В одиннадцатом часу зазвонил телефон. Антон, как договаривались. Я сообразил, что телефонную проверку могут устроить и налетчики. И насторожатся, если номер занят. - Давай так, сказал он, я все равно буду звонить, но трубку ты не снимай. Длинные гудки - я пойму: все в порядке. Короткие - гости. Так что, услышав их приближение, трубку сними. А может мне лучше подъехать и затаиться поблизости? - Не надо. За домом наверняка следят, вновь я входил в роль. - Это невозможно, сказал он, без того, чтобы не обратить на себя внимание. На нашей улице все друг друга знают. - А может тот, кто это затеял, всю вашу улицу заселил своими людьми? Соседей завербовал? А может, соседи все и затеяли? - Ладно, сказал он. В случае чего, я за двадцать минут доберусь. Здесь УАЗ постоянно дежурит. Двадцать - продержишься? - Да, сказал я. Он отключился.
Оставалось теперь только ждать, пялясь в те окна, что не были забраны ставнями. Хотя вряд ли войдут с той стороны - окна выходили на усадьбы соседей. Мне виден был свет в их домах, фонари на соседней улице. Месяц глядел мусульманином. Метался маятник. Радио транслировало нечто классическое, навевающее, как если бы кто-то умер в Москве. Эти внизу - словно бы тоже умерли. Я прикрутил радио.
Нагрянут, вероятней всего, за час-другой до рассвета. Когда у спящего в поисках подходящего сновиденья, начинают метаться зрачки. Когда спящему ни до налетчиков, ни до прочих вторжений извне дела нет. Сообразив таким образом, я позволил себе расслабиться. Сел за стол. Оперся о локоть. Закрыл глаза.
Комфортабельная засада. Ночь, борясь с дремотой, взбадривала себя отдаленным лаем собак. Пребывая между сном и бдительностью, я клюнул пару раз носом, едва не разбив его о поверхность стола. Я спохватился, но успел услышать, как взвилась флейта, сорвавшись на визг. Однако ты никудышный дудошник, подумал я. - Это я вполсилы дудел, сказал дед. Телефон вновь разразился трелью. Проверка. Чья? Антона или налетчиков? Телефон замолкал и трезвонил вновь. Я не подходил.
Началось, как я и предполагал, перед самым рассветом. Я к тому времени расстался с полдневной беспечностью и, руководствуясь полночными мерками, их ожидал. Скрипнуло крыльцо. Дернулась дверь. Послышался металлический звук, краткий, словно тире: это замок, тронутый ключом, щелкнул.
Я ступил в зал, снял телефонную трубку и накрыл подушкой. Вернулся на исходную позицию - за косяк своей спаленки - прямо напротив входной двери.
За моей спиной было окно. Войдя с фонарем, он может увидеть в стекле мое отражение. Я торопливо прикрыл его шторой и встал за косяк, взведя пистолет.
Дважды скрипнула первая дверь: открывшись и закрывшись. Я представил, как он крадется в сенях вдоль стены, нащупывая в темноте вторую. А может, уже и фонарик зажег.
Так и есть. Он медленно открыл дверь, и луч света ударил в оконную штору. Я затаил дыхание. Свойственное мне спокойствие вернулось ко мне.
Он ступил через порог, скрипнула половица, луч фонаря обшарил кухню, затем метнулся влево, в зал. Расположение комнат как будто ему знакомо. Значит, знакомый гость, значит, бывал.
Невысок, судя по силуэту. Но и щуплым не выглядит. Налетчик вошел в зал. Я дал ему время, чтобы освоиться с обстановкой. Нервы свои унять. А то кинется с испугу с ножом, с пистолетом или что он там припас именно для моего случая.
По перемещению света и теней я догадался, что фонарь гуляет по стенам. Наконец улеглась пляска теней, послышался треск. Он положил, догадался я, фонарик на стол и в статическом свете луча что-то взламывает. Треснуло, скрипнуло, засвербело. Самое время, решил я, пока он романтически увлечен рассматриванием содержимого.
По нескрипучей половице я прокрался через кухню и заглянул в зал. Злоумышленник стоял ко мне спиной, а обе его руки были погружены в недра шкафа, куда и был направлен луч фонаря. Медлить не следовало. Чуткими уголовными нервами он в любую секунду может почувствовать мое присутствие.
- Стоять! - заорал я, выпрыгивая на середину комнаты. Какое слово орать, не имело значения. Главное - громко и грозно. Он все равно в первые секунды не способен вникнуть в его смысл. Он вздрогнул так, что чуть не уронил на себя шкаф.
- Руки! Подними! За голову! - отрывисто скомандовал я.
Он вспомнил, где голова, где руки и выполнил мои требования
Я его быстро скрутил, руки связал загодя заготовленной петлей. Охлопал. Развернул. Баба!
- Шла мимо, дай, думаю, зайду, - сказала она хрипло, сильно волнуясь. - Мужа, егеря своего повидаю. А его и дома-то нет?
Я не стал включать ни ночник, ни верхний свет, взял ее фонарик, направив в лицо пучок лучей.
Зажмурилась, сморщила личико лет тридцати. Немного накрашено, как будто планировала встречу со мной.
Я всматривался в ее лицо, не зная, как отнестись к ее заявлению насчет нашего с ней родства.
В зеркале был виден торшер, которым я так и не воспользовался, угол комнаты, кусок ковра. И что-то мелькнуло еще - неопознанное, вроде как тень, что-то хрустнуло, соприкоснувшись с моим затылком, или это хрустнул затылок под тем предметом, что меня хрястнул - фонарь мигнул и погас навеки.
Вначале была полная тьма, и свету нигде не было, и в этой глухоте, тьме - гналась за мной пустота с пистолетом. Но вот где-то повыше лба появилось и стало светиться цветное пятно
- Я вколол ему морфий, - донесся сквозь вату в ушах дружественный баритон. Смутно знакомый.
Я летел. Голова была легкой и парила отдельно. Пустота отстала, выронив пистолет. Голос не мой, и не Антонов. Чей?
- Ударили чем-то по черепу, - сказал другой голос, женский. - Пусть поспит. Не тревожьте его, Антуан.
Морфий. Что за иллюзии? Женщинам не положено. Где взял? Откуда манеры французские? Голос вроде знаком. Я затребовал пистолет.
- Спи, - сказал теперь уж Антон.
Я уснул. Кажется, бредил остаток ночи. Просил пистолет, ибо пустота подступала вплоть, нужно было отогнать ее выстрелами. Действие морфия прекратилось часам к восьми.
- Пистолет? - Ответил Антон на мой первый вопрос, заданный утром. - С собой, скорее всего, унесли. Геологи их видели.
Провал. Полное поражение. Вы разгаданы и убиты.
- А чего ж не вступились?
- Мы же сами велели им не высовываться. Но когда огрели тебя, высунулись, но не успели скрутить.
Постояли таки за меня Антоновы постояльцы. Спасибо им. Я шевельнул шеей: нет ли их здесь, и это движение болью в двенадцать баллов отдалось в голове.
- Я запомнил ее, - сказал я.
- Так это ж моя мартышка, - сказал Антон.
- Зачем приходила?
- Наведалась за дублонами. С пожарником со своим. Они вчера приезжали на грузовике, да я выгнал обоих. Геологи видели их в оконце. Только зачем он тебя по башке, а? Ничего не понимаю. Удар нанесен массивным предметом.
- Я ее повязал, - сказал я.
- Тогда понятно. За Маринку испугался. Любит он ее.
- А ты?
- Уже нет. Съездить забрать что ль?
- Я сам. Сам упустил - сам заберу. Поквитаюсь заодно. Адрес есть?
- Приблизительный. Пятиэтажка напротив кафе 'Медвежий угол'. Первый подъезд, третий этаж. Дверь направо. Фамилия его Семисотов.
Я запомнил, хотя голова раскалывалась.
- Это доктор тебя обработал своими снадобьями.
- Доктор?
- Ну да.
Конечно. В геологической экспедиции должен быть, наверное, какой-нибудь медик. Надо бы его поблагодарить.
- Так руду они ищут? Или, может, казну? - пошутил я.
- Касситерит. Говорят, где-то есть залежи. А с головой ничего страшного. Правда, шишак, как у буденовца. Кожа содрана. Пришлось выстричь тебе тонзуру. Так что ты теперь на иезуита похож.
Сравненье с буденовцем мне больше нравилось.
- Наголо меня, - потребовал я.- Налысо.
Он отыскал машинку, помог подняться и забрил мне, словно новобранцу, лоб.
- Ну, так что, я с тобой? - предложил Антон.
- Не надо, - твердо сказал я. - Будешь привлекать внимание. Ты ведь теперь герой дня, да чего там - года. Да и дома остаться должен кто-то. Может, следят.
- Ты опять за свое?
- Вернусь - разработаем план действий.
- Машину тебе найти, дядь Жень?
- Обойдусь.
- Шляпу возьми. Шишку прикрой. А то с такой отличительной чертой, как шишак, сам будешь бросаться в глаза.
Ненавижу я шляпы. В шляпе я никогда не был. Черная. Ковбойская? Или хасидская? Словно траур - по ком? Мне показалось, что я уже видел эту шляпу на ком-то другом.
- А в ней, что ль, не буду бросаться?
- Полгорода в таких ходит. Благотворительность из штата Мэн. Еще были мороженые бычьи хвосты и куриные гузки. Но те удалось продать, а шляпы не брал никто. Пришлось, действительно, с большой помпой раздать их желающим. Так что даже в моду вошли, и следующую партию благотворительных шляп уже раскупали.
- Тебе тоже по благотворительности досталась?
- Не знаю, откуда взялась. Может, подбросил кто.
Я подошел к зеркалу. Рассмотрел себя. Прикрыл битое место шляпой, вообразив для собственного куражу, что это черный берет. Шляпу одел и почувствовал себя другим. Флибустьером. Отчасти невидимкой. Другим. Вроде даже что-то изменилось в лице.
- Вспомнил: улица Уллиса, - сказал Антон.
- Как-то связано с Джойсом или Гомером? - спросил я.
- Не знаю. Но был такой латышский стрелок.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Едва дядя ушел, вылез матрос. Видимо дожидался ухода родственника.
- Это мы, твои неприятности, - развязно сказал он, приближаясь к Антону. Он переоблачился в родное, матросское, изрядно истлевшее, но выстиранное. Некоторые прорехи были стянуты нитками. - Покорнейше просим спуститься.
И не дожидаясь положительного ответа, ухватил его за рукав. Антон раздраженно высвободился. Однако сошел вслед за ним вниз.
Матрос распахнул дверь, но вместо того чтобы пропустить Антона, хамски вошел первым.
- Смирнов! Смирно! - рявкнул он, выкатывая и тараща глаза. - Павлыченко! Пли! - Во рту его блеснул золотой зуб. - Предъявите признаки жизни!
Лицо поручика все еще хранило печаль, словно его опечатали. Он предпочел игнорировать выходку наглеца. Артиллерист отреагировал мучительной гримасой, словно ему, взявшись двумя руками за щеки, растянули лицо. Но облик его, как отметил Антон, принял более сносный вид. Глаз не пульсировал, челюсть встала на место, шрам на голове был не так заметен, расчетливо прикрытый прядью волос. Прочие лица тоже стали чисты и даже приятны, как общепринято. Только замирали иногда надолго, и в такие моменты казались мертвы. Штабс-капитан глядел все больше с укором. У поручика грусть в лице иногда сменялась мечтой.
Постояльцы, кроме матроса, были одеты всё в ту же рвань, предоставленную Антоном, но держались непринужденно. Дама в полосатой футболке и джинсах была даже мила и выглядела лет на тридцать. Видимо, это был ее естественный возраст на тот момент, как ее постигло. Артиллерист из одеяла перелез в пиджак.
- Вы уже всех утомили, моряк, - сказала дама в ответ на матросскую выходку. - Вы, увы, не на палубе, где ваша брутальность была бы уместна. Глупо быть таким грубым.
- Я вас только встряхнуть хотел. Взбодрить остылые останки. Сожалею, что вышло невежливо и к тому же напрасно. Чувство юмора оставило ваши тела.
- Вы не меньше умерший, чем мы, - возразила эта красивая женщина, вытряхивая из пачки папиросу. - Не обращайте на него внимания, Антуан. Он такой один среди нас.
- Можно просто Антон. Или Орфей, как полковник изволит. А вас?
- Изольда. - Она протянула Антону тонкую руку. Антон пожал, не без робости осуществив этот тактильный контакт. Рука была еще грубовата на ощупь, но уже теплая.
- А прочие господа представятся, наконец, в ответ на гостеприимство? - спросил он.
- Полковник Одинцов, - отрекомендовался старший по чину. - Отдельная Оренбургская армия генерала Дутова. Убит при налете банды в 1920-м году. Как, впрочем, и другие присутствующие.
- Федоров, полковой врач, - отрекомендовался доктор. - Иван Иванович.
- Поручик Смирнов.
- П...п....п...
- Пли!
- Павличенко, - представил поручик косноязычного. - Штабс-капитан артдивизиона. Он немного контужен. Но в отличие от вас с вашей грыжей, излечился пока не вполне.
- Владивасилий Смольный, Камская боевая речная флотилия. А вообще я морской матрос. Вдоволь Черного моря хлебнул. Можешь Васей, а лучше Володей зови.
Полковник сказал:
- Вот что, Антон. Пока мы на нелегальном положении, под половицами у вас живем, нам нужна кое-какая от вас помощь. На первых порах, да и в последующем, без вас нам никак не обойтись.
- Поэтому и рукав оторвали?
- Ну, рукав вам Изольда пришьёт. Но уж больно вы упирались, отчаянно прямо-таки. И чего люди боятся кладбищ? Место от людей тихое. И всё земляки вроде, не басурмане лежат.
- Земляками земля полнится, - вставил свое флотский. - Под землей благодаря воздушным пазухам тоже можно сносно существовать.
- Против смерти возмущается не столько разум, сколько чувство, - сказал доктор. - Существует к тому же мнение, что жизнь зародилась во чреве земли и уж потом выбралась на поверхность.
- Во-первых, одежда современного покроя, - продолжал полковник. - Не настолько модная, чтобы бросаться в глаза. А то мы как летучие голодранцы. - Он оглядел себя, одетого в рваный спортивный костюм. - Можно старое подлатать, но не щеголять же нам в обмундировании устаревшего образца.
- Сейчас казачество ходит в таких, - сказал Антон.
- Тем более. За самозванцев сочтут. Да и истлела, видите ли. Лежать в ней еще туда сюда, но жить невозможно. Одежда должна быть удобная, ибо путь нам предстоит неблизкий. Теплая, ночи еще холодны. Что-нибудь непромокаемое сверху на случай дождей. Далее: питание, туристическое снаряжение, рюкзаки, фонари, лопаты...
- Папиросы, - сказала Изольда.
- Бубны, - сказал доктор.
- Может, черви сойдут? - сказал матрос.
- Шутите.
- Патронов не мешало б достать, - сказал матрос. - А лучше сменить все эти манлихеры на что-нибудь современное. Перековать, так сказать, мечи прошлого на более совершенное оружие.
- Насчет бубён я не понял, - сказал Антон.
- Тимпаны. В какие шаманы бьют, - уточнил военврач.
- Лодка, возможно, понадобится, - продолжил перечень Одинцов. - Резиновые сапоги. На случай, если придется вброд или вплавь.
- Автомобиль, - подсказал матрос.
- И как далеко мы собрались? - поинтересовался Антон.
- Вы правильно выразились: мы, - сказал полковник. - Ибо отправляетесь с нами.
- Фор мэджикал мистери туэр, - уточнил, картавя, матрос.
- Но почему вы меня именно? - спросил Антон. - В городе достаточно жителей, знающих этот мир лучше, чем я.
- Вы имеете отношение к нашей проблеме, - продолжал полковник. - Хотя, может быть, и не догадываетесь об этом.
- Догадываюсь, - сказал Антон. - Но хотелось бы знать наверняка. Казна?
- Именно.
- Вот и мой дядя по матери, и пожарный с Маринкой о том же...
- Дядю надо скинуть с хвоста. И без него много желающих в вашем городе. Носится в воздухе этот соблазн.
- Послать этого дядю по матери... - сказал матрос.
- А вы не думаете, что наш и его пути могут где-нибудь пересечься? - спросил доктор. - Кстати, что-то знакомое мне в нем просматривается. Вот и Изольда подметила...
- Внешне - нет, - сказала Изольда. - Но неуловимо чем-то повеяло, едва он вошел.
- Я вообще мало думаю, - сказал матрос в ответ на обращенную к нему реплику доктора. - Зато действую наверняка. Не то, что вы, ходячие мертвецы различной степени свежести. Теоретики. Вот, пожалуйста, - добавил он в ответ на маленькое происшествие: Павличенко со стуком со стула упал.- Даже на стуле усидеть не может, а как же предполагает действовать? И кто его, паразита, парализовал? Тело! Подъём! Что ты в ногах валяешься? В ногах правды нет.
- Но правды нет и выше, - сказала Изольда, куря.
- Больно, видишь, ему. Человеку свойственно ушибаться, падая вниз. Пора уж набраться житейского опыта. Да помогите ж ему, сам он не может из-за беспомощности. А ты кончай постоянно дергаться, - обратился матрос к Смирнову, который словно на углях или на иглах сидел. При этом лицо его сохраняло отвлеченное выражение, словно он нечто мечтал. - Что за народ. Что ты пялишься на потолок? Лампочка вскружила голову? Возвращайся из упоительной страны грез. Тут как раз одного теоретика не хватает.