Я расстроилась минут на пятнадцать, а потом забыла. Мне тогда было тринадцать, и у меня было намного больше времени, мыслей и дел, чем сейчас.
Фру Хольмгрен - мертва. Она ведь даже не сумасшедшая. Все сошлось, как сходятся цифры в верном уравнении, над которым бьешься долгое время. Почти с удовольствием от решенной задачи я подумала совершенно дикую, абсурдную вещь. Она мертва, поэтому так голодна. Она хочет вернуть свою жизнь, но она даже не чувствует вкус. У мертвых есть только голод. Фру Хольмгрен оскалила зубы, перемазанные шоколадом в подобии улыбки, а не оскала. Я бросилась бежать в подъезд, не прекращая визжать. Она была мертва, голодна и узнала меня. Этого было достаточно, чтобы сойти с ума.
Я бросилась к лестнице, обернувшись перед тем, как вступить на ступеньку. Фру Хольмгрен не было, но что-то тяжелое билось в закрывшуюся дверь, будто кто-то пытался пройти сквозь нее. Кто-то очень упрямый и тяжелый.
Кот был такой тяжелый, будто земли наелся, вспомнила я. Я почти взбежала на свою площадку, но ступеньки вдруг начали крошиться, будто были песочные, а не каменные, они мягко уходили из-под ног, и я скатывалась вниз. Взглянув под ноги, я увидела, что ступеньки превращаются в каменную пыль, будто что-то тяжелое размололо их, как перец в ступке. Я застонала, в отчаянии, уже не ожидая, что кто-нибудь меня услышит. К тому времени, как я схватилась за перила, под моими ногами уже ничего не было.
Страна на обратной стороне земли.
Кот был такой тяжелый, будто земли наелся.
И сегодня ведь Хеллоуин, ворота открыты.
Все эти мысли проносились в моей голове одна за другой, и я почти не следила за ними. Я была занята тем, чтобы удержаться. Мерные удары в дверь не прекращались, а вот ступени подо мной и пол под ними прекратились. Там не было ничего, какая-то особенная темнота, за которой не скрывалось никаких предметов, темнота, которая была одновременно и пустотой. Наверное, такая темнота была в глубоком космосе, на самой границе расширяющейся Вселенной. Туда она расширялась, в это ничто. Мои пальцы болели, скользили вниз. Я попыталась подтянуться, но увидела, как перекосились перила. Металл ржавел, металл осыпался. Металл умирал. Тогда я замерла, готовясь к рывку. Если быстро вскочить наверх, у меня мог бы быть шанс перебраться на следующий пролет. Уроки физкультуры меня к такому не готовили, но я была уверена, что это возможно.
Напрягшись всем телом, я подалась вперед, стараясь вскарабкаться по проседавшим перилам вверх. Мои пальцы успели коснуться ступеньки на следующем пролете, но она превратилась в пыль от моего прикосновения, как будто я сама распространяла разрушение. Мне даже не было обидно, что ступенька рассыпалась. Я знала, что пальцы все равно соскользнули бы, слишком ненадежной была моя хватка.
Я не знала, куда я падаю, но надеялась, что там нет дна.
Глава 4
В пять лет меня спросили, что я люблю больше всего на свете. Тогда я ответила: сэндвичи с джемом и арахисовым маслом, и моего брата Адриана. С тех пор совсем ничего не изменилось. Мы с Адрианом были вместе всегда. Еще прежде, чем я стала человеком, он был рядом со мной, таким же скоплением клеток. И биение его сердца для меня, до сих пор, самый главный звук. С родителями нам повезло так себе, но они чокнутые, и это забавно. С кем уж я точно не хотела бы провести наш восемнадцатый день рожденья, так это с ними. Мы с Адрианом сбежали, впрочем, я была уверена, что родители нас не ищут - у них полно работы или других, более важных дел, чем мы. Наши родители - копы. Напарники, любящие искать особо опасных преступников, в которых можно стрелять на поражение. С самого детства я только и слышала об убийствах, чужих мертвых людях, взрывах, суммах, за которые можно купить человеческую жизнь, наркотиках, которых хватило бы, чтобы упороть целый город. Короче обо всем, что только в кино весело. А еще предки постоянно меняли квартиры, города. В последний раз родители аж страну сменили, нехило так. Мы приехали из Дании в Швецию три месяца назад, и бездельничали. Не было смысла поступать тут в Университет, мы планировали вернуться домой, как только папа и мама здесь кого-то уберут. Кого, они не говорили. Даже мне, а я, в отличии от Адриана, хотела пойти по их стопам. Я была уверена, что после всего увиденного, после невероятного количества оружия, бессчетных рассказов о перестрелках, папиных воплей о том, что жизнь это бой, маминых книжек о преступниках, из которых она вытрясала сведения, я просто не смогу жить той жизнью, которую еще называют нормальной. Я не могла пойти в Университет, потом в офис, потом под венец. Я хотела жить так, чтобы в моем саду можно было найти стреляные гильзы, а моя жизнь имела огромную ценность, даже раздутую, как утопленники после трех дней плавания, ценность, как у людей, которые в любой момент могут ее потерять.
Было два варианта - стать копом или преступницей. Я выбрала первый, потому что Адриан хотел быть филологом. Нам будет легче находиться рядом, если мой род деятельности будет легальным.
Я во всем понимала Адриана, кроме желания копаться в книжульках, написанных мертвыми чуваками, которым уже больше двух веков. Адриан говорил, что это ради девчонок, которых на факультете английской литературы будет много. Но я была уверена, что не так все просто, была в нем та же занудная тяга к бесполезным знаниям, как в маме.
Мы были уже порядочно пьяны и устали танцевать. Рядом шумно ругались красивый парень с отмороженной симпатяжкой в костюме Алисы в Стране Чудес.
- Теперь она будет думать, что мы упоролись, идиот!
- Но мы упоролись!
- Иди сюда, сука!
Я наблюдала с интересом, хотелось, чтобы они подрались. Но парень, хотя и производил впечатление совершенно пьяного, сделал весьма ловкий шаг назад, поднял руки.
- Но нужно было сказать ей сегодня! А если что-нибудь случится?! Если все будет сегодня?!
- Ты подумал о том, как мы могли бы защитить нашу девочку или ты думал только о том, как пристроить себе марку под язык, Аурелиуш? Нужно связаться с Драго!
- Драго отрежет нам пальцы!
- Он понимает, что все серьезно.
Этот разговор совершенно не ассоциировался с теми поверхностными фразами, касающимися наркоты и секса, которые сопровождали мой слух до сих пор. Мне было интересно. Я поднесла трубочку к губам и втянула "Лонг-Айленд", продолжая глазеть на некоего Аурелиуша и его "Алису". Они не обращали на меня совершенно никакого внимания, хотя я сидела на диване в двадцати сантиметрах от них. Впрочем, наверное, мы производили впечатление людей, пьяных в такой хлам, что впору ставить капельницу. Я откинулась на диване, слушая разговор. У Аурелиуша был очень приятный голос, а у его девушки, а сомнений не было, что это его девушка, они держались друг к другу слишком близко и интимно, язык тела, как сказала бы мама, их выдавал, голос был несколько гнусавый, необычный, почти лишенный интонацией. Если бы упаковка замороженных рыбных палочек могла говорить, она говорила бы именно таким голосом.
- Ничего он не понимает, он неадекватный каннибал! А Роза - больная! Она моя сестра, я знаю, о чем говорю! Самая злобная женщина в мире!
- Хорошо, а Сигурд и Флори?
- Сигурд помешанный на власти аутист или кто он там! Он меня пугает! А Флори будет рыдать в трубку, а я не люблю плачущих женщин!
- Да твою мать, Аурелиуш! Ты нормальный вообще? Ты знаешь хотя бы где сейчас Каспар?
- Вроде был в Дании!
Я напряглась. Каспар - имя моего отца. И хотя в Дании было, совершенно точно, больше одного Каспара, мой интерес возрос так сильно, что в ушах напряглись барабанные перепонки. Неожиданное нервное возбуждение, правда, не убрало вертолеты. Потолок перед моими глазами, когда я запрокинула голову, все еще совершал обороты вокруг дискотечного шара, как земля вокруг солнца.
- Так давай позвоним ему. Нам нужно держаться вместе! Если Констанция вообще еще в этом мире.
В этом мире? Я подумала, что ослышалась. Снова, с трудом, сфокусировала взгляд на говорящих.
- Я не думаю, что он заберет ее в первый же день ее рождения. В договоре этого не было.
- Но там не было и точного указания срока. Хоть в первый день ее восемнадцатилетия, хоть в последний!
- Но как мне найти Каспара? Может, ты могла бы найти Медею? Она же твоя сестра, ты могла бы почувствовать, где она?
И вот тогда у меня дыхание перехватило. Теперь я смотрела на них во все глаза. Если Каспаров в Дании, вероятно, было достаточно, то Медея на всю Данию была, может быть, даже одна. Мамино имя, греческое, но странное и архаичное даже для греков, прозвучало как укол. Они говорили о наших с Адрианом родителях. То есть, они несли бред о наших с Адрианом родителях. Все, что они говорили не имело никакого смысла, я не знала большинства переменных. Кто такая Констанция и почему за нее так волнуются, каким образом в это вовлечены наши с Адрианом родители. Даже если бы я была трезвой, вряд ли мне пришли бы в голову откровения по этому поводу.
- Я что экстрасенс по-твоему, Аурелиуш?
- Ты сама говорила, что ты знала, где они.
- Я знала об этом в Аркадии. Здесь я ничего не знаю уже девятнадцать лет.
Аркадия? Я начала припоминать. Это что такая область в Турции? Или в Греции? Аркадия, Анатолия, что-то вертелось на языке. Я растолкала Адриана. Его темные глаза были затуманены бесчисленными коктейлями, а по губам бродила легкая улыбка. Мой красивый брат, чьи выступающие скулы я так любила целовать. Адриан был совсем на меня не похож. Я была рыжая, бледная, типичная датская расцветка, а Адриан был весь в нашу греческую маму - южный, изящный, с надменным, точеным лицом. Мой просветленный брат обладал каким-то особенным, дзеновским обаянием человека, который всегда и везде находится в спокойном довольстве жизнью и которого ничем нельзя ни смутить, ни возмутить.
- Что такое, Астрид? - спросил он, снова закрыв глаза. Я зашептала ему на ухо:
- Очнись! Ты мне нужен!
Адриан махнул рукой.
- Элвис покинул Сансару.
- Адриан! - продолжала шептать я. - Тут два чувака бредят о маме с папой. Послушай!
Он открыл глаза, я увидела, как от света, скользнувшего по его радужке, быстро сузились его зрачки. Он оставался расслабленным, но я видела, что он прислушался.
- Найдем в интернете! В интернете все можно найти.
- Ты пятисотлетний идиот, Аурелиуш. Ты понятия не имеешь, где Медея и Каспар.
Медея и Каспар, мама с папой, они были упомянуты вместе, никаких сомнений не осталось.
- Так что я свяжусь с Драго, если ты трусишь, а ты попытаешься добиться, чтобы Сигурд и Флори тебя выслушали.
- Прямо сейчас?
- Да!
- Но мы же под наркотиками!
- Ты прав, сначала надо умыться.
Они оба вдруг засмеялись, и я подумала, что все это шутка мамы с папой, которые вычислили нас и отправили сюда своих друзей-иммигрантов из Польши. Но когда они уже уходили, я услышала, как этот Аурелиуш говорит:
- Если он заберет Констанцию в Аркадию, она не сможет оттуда выбраться, как мы. Ворота в наш мир будут для нее закрыты. И мы не сможем попасть к ней.
- Я об этом помню, - ответила его спутница. - Если бы мы обо всем знали заранее.
Все это производило странное впечатление, жутковатое с одной стороны и захватывающее с другой. Я повернулась к Адриану, накинулась на него, обняла. Он чуть помотал головой, будто отряхиваясь. Кажется, он не совсем пришел в себя. Он сказал:
- Я полагаю, какие-то наркоманы обсуждали свою подружку, проданную в рабство сутенером, который как-то связан с нашими родителями. Ничего не обычного.
Я постучала пальцем по виску.
- Там фигурирует другой мир, Адриан!
- Это потому, что обсуждение велось наркоманами. Хорошо. Второй вариант: какие-то сумасшедшие случайным образом упомянули в своей бредовой фабуле наших родителей. Вариант третий: наши родители хотят нам отомстить за то, что мы не хотим проводить с ними наш день рожденья. Вариант четвертый: это были какие-то другие имена, но наши мозги слишком пьяны, чтобы уследить за изменчивыми звуками на этой шумной вечеринке, и идут по пути наименьшего сопротивления.
- Вариант пятый, - перебила его я. - Родители попали в какую-то странную психическую историю!
- Это пятый вариант, да, - согласился Адриан. - Наименее вероятный.
Я стукнула его по плечу, а он засмеялся. Положив голову ему на плечо, я сказала:
- Могли бы проследить за ними, - предложила я. - Если они как-то связаны с нами, это было бы интересно. Давай, Адриан! Это будет мой подарок на день рождения.
- Я думал, я твой подарок на день рождения.
Я поцеловала его, крепко ухватив за плечи. Мы были вместе, сколько я себя помню. Именно вместе. Иногда мне казалось, будто мы с детства были любовниками. Я никогда не была одна, никогда не чувствовала, что у меня должен быть кто-то, кроме Адриана. Мы были частями чего-то единого. Я никогда не думала о том, что то, кто мы есть друг для друга, это неправильно. Мы были друг для друга всем, как вообще могло быть по-другому. Я попыталась подняться, но пол под ногами куда-то ушел, и я снова оказалась на диване. Адриан сказал:
- Вот поэтому я не совершаю попыток.
- Но мы должны следить, - воинственно сказала я. - Если я хочу стать копом, я должна быть незаметной. Если меня заметят наркоманы, могу сразу пойти и стать цветочницей.
- Они уже ушли, пока мы болтали.
- Они нелепые, могли остаться на танцполе.
Я предприняла вторую попытку встать, намного более успешную, взяла за руку Адриана и потянула за собой. У выхода курили люди, закурила и я, хотя меня и без того подташнивало от выпитого. Адриан воздержался, потому что он мудрее, чем я. Я рассматривала в толпе моих наркоманов, но не было никого похожего. Адриан запахнул на мне куртку, и я засмеялась.
- Вот такой я коп!
- Плохой коп!
- Очень плохой!
В этот момент я увидела хороших копов. Автомобиль, припарковавшийся у выхода, несомненно принадлежал нашим родителям. Я чуть не засмеялась, подумав вот будет умора, если родители приедут сказать нам что-то о работорговцах из другого мира или что там обсуждали их непрезентабельные знакомые. Я толкнула Адриана за дверь, обратно в шум и темноту.
- Предки здесь!
- И что? - спросил он.
- Это мой второй шанс продемонстрировать свои полицейские таланты!
- Скорее уж преступные, - сказал Адриан. Его явно занимали мои игры, но он относился к ним с легкой иронией. А ведь это я была старшей близняшкой и должна была скептически на него смотреть. Я потянула Адриана в туалет, где начищенные до блеска зеркала отражали пьяных куриц и их не менее пьяных петухов. Какая-то парочка в углу ерзала по кафелю в страстных объятиях друг друга.
- О, Астрид, чего ты хочешь? - с притворным удивлением спросил Адриан.
- Не хочу смотреть на твою пошлую рожу, - прошептала я и кивнула на окно.
- Еще скажи лезть через вентиляционную шахту, дорогая. Это предложение такое киношное, что сейчас я услышу "стоп-снято".
Я засмеялась и поцеловала его в губы, зашептала:
- Но ведь будет весело.
- О, определенно. Всем этим людям.
В этот момент я услышала недалеко громкий, требовательный голос отца.
- Астрид! Адриан! Вы нужны мне! Сейчас же!
Когда папа говорил так, у меня оставалось одно желание - бежать. Мой папа был, вероятно, человеком с самым невыносимым, дурным и мерзким характером в мире. Его могла выдерживать только моя мама, которую все тоже ненавидели. Папа был заядлым алкоголиком, чье профессиональное выгорание перешло все видимые и невидимые пределы, достигнув своей конечной точки в оре, который папа исторгал из себя ежечасно. Папе, наверное, ничто в мире не нравилось, он считал всех тупыми бездарными ублюдками и, если сильно оцензурить его версию, слабаками и тряпками. Папа, в принципе, пришел в полицию помогать людям, это еще можно было увидеть по тому, с каким увлечением он работал. Впрочем, возможно, ему просто нравилось убивать. Даже скорее всего. В принципе, папа говорил, что у него множество друзей, с которыми он проводит время, но почему-то на дни его рожденья никто не приходил. Я бы и сама не приходила, уж больно папа любит напиться и начать доказывать мне, что я - девчонка, поэтому я должна быть скромнее, добрее и, желательно, отстреливать яйца мальчикам еще на расстоянии одного метра до меня. Он два месяца называл меня шлюхой и грозился убить моего парня, когда я на спор с Адрианом солгала ему, что встречаюсь с одноклассником.