Грим
Грим
Пролетарские триллеры. - #1. Ученик слесаря
- Ну что? - спросил механик.
- Что? - не понял Иван.
- Что по химии?
- Три, - сказал Иван.
- И у меня три, - сказал механик. - Я вечернюю школу заканчивал.
Он уронил газету, в которую до прихода Ивана заглядывал, поднял с полу, опять уронил и оставил лежать ее там, куда ее угораздило, то есть возле своей правой ноги. Вынул сигарету из черной пачки, лежавшей перед ним на столе. Постучал по столу фильтром. Сунул в рот. Папиросы еще недавно курил, догадался Иван, а сейчас, с достижением предпенсионного возраста, папиросы, наверное, стали казаться ему опасными, вот он на сигареты и перешел.
- Куришь?
- Нет.
- И я, - сказал механик, - курю.
Очевидно, не расслышал ответа, а вернее - и слушать не стал, заранее уверенный в том, что все они, нынешняя молодежь, не только курят, но и черту кадят. Однако сигарету не стал предлагать - не их жадности, как понял Иван, а просто потому, что тут же забыл про свой вопрос. Да и не собирался Иван отравлять себе жизнь никотином, даже стодолларовую сигару ему предложи.
- А при чем тут химия? - спросил Иван. - Я ж не в химики наниматься пришел.
- Химия? Химия, она, брат...
Он с некоторым удивлением посмотрел на Ивана, как будто тот только что вошел, и приходилось начинать собеседование сначала. И хотя стоял Иван перед ним уже пятнадцать минут, механик так ничего про него не выяснил, ибо вопросы задавал не по существу. Даже Иван мог бы сказать о нем больше. Что лет, ему, например, под пятьдесят, что жизнью своей недоволен, что до пенсии ему - по вредности - ровным счетом четыре месяца, а поэтому ему на все наплевать, так что катись этот цех химических производств куда подальше. А звать его Василий Петрович - это Ивану на проходной сказали, а так бы тоже не знал.
- Я могу идти? - спросил Иван, так как механик, закурив, смотрел большей частью в угол, изредка переводя взгляд на окно, а об Иване, казалось, напрочь забыл.
- Куда ж ты пойдешь? - вновь удивился механик. - Вместе сейчас пойдем. У нас на территории не курят, - объяснил он. - Так что, имей в виду.
- Я не курю, - напомнил Иван.
- Вот-вот, - сказал механик. - Тут фасовщицу у нас так скрутило... В субботу. Позавчера... - Он выпустил изо рта черный дым и, положив кулак на кулак, воспроизвел крутящий момент. - Понял как? А если бы курила в отведенных местах, то, может, и обошлось. Так что сегодня похороны.
Слухов хватало. О том, что на этом сравнительно небольшом предприятии едва ли не ежемесячно погибают люди - по халатности ли, от внезапных несчастных случаев или иных, говорили даже - инфернальных - причин, только слепоглухонемой не знал. А таких в городе не было. Так что и Иван был наслышан. Но в силу скептического склада ума и некоторой доли упрямства выбрал для начала трудовой деятельности именно этот завод. Хотя рабочие вакансии были и на вагоноремонтном, да вероятно и на других.
- Несчастный случай? - спросил Иван.
- Догадливый, - похвалил механик.
Догадливость Иван давно за собой замечал, так что иронию в тоне механика предпочел игнорировать. То есть не то чтобы очень давно, ибо и сам на свете существовал недолго - девятнадцатый год всего. Но полагал, что благодаря этой своей догадливости сумеет из любой беды выпутаться. Вернее, эту беду предупредить. И поэтому за участь свою в этом смертельно опасном цехе не очень обеспокоился.
- Пошли.
Механик утопил окурок в пепельнице и встал. Оказался он довольно высок, на пол седой головы выше Ивана, который маленьким себя не считал.
Иван вышел из прокуренной конторки на улицу. День был солнечный, яркий. Припекало, как и положено в мае. Всякие значительные перемены в жизни Ивана происходили весной. Весной школу закончил, едва не женился той же весной, да и родился весной. Восемнадцатилетие этого события было отмечено две недели назад.
Прямо перед ним была темно-коричневая стена четвертого цеха, правее высились трубы котельной, а чуть подальше виднелась коробка другого цеха. Он прождал минут пять - механика не было. Наверное, завернул к начальнику, кабинет которого находился в этом же одноэтажном здании, отстоявшем от производственного корпуса метрах в пятидесяти. Подождал еще пять - дверь скрипнула, и разъяренная морда механика высунулась из щели.
- Ну?
- Что ну?
- Где тебя носит?
- Здесь стою.
- Спецодежду зайди получи.
Иван вернулся в контору. Дверь напротив кабинета механика была распахнута, дверной проем перегорожен столом, в глубине маячила спина кладовщицы, облаченная в черный халат. Стол, вероятно, служил барьером от посторонних, не облеченных материальной ответственностью лиц. Однако это было не очень удобно, так как всякий раз приходилось его отодвигать, перед тем как выйти. Кладовщица обернулась и оказалась довольно приятной женщиной лет тридцати. Женщины этого возраста конечно уже староваты, но зато - ого-го.
- Ничего не ого-го, - сказала кладовщица, бросив на стол черную пару. - Как раз твой размер. - Она прищурилась на Ивана и кивнула, подтверждая собственные слова. - Бери-бери.
Она подумала и добавила к этой паре кусок мыла.
- За мылом опять через месяц придешь. Распишись своим почерком, - сказала она и дала Ивану расписаться в двух местах.
Ворота цеха были распахнуты, но в них торчал грузовик - в него что-то грузили. Механик вышагивал метрах в двадцати, чтобы зайти в здание с противоположной стороны, где тоже были ворота, но ничего из них не торчало. Он шел, высоко задирая ноги там, где надо было перешагнуть через обломок бетонного блока или ржавую балку, но привычно споткнулся о железнодорожный рельс. Привычно - догадался Иван, потому что даже не заметил этого. А если б заметил, то чертыхнулся бы или как-то иначе выругался. Иван догнал его.
Слесарный зал, как иронично назвал мастерскую механик, был сразу же за воротами. Кроме ворот имелась и дверь, в нее и вошли. Тепловая завеса в дверях подавала в тамбур подогретый воздух, хотя был солнечный май, и к полудню солнце обещало прогреть воздух градусов до двадцати пяти.
Иван обратил на это вниманье механика.
- Догадливый, - снова похвалил тот, и, поймав у ворот какого-то человека с черным прибором - наверное, электрика, велел тут же калорифер выключить.
Похвала механика и на этот раз на Ивана никак не подействовала. Он уже решил про себя, что механик какой-то весь заторможенный, и любое проявление элементарной внимательности к миру явлений кажется ему догадливостью, а вырази Иван вслух нечто менее очевидное, например, о том, что земля вертится вокруг солнца, это ему гениальной догадкой покажется.
Сразу за воротами был монтажный проем, высоко вверху завис на балке электрический тельфер. Кабель с кнопками управления сверху свисал, привязанный во избежанье обрыва к тонкому стальному тросу. За проемом, прямо пред Иваном тряслись, установленные в два ряда, центрифуги. Впрочем, судя по гулу в подшипниках, вращались только три из них. В мутных, но сравнительно прозрачных стеклянных трубах, булькал какой-то раствор. Возле каждой центрифуги стоял насос, которым этот раствор и подавался. За работой аппаратов присматривал изможденный рабочий - в прорезиненной робе и рукавицах, в защитных очках, с респиратором на лице. Во всяком случае, показался Ивану таким - измученным, источенным жизнью - из-за общей атмосферы, царившей в цеху, сходной с атмосферой преисподней. И еще этот рабочий черта напоминал, но не черта-ученого, черта-ёрника, какие описаны в Фаустах и Маргаритах, или тех, что в Миргороде живут, а черта-пролетария, какие котлы шуруют, равнодушные к тем, кто изнывает в этих котлах. Что-то распирало под респиратором его лицо - вряд ли приветливая улыбка, скорее ухмылка зловещая: погоди, мол, пацан, и ты здесь хлебнешь...
Под каждой центрифугой был мощный бетонный фундамент, не вполне гасивший вибрации. Поэтому пол, тоже бетонный, немного подрагивал. Пол имел желоба для стока химически активных агентов - растворов, кислот, суспензий - которые нет-нет, да и выплескивались из емкостей, сочились по фланцам трубопроводов, проникали сквозь изношенные прокладки, муфты и сальники. Рифленое железо в метастазах коррозии прикрывало эти канавы, чтоб можно было без опаски поверх них ступать.
Окон в стенах, по крайней мере, на этом участке, не было. Света электроламп не хватало, чтоб рассмотреть все в подробностях. По углам пряталась тьма. Во тьме что-то чудилось. Ближний к Ивану угол занимала какая-то цилиндрическая емкость высотой метра четыре, настолько изъеденная ржавчиной, что казалось, ткни в нее пальцем - и потечет. Над емкостями парило. На металле оседал конденсат. Под ногами стояли зеленые лужи. Туману было столько, что потолка не было видно, и он имел едкий запах, туман. И пробирал до костей, хотя в помещении было жарко.
- Здесь всегда так? - спросил Иван.
- Как? - отозвался механик, любитель кратких вопросов - вместо ответов на них.
- Сыро. Туманно. Сумрачно.
- Тут не царство небесное, - сказал механик. - А четвертый цех.
Это был лишь передний край предприятия, ближний к двери, а что творилось во глубине, оставалось только догадываться. Или, взяв ту же картинку, мять и менять ее в худшую сторону, чтобы методом последовательных искажений добиться аутентичности. Там, в глубине, что-то ритмично лязгало. Голоса невидимых в тумане рабочих достигали ушей. Фоном служил равномерный гул.
- А что? - сказал механик. - Тут даже неделю эти орудовали... Киносъёмщики. Блокбастер снимали. Фильм, этих самых... ужасов. Многие участвовали в массовых съемках. Глядишь, и ты попадешь. Чем не артист. В фильм этих самых... ужасов.
Слесарка представляла собой продолговатое помещение, напоминающее коридор. Вдоль одной стены стояли положенные по штату станки, вдоль другой - верстаки и лавки. У одного из станков шевелился токарь, на лавке мирно и праздно, слегка развалясь, отдыхал средних лет слесарь. Больше никого в помещении не было.
- Где все? - спросил механик.
- Так на заданиях, - сказал развалившийся, слегка изменив праздную позу на более соответствующую его рабочему положению.
- Тогда ты чего здесь?
- Деталь жду, - сказал слесарь и указал глазами на токаря, который нарезал на короткую шпильку резьбу. С одного конца резьба была готова уже. - А это кто? - Он перевел тот же взгляд на Ивана.
- Ученик слесаря. Знакомься и ты, ученик. Это у нас ... Слесарь с большой буквы.
- Давно не бывало у нас учеников, - сказал Слесарь.
- Не идет к нам народ, - сказал механик, снова закуривая.
- Опасаются, - сказал слесарь.
- Вот у кого бы тебе поучиться, Петров.
- Моя фамилия Павлов, - поправил Иван.
- Серьёзно?
- Не, я его не возьму, - сказал Слесарь, вновь вольготно раскинувшись. - Нужна мне такая обуза. За ним же глядеть надо. Тут и без этого люди, как мухи, мрут.
- За кем бы его закрепить? - спросил механик задумчиво.
- За Петрухой, - отозвался слесарь безо всяких раздумий.
- Почему именно?
- Так нет его сегодня. Отгулы взял, - напомнил механику слесарь.- Обычно берет три дня, пока не напьется полностью. Вот, пока его нет, за ним и закрепить. А выйдет - ты ему под нос готовое распоряжение. Мол, распишись и получай довесок. Он после отгулов тихий всегда. Возражать не будет.
- Точно, - обрадовался механик. - Пойду писать распоряжение. Ты вот что, Попов, - обратился он к Ивану. - Иди-ка ты покуда домой. Время одиннадцать. Через час обеденный перерыв. Потом похороны. Да и Петрухи нет. А завтра подходи аккуратно у восьми. Понял?
Иван кивнул. Цех у него положительных эмоций не вызывал. Механик тоже. Разве что белокурая кладовщица оставалась светлым пятном на темном фоне общего впечатления от этого утра.
- Зря ты, полез на этот завод, - сказал Болт, сосед и давний приятель. Сам он не работал и не собирался вообще. По крайней мере, в этом городе. Были смутные мечты о культурных центрах страны, где и платят больше, и работают меньше. И смертность от других случаев, а не как здесь. - Там работа со смертельным риском сопряжена. Каждый месяц кого-нибудь через проходную вперед ногами выносят. Я б не стал пропадать за такую зарплату.
Сегодня будут выносить как раз, подумал Иван. Значит, до следующего покойника времени - вечность. В восемнадцать лет месяц тянется бесконечно долго. Не то, что в пятьдесят, как у того же механика. А кто-то на целую вечность в этом мае застрял. Как та же фасовщица.
- А то давай к твоей тетке в Саратов вместе махнем, - предложил Болт. - А то у меня за пределами этого города нет никого, что б на первое время пристроиться, осмотреться. Есть у меня насчет Саратова план. Дело сугубовыгодное, - уговаривал он. - Предприятие успешное. Наказание - условное. Да и то только в том случае, если лоханемся. А?
- Ты помолчать можешь? - отмахнулся от него Иван, который про Саратов слышал по три раза на дню.
- Я за хорошие деньги все могу, - сказал Болт.
Наутро Иван и Петруха Фандюк были друг другу представлены. Петруха против наставничества не возражал, да вообще вел себя сдержанно и прятал глаза, как бывает с иными людьми даже после непродолжительного запоя. Лицо его было гладко выбрито, спецодежда свежевыстирана, и вообще он производил впечатление человека излишне аккуратного для того вида работ, какие ему выполнять приходилось. А приходилось разбирать и собирать насосы, редукторы и приводы к ним, ремонтировать смесители и центрифуги, порой залезая внутрь, латать трубопроводы, менять прокладки меж фланцами, если бежит, а бежало порой прямо на голову, так что к вечеру слесарь обычно бывал залит маточным раствором, засыпан зеленоватыми кристаллами готовой продукции или синеватыми - сырья.
Волос Петрухи был еще сравнительно густ, сер, голову прикрывала кепка из непромокаемого кожзаменителя. Непромокаемость была существенна потому, что сверху постоянно что-то лилось и, попадая на голую голову, застывало на ней синей или нежно зеленой коркой, если у слесаря были руки заняты, чтобы это стереть. А если слесарь постоянно в работе, то и руки у него постоянно заняты. Так что некоторые ходили с корками. Кепку же тряпкой протер - и всё.
Под козырьком кепки было небольшое лицо, на лице - несколько неглубоких морщин. Усов на этом лице не было, да и не нужны были этому лицу усы. И если Иван считал себя человеком среднего роста - метр семьдесят восемь, и не исключал возможности, что лет до двадцати еще вытянется, то Петруха, или дядя Петя, как решил сразу же про себя Иван его называть, был значительно ниже. Был он тех же лет, что и механик, и Иван даже подумал, что они могли бы быть одноклассниками или хотя бы друзьями детства. Позже, конечно, выяснилось, что никакие они не друзья, и даже недолюбливают друг друга в связи с регулярными Петрухиными отгулами и, являясь не местными уроженцами, в город прибыли из разных мест. Петруха - из волжского города Саратова, механик же из какой-то деревни под Курском. Механик, как прибыл, устроился на этот завод и работал на нем безвылазно лет двадцать пять уже, Петруха же - всего года три или два с половиной.
Ни тот ни другой с первого взгляда симпатий в Иване не вызвали. Но выступать без нужды было не в его характере. Поработаем. Понаблюдаем. А там можно и послать подальше обоих наставников. Или изменить свои мненья о них к лучшему.
- Ну что? - спросил механик.
Его вопросы не отличались разнообразием. Именно это и не нравилось Ивану в нем. Если спросить или сказать нечего - лучше молчи. Чего зря сотрясать воздух?
- Что? - спросил он в свою очередь.
- Работать пришел или как?
- Работать, - буркнул Иван, решив в конфликт с ним до поры не вступать.
- Ты, Петруха, ознакомь его с производством, - велел механик наставнику. - Покажи, где кнопки какие, чтоб зря не лез. А то он и так вчера убил час моего времени.