течет неохотно, седые волосы вымокли, свисают грязными сосульками. От солоноватого запаха крови зачесался нос.
Сафир присел рядом, прислонил старика к печке спиной, тот застонал тихо.
— Дед, давай, приходи в себя, — нахмурился Сафир, — ты нам еще мотоцикл чинить должен!
Старик вымученно улыбнулся, но глаза расширились, рванулся из рук:
— Где Санька?
Сафир придержал, сказал успокаивающе:
— Она в порядке, с ней… — осекся, увидев, что я стою рядом, — Валет.
Я снова вышел на улицу, Сашка сидит у дома, охватив колени руками. Увидела меня, стала поправлять спадающие куски платья. Я быстро снял футболку, одел на неё, игнорируя робкие попытки сопротивления.
— Всё хорошо, девочка, всё в порядке. Не плач.
Глаза распахнула так, что я едва не почувствовал дуновение от взмаха ресниц. Страх в них читается отчетливо, как если бы перед ней стоял не я, а маньяк с бензопилой. Иногда заглядывает мне за спину, будто там кто-то стоит. Я на всякий случай проверил — никого. Только Валет остервенело лупит монтировкой двух парней, которые посмели испачкать его Урал. Святой алтарь осквернили, гады немытые!
Сафир ощупал пульс у тел, коих вынесли из дома. На удивление все живы, но быть может ненадолго, Сафир не в духе.
Зашли в дом, Сашка уже пришла в себя, помогая старику.