Она поддалась эгоистичным желаниям.
Простит ли он ее когда-нибудь? Простит ли она сама себя?
– Бурук Бледный знает все, что нужно знать мне, – сказал Халл Беддикт.
– Возможно.
– Он скажет мне.
Если не захочет, не скажет.
– Несмотря на его инструкции, – сказала Сэрен, – он всего лишь мелкая фигурка в этой игре, Халл. Глава торгового дома, очень кстати расположенного в Трейте, и имеет опыт торговли с хиротами и арапаями. – С моей помощью как проводника по землям эдур.
– Ханнан Мосаг пошлет воинов за кораблями, – сказал Халл Беддикт. – Доля королевы в прибыли этих торговых домов пострадает.
– Думаю, она предвидела потери.
Человек, сидящий рядом, не был наивным юношей, однако он долго оставался вне хитрых схем и смертельной ловкости рук, составлявших суть летерийцев. Чувствовалось, как он с трудом продирается через путаные слои замыслов и планов.
– Я начинаю понимать, что она задумала, – сказал он немного спустя таким безнадежным голосом, что Сэрен отвернулась.
– Тогда, – продолжал Халл, – мы прокляты, что так стремимся смотреть вперед, только вперед. Как будто путь впереди будет чем-то отличаться от уже пройденного.
Да, и я получаю по голове каждый раз, как оглянусь.
Пора уже перестать оглядываться.
– Пять перьев отдадут тебя в рабство, – пробормотал лежащий в постели Тегол Беддикт. – Никогда не думал, как это странно? Конечно, у каждого бога должен быть престол, но разве не следует из этого, что любой престол, воздвигнутый для бога, уже занят? А если не занят, кто в здравом уме решил, что нужно поклоняться пустому престолу?
Бугг, сидящий на низеньком трехногом табурете в ногах кровати, прекратил вязать и, критически прищурившись, оглядел получающуюся рубаху из грубой шерсти.
– Я практически уверен, что моя левая рука почти или совсем такая же по длине, как и правая. Почему ты упорствуешь? Если подумать, у тебя нет никаких талантов, о которых стоит говорить. Может, поэтому я так и люблю тебя, Бугг.
– И вполовину не так, как себя, – проворчал старик, возвращаясь к вязанию.
– Не вижу смысла спорить. – Тегол вздохнул, пошевелив пальцами ног под старым одеялом. Ветер освежал благословенной прохладой, лишь слегка отдавая гнильцой Вонючих равнин. Кроме кровати и табурета, под крышей дома Тегола мебели не было. Бугг продолжал спать внизу, несмотря на удушающую жару, и поднимался, только если для работы требовалось больше света. Экономия на масле для лампы, говорил себе Тегол; масло чудовищно дорожало, поскольку китов становилось все меньше.
Он потянулся к старой тарелке с полудюжиной сушеных фиг, которую Бугг поставил рядом.
– А, снова фиги. Значит, меня ждет поход в общественное место уединения. – Тегол бездумно жевал, глядя на рабочих, снующих как мартышки по куполу Вечного дома. Совершенно случайно отсюда открывался поразительный вид на отдаленный дворец, возвышающийся в сердце Летераса, и даже больше – на соседние башни и мосты Третьей высоты, аккуратно обрамляющие заносчивость короля Эзгары Дисканара. – Надо же, Вечный дом. Вечно недостроенный.
Купол оказался таким сложным для королевских архитекторов, что уже четверо совершили самоубийство по ходу его строительства, а еще один погиб трагически – если не сказать таинственно, – застряв в сточной трубе.
– Семнадцать лет – и конца-края не видно. Похоже, они окончательно сломались на пятом крыле. Как думаешь, Бугг? Я ценю твой опыт мастера.
Опыт Бугга сводился к перестройке очага на кухне внизу. Двадцать два обожженных кирпича были уложены почти в правильный куб – если бы только не три кирпича от развалившегося мавзолея с местного кладбища. Устроители могил придерживались очень странных взглядов на то, какими должны быть размеры кирпичей. Благочестивые уроды!..
Услышав вопрос, Бугг поднял взгляд на Тегола, кося обоими глазами.
У дворца было пять крыльев и купол в центре. В каждом крыле было четыре этажа, а в прибрежном успели построить только два уровня. Работы приостановили, когда глина под фундаментом стала расползаться, как масло из сжатого кулака. Пятое крыло тонуло.
– Гравий, – сказал Бугг и снова принялся за вязание.
– Что?
– Гравий, – повторил старик. – Пробурить в глине глубокие колодцы, через несколько шагов друг от друга, заполнить гравием и утрамбовать бабой для забивки свай. Накрывай и строй сверху свой фундамент. Тяжесть не будет давить на глину, значит, ей незачем расползаться.
Тегол уставился на слугу.
– Точно. И откуда, во имя Странника, ты это взял? Только не говори, что сам придумал, чтобы не дать очагу уплыть.
Бугг затряс головой.
– Нет, очаг не такой тяжелый. Иначе я так и поступил бы.
– Пробурил бы дыру? А как глубоко?
– До камня, разумеется.
– И засыпать гравием.
– Ага, мелким. И утрамбовать.
Тегол взял с тарелки еще одну фигу и отряхнул ее – Бугг отоваривался на мусорной куче рынка, отнимая добычу у крыс и собак.
– Похоже на впечатляющий кухонный очаг.
– Похоже.
– Можно спокойно готовить и знать, что плита с места не сдвинется – если только не землетрясение…
– Да нет, и землетрясение выдержит. Это ведь гравий? Понимаете, он подвижный.
– Потрясающе. – Тегол выплюнул косточку. – Как думаешь, Бугг: вставать мне сегодня с постели?
– Вроде незачем… – Слуга вдруг замолчал, потом задумчиво наклонил голову. – А может, и есть зачем.
– Неужели?
– Утром приходили три женщины.
– Три женщины. – Тегол посмотрел на ближайший мост Третьей высоты, на людей и повозки. – Я не знаю трех женщин, Бугг. А если бы даже знал, три женщины вместе – это повод для ужаса, а не какое-нибудь «а, как кстати».
– Да, вы их не знаете. Ни одной из них, я думаю. Мне, во всяком случае, их лица не знакомы.
– Ты их не видел прежде? Даже на рынке? Или у реки?
– Нет. Может, они из другого какого-нибудь города, может, из деревни. Акцент странный.
– И они называли мое имя?
– Не совсем. Они спрашивали, принадлежит ли дом человеку, который спит на своей крыше.
– Раз они такое спрашивали, значит, точно из какой-нибудь Жабохлюпки. Что еще их интересовало? Цвет твоих волос? Что на тебе было надето, когда ты стоял перед ними? Может, они хотели узнать и собственные имена? Они сестры? У них у всех сросшиеся брови?
– Я не обратил внимания. По-моему, симпатичные. Молодые и пухленькие. Впрочем, вам, полагаю, не интересно.
– Нечего слуге полагать. Симпатичные. Молодые и пухленькие. Ты уверен, что это женщины?
– Совершенно уверен. Даже у евнухов не бывает грудей таких больших, идеальных и, честное слово, торчащих чуть не до подбородка…
Тегол вдруг понял, что стоит у кровати.
– Бугг, ты доделал рубашку?
Слуга снова вгляделся в вязание.
– Только рукава еще подвязать.
– Наконец-то. Я снова могу выйти в люди. Закрывай края, или что там нужно сделать, и давай сюда.
– Но я даже не начал штаны…
– Забудь, – отрезал Тегол. Он обернул простыню с постели вокруг талии, раз, другой и заткнул конец на поясе. Потом задумался; на лице появилось странное выражение. – Бугг, во имя Странника, пока никаких фиг, ладно? Где эти несметно одаренные сестрички?
– На Красной улице. У Хальдо.
– Снаружи или во дворе?
– Во дворе.
– Хоть что-то. Как думаешь, Хальдо забыл?
– Нет. Но он много времени проводит на Утопалках.
Тегол улыбнулся, потом начал тереть пальцем зубы.
– Выигрывает или проигрывает?
– Проигрывает.
– Ха! – Он пригладил рукой волосы и встал в небрежную позу. – Как я выгляжу?
Бугг протянул рубашку.
– Не постигаю, – сказал он, – как вы сохраняете такие мышцы, хотя ничего не делаете.
– Фамильная черта Беддиктов, дорогой печальный прислужник. Ты бы посмотрел на Бриса во всех его доспехах. И даже ему далеко до Халла. Я как средний сын, разумеется, представляю золотую середину: ум, физическая развитость и множество талантов плюс природная грация. Добавь сюда выдающееся умение всем этим пользоваться, и налицо блистательный результат, который ты видишь перед собой.
– Изящная и трогательная речь, – кивнул Бугг.
– А что, скажешь, нет?.. Мне пора. – По дороге к лестнице Тегол сделал жест рукой. – Приберись тут. Возможно, вечером будут гости.
– Приберусь, если время найду.
Тегол остановился у неровного края дыры – там, где провалилась часть крыши.
– Ах, ну да, тебе же еще штанами заниматься… Шерсти хватит?
– Могу сделать одну штанину в полную длину – или обе покороче.
– Насколько?
– Прилично короче.
– Давай одну штанину.
– Как прикажете, хозяин. А потом пойду, поищу что-нибудь поесть. И попить.
Тегол обернулся, уперев руки в боки.
– Мы продали буквально все, кроме кровати и табурета. Сколько же нужно времени на уборку?
Бугг прищурился.
– Немного, – согласился он. – Что вы хотите на ужин?
– Что-нибудь, что требуется готовить.
– То есть что-то вкусное и приготовленное или что-то, что еще требует готовки?
– И так, и так хорошо.
– Как насчет дров?
– Я не буду есть…
– Для очага.
– А-а… Найди где-нибудь. Посмотри на табурет – ну зачем ему три ноги? Когда воровство не приносит дохода, нужно выкручиваться. Я отправляюсь навстречу своим судьбам, Бугг. Молись, чтобы Странник отвернулся, ладно?
– Разумеется.
Тегол двинулся вниз по лестнице, с ужасом обнаружив, что осталась только одна из трех ступенек.
Комната на уровне земли была голой, только у стены лежал свернутый матрац. Одинокий грязный горшок отдыхал на плите очага, устроенного под окном, на полу – пара деревянных ложек и две миски. И все-таки, отметил Тегол, есть в этом некая суровая элегантность.
Он отодвинул жалкую занавеску, заменявшую дверь. Кстати, надо сказать Буггу, чтобы достал дверную задвижку из очага. Немного почистить – и можно получить пару доксов с жестянщика Каспа.
Тегол вышел из дома и оказался в узком проходе – узком настолько, что приходилось протискиваться до улицы бочком, отшвыривая на каждом шагу мусор. Пухленькие женщины… Жаль, я не видел, как они протискивались к моей двери. Точно, надо пригласить на ужин.
Улица была пуста, только в нише стены напротив нового дома обнаружились три нерека – мать с двумя детьми-полукровками; они спали. Тегол прошагал мимо прижавшихся друг к другу нереков, пнул крысу, подобравшуюся слишком быстро, и пролавировал среди наставленных в высокие штабеля деревянных ящиков, которые почти перекрыли улицу. Склад Бири постоянно был переполнен, и Бири рассматривал конец улицы Кул по эту сторону канала Квилласа как свою личную территорию.
На скамье с другой стороны, где улица Кул выходила на площадь Берл, примостился сторож Калас, положив на колени отделанную кожей палицу. Красные глаза уткнулись в Тегола.
– Отличная юбка, – сказал сторож.
– Ты меня утешил, Калас.
– Рад услужить.
Тегол остановился, уперев руки в боки, и осмотрел заставленную площадь.
– Город процветает.
– Ничего нового… разве что в тот раз.
– Мелкая стычка в переулке, собственно говоря.
– Это если не слушать, как рассказывает Бири. Он по-прежнему хочет засолить твою голову и бросить в бочке в море.
– Бири всегда не хватало воображения.
Калас хрюкнул.
– Тебя не было видно несколько недель. Особый случай?
– У меня свидание с тремя женщинами.
– Дать тебе палицу?
Тегол внимательно разглядел видавшее виды оружие.
– А как же ты? Останешься беззащитным?
– Мое лицо всех распугает. Впрочем, кроме нереков. Эти вон проскочили.
– Доставляют неприятности?
– Нет. На самом деле тише воды. Но ты ведь знаешь Бири.
– Даже лучше, чем он сам себя знает. Так ему и передай, если он надумает их притеснять.
– Передам.
Тегол пошел дальше, ввинчиваясь в бурлящую толпу на площади. Нижний рынок окружал ее с трех сторон; какую бесполезную чушь тут продавали – Тегол и представить не мог. И люди все это прекрасненько покупали день за днем. Наша цивилизация зиждется на тупости. Не нужно большого ума, чтобы вскрыть эту жилу идиотизма и доить богатых. Такова горькая правда.
Тегол пересек площадь и вышел на Красную улицу. Тридцать шагов – и он у арочного входа в ресторан «У Хальдо». Прошел по затененному коридору и вновь оказался на ярком солнце во дворе. Полдюжины столов – все заняты. Тут отдыхают благословенно неведающие или не имеющие ни гроша, чтобы проникнуть в игровой зал – святая святых Хальдо, где днем и ночью обделывались грязные делишки. Вот еще один пример, подумал Тегол, за что готовы платить люди, только выдайся случай.
Три женщины за столом в дальнем углу выделялись не только по естественной причине – больше тут женщин не было, – но и по более тонким признакам. Симпатичные… вот правильное слово. Если сестры, то только по духу и по общей склонности к своего рода военной доблести, судя по мускулатуре и сложенным под столом доспехам и оружию.
У сидящей слева рыжие, выцветшие на солнце локоны рассыпались по широким плечам. Она прихлебывала прямо из обмазанной глиной бутылки, то ли презирая, то ли не понимая назначения стоящего перед ней бокала. Лицом она походила на героическую статую из тех, что стоят вдоль колоннад, – крепкую и гладкую. Ее голубые глаза смотрели застывшим, безмятежно равнодушным взглядом, под стать тем же статуям. Рядом с ней оперлась предплечьями на стол женщина с примесью фараэдской крови – судя по медовому оттенку кожи и чуть раскосым темным глазам. Темные, почти черные волосы, собранные на затылке, полностью открывали сердцевидное лицо. Третья женщина сидела, чуть сгорбившись; левую ногу она отставила в сторону, а правой, затянутой в выделанную почти до белизны кожу, непрерывно подергивала – хорошие ножки, отметил Тегол. Бледная кожа на бритой голове третьей женщины поблескивала. Широко посаженные светло-серые глаза лениво оглядывали гостей, пока не остановились на Теголе, который стоял на пороге.
Он улыбнулся.
Она поморщилась.
Из тени вынырнул Урул, старший официант Хальдо, и жестом пригласил Тегола.
Тот подошел так близко, насколько было возможно.
– Хорошо… выглядишь, Урул. Хальдо тут?
Нежелание Урула мыться вошло в легенду. Клиенты делали заказы с завидной краткостью и до конца трапезы редко подзывали Урула, чтобы принес еще вина. Сейчас он стоял прямо перед Теголом, теребя пальцами широкий пояс.
– Хальдо? Нет, слава Страннику. Он на Нижней галерее на Утопалках. Тегол, эти женщины сидят тут все утро! Они меня пугают: так страшно хмурятся…
– Я ими займусь, Урул. – Тегол отважился хлопнуть официанта по мокрому плечу.
– Ты?
– А что? – Тегол поправил простыню, подтянул рукава и пошел между столиками. Остановившись перед тремя женщинами, он поискал взглядом свободный стул, нашел, подтянул к себе и со вздохом сел.
– Что тебе нужно? – спросила бритая.
– Это мне следует спрашивать. Слуга сообщил, что вы утром приходили. Я Тегол Беддикт… который спит у себя на крыше.
Три пары глаз уставились на него.
Смутит и закаленного полководца… а меня? Разве что чуть-чуть.
– Ты?
Тегол сердито посмотрел на лысую.
– Почему мне все задают этот вопрос? Да, я. А вы, рискну предположить по акценту, с островов. Я не знаю никого на островах. Значит, не знаю и вас. Не говоря уж о том, что и не желаю. Знать вас, я имею в виду. Наверное.
Рыжая со стуком поставила бутылку на стол.
– Мы ошиблись.
– Я разочарован.
– Нет, – сказала спутнице лысая. – Это напускное. Нам следовало ожидать некоторой степени… притворства.
– У него штанов нет.
Темноглазая добавила:
– И руки разные.
– Ну, не совсем, – поправил Тегол. – Разные рукава.
– Он мне не нравится. – Темноглазая гордо откинулась на стуле.
– И не нужно, – сказала лысая. – Видит Странник, мы же не собираемся с ним спать?
– Вы меня убиваете.
– Не исключено, – заметила рыжая, неприятно улыбнувшись.
– Спать с ним? На крыше? Ты рехнулась, Шанд.