Будь на месте Михаила Горчакова, что большую часть своей жизни провел в штабе за работой над бумагами и привык хорошо выполнять чужую волю, чем блистать идеями, другой, более энергичный и честолюбивый генерал, все было бы по-иному. Императору бы удалось доказать пагубность стояния на Дунае с мечом в руке ожидая восстания славян в турецком тылу. Что количество дней благоприятствующих наступлению на Стамбул стремительно сокращаются, а в своем нынешнем состоянии, армия воевать зимой не готова.
Именно этот фактор и сыграл решающую роль, когда в октябре месяце война между Турцией и Россией была официально объявлена, но поход за Дунай так и не состоялся.
Единственным человеком, кто мог бы спасти положение и смог бы переломить бы сладкие речи канцлера был фельдмаршал Паскевич. Государь всегда ставил его на первое место среди своих советчиков и никогда не шел против его мнения, однако, князь Варшавский полностью отстранился от ведения войны на Балканах.
Сидя в столице Царства Польского он хмуро наблюдал за событиями на Дунае и к подобному поведению были свои причины. Он никак не мог простить государю отданный ему приказ на подавление Венгерского восстания 1848 года. Даже когда посланник австрийского императора прилюдно падал перед ним на колени и целовал руки взывая спасти гибнущую империю, Паскевич был резко против помощи австрийцам.
По его мнению, вмешательство России в австрийские дела могло было быть только при соблюдении Веной ряда условий. Все они были тщательно изложены фельдмаршалом на бумаге и император, был с ним как всегда согласен. Согласна с ними была и австрийская сторона, но вот только согласие это было только на словах.
Ссылаясь на угрозу распространения 'революционной заразы' на польские земли, канцлер Нессельроде сумел уговорить Николая дать приказ о вводе войск, не дожидаясь письменных договоренностей. Император поверил своему венценосному кузену на слово, в чем была его трагическая ошибка.
После подавления восстания, все обещания были благополучно забыты или точнее сказать 'затерты' благодаря усилиям канцлера.
- Не стоит наступать на мозоль молодому австрийскому монарху. Сейчас у него не самый благоприятный момент для выполнения данных им ранее обещаний, - настойчиво жужжал в августейшее ухо Нессельроде. - Венский двор всегда будет помнить, кому именно он обязан своим существованием.
Это же, неоднократно говорил императору австрийский посол в России, министр иностранных дел Метерлинк и сам молодой император Франц-Иосиф и царь дал себя уговорить, не будучи от природы вредным и злопамятным человеком.
Жест по прощению долгов был чисто русским жестом. В отличие от русского монарха европейские властители все свои дела тщательно записывали и скрупулезно требовали денег за свое благодетельство. А если не получали, то не стеснялись об этом напоминать, а если не помогало, то громко стучали по столу кулаком. Дружба дружбой, а табачок - врозь, Европа.
В отличие от канцлера, Паскевич с самого начала знал, что за пылкими обещаниями и горячими слезами австрийцев скрывалось зло, которое никогда не простит русскому императору своего публичного унижения и позора.
Поэтому когда только появились первые предвестники новой войны с турками, фельдмаршал высказал опасение, что в этом конфликте придется не столько воевать с турками, сколько ждать удара в спину со стороны австрийцев. Сказано это было открыто и внятно, и всем было ясно, в чей огород был этот камень.
Говоря эти слова, фельдмаршал не столько ставил упрек канцлеру погрязшего в австрофилии, сколько проверял готовность государя к изменению внешней политики империи. Николай смолчал и это, было воспринято Паскевичем как слабость, неготовность проводить новую линию в отношении Вены. По этой причине он демонстративно отказался от поста командующего Дунайской армии, ограничившись только разработкой плана грядущей войны.
Сказанные фельдмаршалом слова об австрийской угрозе имели для Дунайской армии плачевные последствия. Михаил Горчаков воспринял их не как предостережение, а как непреложную истину, которая непременно должна произойти. С момента начала войны он не предпринял никаких боевых действий, которые должны были если не прорвать турецкую оборону вдоль Дуная, то держали бы врагов в постоянном напряжении, заставляя думать их об обороне, а не о наступлении.
Ничего этого генерал Горчаков не сделал и получил закономерный и вполне ожидаемый удар от неприятеля. Видя откровенную пассивность со стороны русских, Омер-паша сам перешел к активным действиям и ударом через Дунай прощупал крепость позиций противника.
Воспользовавшись тем, что Горчаков разместил все свои силы ровным слоем вдоль всего фронта, паша нанес удар по наиболее слабому, западному флангу русских. И тут во всей красе предстала профессиональная непригодность генералов Дунайской армии.
Лучшим проявлением этого стала откровенная трусость генерала Данненберга, который своими невразумительными приказами о невмешательстве, позволили туркам сначала захватить важный остров на Дунае, а затем переправиться на русский берег в районе Ольтеницы. Когда же турки стали угрожать положению Валашскому отряду, генерал отдал приказ о штурме вражеских позиций и лично прибыл к месту сражения.
Лучше бы он этого не делал. Следуя плану атаки, штурмовые колоны пошли на вражеские укрепления по открытой местности вдоль дунайского берега, вместо того, чтобы пробираться к ним через заросли.
Едва только пехотинцы бросились в атаку, как подверглись двойному огневому удару. По ним палили пушки с ранее занятого турками острова и вели огонь орудия установленные врагом на валу их ольтицинских укреплений. Ядра и шрапнель наносили урон русским солдатам, но, несмотря на это, они не только не отступили, но даже ворвались в укрепления противника.
В завязавшейся рукопашной схватке турки дрогнули и, бросив орудия стали отступать к лодкам на берегу Дуная. Победа была уже в руках, но в этот момент генерал Данненберг отдал приказ об отступлении.
Возмущенные отступлением от Ольтеницы офицеры стали обвинять своего командира в предательстве и требовали суда над ним, но генерала взял под свою защиту Горчаков. В письмах к Паскевичу и Николаю, он заявил, что Данненберг действовал абсолютно правильно, так как стремился сохранить количество потерь, которые были весьма значительными.
Стоит ли удивляться, что подобное поведение командующего Дунайской армии ослабило боевой дух русских солдат и придало дерзости противнику. Ободренный 'победой' под Ольтеницей, в конце декабря Омер-паша решил ударить в районе Калафата, ранее занятого турками благодаря 'невмешательству' генерала Данненберга.
На этот раз, целью турок был отряд тобольцев под командованием полковника Баумгартена. Превосходя силы отряда в несколько раз, турки попытались выбить русских из селения Четати, а затем окружить и уничтожить.
Оказавшись в трудном положении, солдаты Тобольского полка храбро сражались с противником, отражая одну его атаку за другой. Во время одной из них, преследуя отступающего противника, они уткнулись в глубокий ров, за которым находилась артиллерийская батарея противника. Не желая терять время для поиска обходных путей, и боясь упустить возможность уничтожить врага, солдат Никифор Дворников залез в ров и приказал своим товарищам идти прямо через него.
- Так быстрее будет, ребята! - крикнул отважный солдат, и его товарищи бросились вперед. Более пятидесяти человек перебрались через ров, когда Дворников потребовал вытащить его изо рва, чтобы вместе с другими атаковать противника.
В результате смелой атаки, турецкая батарея была захвачена, пушки заклепаны, а лафеты изрублены. Столь смелые действия смогли уменьшить натиск противника на русские позиции и помогли тобольцам продержаться до подхода помощи.
Едва две роты Одесского полка ударили туркам в тыл, как они прекратили атаки и стали отступать по направлению к Калафату. В силу своих возможностей, поредевшие ряды тобольцев и одесситов пытались преследовать уходящего противника и наносили ему урон.
Он мог быть в разы больше или вообще бы обернулся для турок полным разгромом, если бы не бездействие кавалерии графа Анрепа. Прибыв слишком поздно к месту сражения, кавалеристы только наблюдали за отступлением врага, не предпринимая никаких действий в отношении его.
И вновь офицеры стали обвинять своего командира в измене, и вновь виновный не понес заслуженного наказания из-за упущенной победы. Дух уныния все сильнее и прочнее окутывал сердца и души солдат и офицеров Дунайской армии, вызывая откровенную зависть к успехам Кавказской армии.
Там, среди седых вершин Кавказа шла упорная борьба, в которой войско турецкого Командира Али-паши, имело перевес над войском генерала Андроникова. Подобная пропорция объяснялась тем, что в войнах с турками, Кавказ всегда имел второстепенное направление в отличие от Дуная, где как правило, происходили главные сражения.
Новая война не стала исключением. Генерал-лейтенант Андроников имел под своим началом всего семь тысяч человек против двадцати тысяч врага, но это не мешало ему одерживать победы над противником.
Первое сражение произошло сразу с момента объявления войны. Тогда армия Али-паши вторглась на территорию российской империи, захватив подступы к Ахалцых.
Укрепив свои позиции при помощи завалов, турецкие войска стали дожидаться подкреплений, которые уже спешили им на помощь из Карса, Ардагана и Аджара. Промедление было смерти подобно и генерал Андроников, решил штурмовать позиции врага.
Сначала, в течение четырех часов стороны обменивались орудийными залпами, но они е смогли дать ощутимого преимущества, ни одной из сторон. Видя это, генерал отдал приказ о вводе в бой пехотные батальоны, чьи смелые и решительные действия смогли переломить ход сражения в пользу русских.
Не обращая внимания на выстрелы картечи и ружейные залпы, русские солдаты быстро переправились через прикрывавшую вражеские позиции реку и завязали рукопашную схватку. Штыковой удар русских батальонов был столь мощным, что турки не выдержали натиска и стали отступать.
Не помогло даже появление в тылу батальонов сильного кавалерийского отряда противника, попытавшегося таким образом сорвать атаку на свои позиции. Шесть казачьих сотен, что прикрывали пехотинцев, разом развернулись и обрушились на врага, не дожидаясь генеральского приказа, несмотря на численное превосходство со стороны турок.
Столь отчаянная смелость и отвага проявленная русскими солдатами и кавалеристами в этом бою, полностью перевесила чашу в пользу войск генерала Андроникова. До наступления темноты враг был полностью разбит и русским достались богатые трофеи в виде пушек, военного снаряжения и знамен.
Между тем другой турецкий корпус, под предводительством анатолийского сераскира Ахмет-паши вторгся по направлению к Тифлису и нанес поражение отряду князя Орбельяни. Обрадованный этой победой, паша отправил радостное сообщение в Карс, но едва только узнал, что к нему движется отряд генерала Бебутова, как поспешил отступить прочь с русской территории.
Вначале, турки имели намерение отступить к самому Карсу, но получив подкрепление, остановились и стали ждать приближение Бебутова.
Умело распорядившись временем, Ахмет-паша создал крепкие позиции, опираясь на которые намеривался наголову разбить русское войско, благодаря численному превосходству. Кроме преимущества в людях, сераскир имел определенный перевес и в артиллерии что, по мнению британского офицера Вудро Слейтона, находившегося при Ахмет-паше в качестве советника, обеспечивало победу турок над Бебутовым.
- У вас все шансы не только разбить отряд генерала Бебутова, но и сокрушить все могущество русских на Кавказе. Сейчас у них мало сил для обороны Закавказья и вряд ли русский царь сможет отправить дополнительный военный контингент в этом году. Как сообщают наши агенты из Петербурга, он ведет активные переговоры с персидским шахом, усиленно подбивая его напасть на земли Западной Армении и тем самым отвлечь на себя часть ваших сил. Пока между ними идет торг, вам надо успеть разбить Бебутова, ударить по Тифлису и, захватив его положить конец присутствию русских на Кавказе.
- Наверняка русские хорошо укрепили Тифлис и его можно успешно оборонять небольшими силами. К тому же, на его защиту встанет грузинская милиция и добровольцы - высказал опасение Ахмет-паша, но Слейтон быстро развеял его опасения.
- Не беспокойтесь, - снисходительно усмехнулся британец. - По моим сведениям, на Тифлис уже двинул свои многотысячные войска дагестанский горец Шамиль. Со дня на день он должен приблизиться к городку Закаталы и захватить его, после чего пойдет на Тифлис. Ударом с двух сторон грузинскую столицу будет легко захватить, в этом не стоит сомневаться.
Британские планы действительно имели в себе реальное зерно и имели все шансы на реализацию, но они вдребезги разбились об отвагу и смелость русских солдата генерала Бебутова. В сражении с Ахмет-пашой, они наголову разгромили своего противника и сорвали все его коварные планы.
И вновь, как в сражении под Ахалцых, все дело решила не многочасовая артиллерийская дуэль пушечных батарей, а стремительный штыковой удар русской пехоты. Не добившись успехов при обстреле позиций врага, Бебутов приказал атаковать правый фланг противника и добился серьезных успехом.
Попав под удар, турецкие солдаты заколебались и стали отступать. Окончательный разгром врага произошел после того как по турецкому флангу ударил драгунский дивизион, что привело к паническому бегству противника.
Пытаясь выровнять и спасти положение, Ахмет-паша бросил на правый фланг русских курдскую кавалерию, ставя ей задачу разгром солдат князя Чавчавадзе. В массе своей, эти всадники значительно превосходили русских, но это не дало им большого преимущества.
Построившись в каре, русские солдаты не только при помощи ружей и картечи, отразили все атаки противника, но и обратили в бегство все их войско. Победителям достался весь лагерь противника, вместе со всем снаряжением, припасами, пушками и амуницией.
Напуганные турки отступили и заперлись в Карсе, больше не помышляя о набегах на земли империи. Победы были полными, громкими и звучными, но они, ни в какой мере не могли сравниться с той, что Черноморский флот одержал над турецкими кораблями под Синопом.
С самого начала боевых действий, черноморцы под командованием Нахимова отличились тем, что смогли быстро и без потерь перебросить два полка из Крыма на кавказское побережье Черного моря для усиления Кавказской армии. Действия моряков были очень своевременны и прибывшие полки одним своим присутствием если не сорвали наступательные планы врага, то внесли в них существенные изменения.
Обеспокоенный тем, что высаженный турками десант с берегов Анатолии полностью уничтожил русский береговой пост Св.Николая, князь Меншиков отдал приказ о выходе кораблей Черноморского флота в море, для недопущения переброски турками нового десанта в район Поти и Сухуми.
Услышав повеление светлейшего князя, вице-адмирал Нахимов очень обрадовался. Возможность выхода в море флота он решил использовать не столько для срыва перевозок войск противника сколько для уничтожения вражеского флота. В этом была принципиальная разница между настоящим моряком и флотоводцем и человеком, который только числился начальником морского ведомства, но дальше своего кабинета флотской работы нисколько не знал, и знать не хотел.
Выведя в море все корабли Черноморского флота, Нахимов двинулся на поиски кораблей противника и в самом конце ноября нашел турецкий флот под командованием Осман-паши в бухте Синопа.
Общая численность кораблей противника составляла внушительную силу. Она равнялась семи фрегатам, трем корветам и двум пароходам, которые вызывали у Павла Степановича особую тревогу. Имея под своим командованием шесть линейных кораблей и два фрегата, Нахимов превосходил по огневой мощи не только вражеские корабли, но и береговые батареи Синопа. Однако маневренность пароходов, вооруженных двумя десятками пушек, открывала им большие перспективы в борьбе с крупными, малоповоротными линейными кораблями.