Обойдя бурлящий порт сзади, я пошел в направлении Цирка Магнус. В какой бы город я ни приехал, везде зоны вокруг общественных развлечений граничат с заведениями, рассчитанными на неискушенного клиента, – тавернами, дающими возможность как следует напиться, а также публичными и игорными домами, готовыми, пользуясь моментом опьянения, облегчить их кошелек. Я остановился в нескольких из них, заказав дешевое вино, хорошо разбавленное водой; некоторое время поболтал с куртизанками, стоящими в дверных проемах и наглядно демонстрирующими свои принадлежности и особые умения; и раздал несколько медных монет уличным мальчишкам. Наконец я встретил нескольких людей, которые видели сумасшедшего отшельника, подходившего под описание Араксуса. По их подсказкам я пошел к грудам мусора за Кампус Цивикус.
Мы с Араксусом были друзьями в детстве. Мы вместе пошли в Коллегию Инкантаторум, предвкушая, что впереди нас ждет интереснейшая жизнь, полная магии и приключений. Но потом Фортуна нанесла мне первый удар.
Дело моего отца рухнуло. Он был торговцем антиквариатом, произведениями искусства, экзотическими украшениями, а также редкими магическими предметами. Это дело было довольно успешным, чтобы мы могли называть себя обеспеченными, если не богатыми. Его агенты прочесывали удаленные королевства, а он сам был старожилом на аукционах, выискивая интересующие его уникальные предметы и игнорируя выставляемых рабов и мебель. У него был склад для хранения диковинных вещей на любой вкус. Его постоянные клиенты знали его и доверяли его репутации, приобретая необычные изделия.
Я не пошел по его стопам, а вместо этого первым из моей семьи решил учиться в Коллегии Инкантаторум. Мои родители были невероятно горды мною, когда я сдал вступительные экзамены; отец купил всем выпивку и рассказывал желающим о том, что однажды его мальчик будет сидеть в Курии Сената.
Крах был внезапным и стремительным. Начало всему положило стихийное бедствие, а уже усилие конкурентов окончательно свалило с ног. В течение месяца отец потерял морские и сухопутные поставки, его банкиры отказались продлевать срок выплаты кредитов, а разгневанные кредиторы день и ночь стучали к нам в дверь.
В конце концов отец не выдержал всего этого и вонзил в себя меч. Мать так и не смогла оправиться и провела свои последние недолгие годы, каждую ночь плача в подушку.
Поскольку у нашей семьи больше не было денег, я не мог продолжать обучение в Коллегии. К счастью, мне удалось сохранить наш дом, хотя и пришлось продать практически все, кроме Даши.
Все это время Араксус был для меня надежной опорой. Неоднократно убегая от своих бед, я находил приют в его доме. Когда я в итоге покинул Коллегию, он пытался держать меня в курсе того, чему его учили, периодически тайно передавая мне свитки. Он оставался единственным настоящим другом, в то время как все остальные отвернулись от меня.
Я решил изменить свою жизнь, точнее, построить заново. Вначале я на некоторое время подался в легионы, но вскоре осознал, что военная служба не для меня. Потом я, по воле случая, начал выполнять поручения для фирмы «Гордий и Фальконий» и открыл, что, не имея ни образования для того чтобы быть инкантатором, ни денег, чтобы начать торговлю, я имею явный талант к тому и другому. Многому научился я у этих почтенных людей, после чего стал вынюхивать собственный путь, как лис, хотя во многих случаях сравнение с хорьком было бы более уместным. Мне даже посчастливилось найти любовь.
Потом несчастье произошло с Араксусом. Он потерял рассудок, и никто не мог вернуть его. Я все еще не могу понять, чего он добивался, подрывая свои комнаты и половину крыла в доме своего отца.
Я никогда не забывал о том, как добр он был ко мне, и, поменявшись с ним местами, всегда старался отплатить ему тем же. Вначале отчаянно пытался излечить его, потом – оградить от возможности навредить себе.
А потом произошла эта отвратительная история с Эленой, которую я так и не простил ему. С тех пор я его не видел.
Вокруг стоял невыносимый смрад. Наш великий город имеет канализационную систему – подземную клоаку, идущую от районов, расположенных на самой вершине склонов Вергу, и проходящую с двух сторон залива. В канализационные стоки поступает вода из Аква Сэкстия, которая выносит нечистоты в открытое море, – обычно это мусор и трупы. Все то, что не может быть вынесено водой, испокон веков сваливалось рабами в долины между холмами за Кампус Цивикус. Законы, запрещающие выбрасывать отходы на улицы города, дали свой результат, а налоги, позволяющие нанять рабов, чтобы те вывозили уличный мусор на городскую свалку, были еще более эффективными. Все ненужное – от старой мебели до мертвых младенцев – оказывалось на этой свалке.
Закашлявшись, я прикрыл лицо льняным платком. Всматриваясь в кучи мусора в поиске движущихся фигур, я заметил несколько печально шатающихся бродяг. Я искал тех, кто здесь обосновался, вглядываясь в лица прячущих глаза и изучая силуэты, пытаясь не слишком приближаться к ним.
Наконец я увидел его – силуэт сгорбившегося и исхудавшего мужчины моих лет, который когда-то был высоким и стройным. Сейчас же он ходил, опираясь на самодельный костыль, который, скорее, выглядел палкой из необработанного дерева. Его волосы свисали рваными засаленными прядями, закрывая лицо, борода была всклокочена, а рваная грязная туника едва походила на когда-то приличное одеяние. Я подошел ближе. Он поднял голову, уставился на меня, и я понял, что это он.
В молодости Араксус был хорош собой. У него было стройное тело, лицо напоминало о гелликанской статуэтке руки Праксителя – высокие скулы, крепкий подбородок, длинный нос, широкий лоб, обрамленный вьющимися пшеничными волосами. А смеющиеся глаза и приветливая улыбка восхищали всех.
Лицо, которое я видел перед собой, утратило былой шарм. Изможденное, грязное, обветренное лицо, которое старость настигла уже в тридцать четыре года. Он был небрит и болен. Но его глаза! Именно они больше чем что-либо отражали то проклятие, которое он наложил на себя. Его правый, зеленый, глаз смотрел на меня с коварной звериной смышленостью, а левый, черный, где-то блуждал независимо от второго, а когда остановился на мне, я вздрогнул.
Я медленно подошел, убрав платок от лица, в надежде, что он узнает меня. «Араксус…» – начал я и увидел, как его правый зрачок расширился. Значит, узнал.
«Нет! Не смотри на меня!» – вскрикнул он, отвернулся и заковылял от меня довольно быстро, несмотря на неуверенную походку и сутулость.
«Араксус, мне нужно поговорить с тобой!» – поспешил я за ним, пытаясь не поскользнуться на гниющих отходах. «Араксус! За тобой долг!» Но он продолжал убегать.
«Араксус! Не заставляй меня называть ее имя!» Эти слова остановили его, как удар молнии. Он стоял спиной ко мне, слегка покачиваясь. Я остановился за несколько шагов от него. Он медленно повернулся, и его оба глаза смотрели четко на меня. По спине у меня пробежала дрожь.
«Некоторые долги невозможно вернуть, – сказал он, – и некоторые вещи невозможно забыть, как бы мы ни старались».
«Это так, Араксус, факты остаются фактами, как и прошлые грехи. Но сейчас у тебя появился шанс немного облегчить свои страдания и оплатить долги перед тем, как Дис заберет тебя навсегда».
Еще пару минут т мы пристально смотрели друг на друга, но потом он сдался. Его левый глаз, наконец, возобновил блуждания, и я почувствовал облегчение, когда его взгляд перестал вонзаться мне в душу.
Обратно мы пошли по оживленным улочкам квартала развлечений Кампус Цивикус. Я хотел поговорить с Араксусом в тишине, поэтому мы зашли в таверну, где не кишел народ. Я заказал нам вина и оливок. Владелец с подозрением покосился на Араксуса, так что пришлось положить на стойку целый серебряный динарий и позаботиться о том, чтобы у нас был тихий угловой столик и много дешевого вина.
Боковым взглядом я посмотрел на Араксуса в надежде, что не попусту трачу время. Судя по его виду, он не поддерживал связей с прошлым и особо не интересовался общественной жизнью Эгретии. Но, с другой стороны, незаметные люди, существующие как бы на отшибе общества, часто слышат, знают и понимают намного больше, чем мы думаем.
«Столько лет прошло, ничего не меняется, я все еще не могу простить тебя, – сказал я. – Но сейчас мне нужна информация». Рабыня подошла к нашему столику, поставила перед нами два деревянных кубка и наполнила их вином. Я сделал глоток и тут же пожалел – оно было жутко кислым. Когда она отошла, я продолжил: «В последнее время ты слышал о чем-нибудь, что могло бы касаться наших прошлых увлечений?»
«Возможно, – сказал он и, увидев, что это не впечатлило меня, продолжил: – Я много чего слышу. В основном это вздор и суеверные сплетни. Я больше не вращаюсь в официальных кругах, как ты мог заметить. Однако другие источники доносят кое-что более достоверное. Что опять привело тебя к этой теме? Зачем возвращаться к тому, от чего ушел?»
«Как ты знаешь, я не сам отошел от этих дел! У меня не было выбора. Я отвернулся от тебя после того как… Но не будем возвращаться к прошлому. Мой интерес касается теперешних событий. Вполне вероятно, что это тайное общество, действующее под прикрытием, не вызывая подозрений у властей. Но это лишь мои догадки. У меня нет точной информации».
Его правый глаз последовал за проходящей рабыней, а левый, черный, уставился на меня. Когда девушка отошла достаточно далеко, чтобы не слышать, о чем мы говорим, его бешеный взор опять обратился на меня. «Что бы ты ни задумал, это добром не кончится. Уходи сейчас же. Оставь эти проклятые делишки тем, кому они нужнее, иначе закончишь так же».
«Благодарю за совет, – ответил я холодно, – но я лучше тебя знаю, что мне делать. Лучше расскажи мне что-нибудь полезное».
«Ты знаешь, что твое предполагаемое тайное общество собиралось сделать?»
Я задержал на нем свой взгляд. «Ритуал Пелегринус».
Он поперхнулся. Его правый глаз посмотрел на меня с недоверием, а левый жутко забегал, пытаясь смотреть сразу во всех направлениях и даже поворачиваясь внутрь черепа, демонстрируя при этом желтое глазное яблоко с выступившими красными сосудами. «Никто, слышишь, никто не может быть настолько глуп! Любой инкантатор учит этому любого новичка матрис футур, и роны в Совете Коллегии Инкантаторум навсегда отбивают желание делать это даже у тех, кто мечтал вступить на этот путь, как центурион отучает новобранца скучать по мамочке!»
«И все же кто-то осмелился. У него, конечно, не получилось, но я видел стигмы и держал рубиновое сердце в своей руке».
«Кто это был?»
«Сын одного купца. Не могу назвать его имя».
Араксус сделал глоток вина и погрузился в размышления, пожевывая кончик своей неухоженной бороды. Я подозвал проходящую мимо рабыню, дал ей сестерций и попросил принести фаршированные лепешки, чувствуя, как прокисшее вино бурлит у меня в животе. Араксус продолжал смотреть в пустоту, периодически бормоча что-то себе под нос. Девушка вернулась и поставила перед нами тарелку с двумя лепешками. Для такого заведения они оказались на удивление хороши – упругое тесто с начинкой из рубленой зелени, чеснока и нескольких кусочков мяса непонятного происхождения, сбрызнутое рыбным соусом для завершения композиции.
Араксус с жадностью проглотил свою лепешку. «Расскажи мне, что ты помнишь об этом ритуале», – сказал я.
«Это скверное занятие. Мы многого не знаем, поскольку все направление терминалис магии вита много веков оставалось вне закона и никогда не было должным образом изучено. Рубиновое сердце – это верный знак, больше такого нигде нет. Конечно же, нужно тайное общество. Как-то я прочел в одном свитке много лет тому назад в колледже, что для этого нужна длительная подготовка – песнопения, посвящения, снадобья, обряды. Не могу поверить, что кто-то смог скрыть такое. Точно не знаю, что включает этот ритуал, по крайней мере я не встречал такого в доступных частях библиотеки. Я читал трактат о результатах и признаках. В закрытых залах библиотеки инкантаторов должны быть более подробные сведения о требованиях, ингредиентах и формулах. Конечно, если ты сможешь получить доступ…».
«Это исключено, – ответил я. – У моего клиента нет ни доступа, ни такого влияния, более того, он предпочитает расследовать это дело тайно, не привлекая ненужного внимания инкантаторов. И все же есть ли какие-то признаки, по которым я смог бы распознать членов тайного общества?»
«Насколько я помню, для таких ритуалов характерно большое число стигм. Это во многом зависит от исхода ритуала, хотя я бы осмелился предположить, что другие участники также должны нанести татуировки силы для передачи энергий. Конечно, они могут быть меньше, чем у избранного. Для всех этих стигм требуются приготовления и особые красители. Я могу поспрашивать…» – предложил Араксус.
«Сделай это, но без шума. Никаких имен и подробностей, больше слушай, чем говори. И расскажи мне обо всем, как только узнаешь что-то, хоть отдаленно относящееся к делу». Я встал, оставив на столе несколько монет. Они понадобятся Араксусу, чтобы разузнать все, а Корпио вряд ли их заметит в своем списке расходов.
Я попрощался с Араксусом и направился домой. А по пути домой остановился в Купальнях Сестропия недалеко от Понс Ориенталем. Я доплатил, чтобы раб хорошенько потер и помассировал меня после всего, что мне пришлось пережить. Мне нужно было смыть не только запах, но и мысли об Араксусе. Равно как и весь этот день.
Глава IV
На следующий день я намеревался добыть больше информации, расставить сети и ждать улова. Встреча с Араксусом была не особо результативной, но могла принести свои плоды в будущем. Тем не менее, у меня были и другие источники, которые можно было потрясти.
Надев тогу, мою единственную тогу, я решил обойти всех, с кем ранее контактировал мой отец. По крайней мере, тех, кто был честен с отцом, а не стервятников, ликовавших на месте его краха. Я обошел все от портика до базилики, выискивая людей, которых когда-то знал. Это были люди, торговавшие произведениями искусства – от мраморных статуэток и свитков поэзии до ассириканского тончайшего шелка и арбариканских золотых украшений. Это были люди, понимающие ценность необычных вещей и много знающие о таинственных источниках и экзотических материалах, которые могли бы использоваться в запрещенных ритуалах. Они знали достаточно, чтобы рассказывать убедительные истории своим покупателям, которые иногда знали намного больше, а иногда – намного меньше. Они были уважаемыми гражданами со своими конторами и складами, заполненными изысканными изделиями для истинных ценителей.
Я разделил с ними бесконечное множество фаршированных фиников, медово-миндальных пирогов, сахарного печенья с кунжутом и еще больше кубков разбавленного вина. Я задавал неспецифические вопросы и получал неспецифические ответы. В результатевсе были осведомлены о том, что мне нужна определенная информация и я могу за нее щедро заплатить. Оставалось ждать, пока жадность возьмет верх над разумом самых корыстных из этих торговцев.
К вечеру я пришел домой. Мои ноги болели от ходьбы, желудок – от сладостей, а голова – от вина. В атриуме я стряхнул с себя тогу и отправился в постель в набедренной повязке, остановившись только затем, чтобы сделать глоток освежающей прохладной воды, текущей из набухшего члена моего сумасшедшего фавна.
Проснулся я уже после захода солнца – отличное время для продолжения расследования. На этот раз я собирался порасспрашивать людей, встающих с приходом темноты.
Даша приготовила манную кашу с ломтиками бекона, яичницу и хлеб. Готовила она, возможно, так себе, зато всегда знала, что мне нужно. Я отужинал, развалившись на кушетке на заднем дворе дома в компании моего неотлучного фавна, поглядывающего на меня с ухмылкой. Он был сделан из бронзы и покрыт местами потертой и отколовшейся краской. Остальные предметы искусства из коллекции моего отца были проданы, но почему-то именно этот стал особенно близок мне (или просто никто не купил бы его).