На ментов надежды практически не было. Они оказались полностью деморализованы. А начальник милиции, этим утром обнаружив в обойме ПМ вместо маслин маслят, сильно затосковал по здравому смыслу, чего в нормальное время с ним не случалось. И даже открыв, чтоб закусить - для поправки рассудка - банку маслин, нашел в ней опять же маслят.
Более того, маслята оказались в обоймах всего ментовского арсенала. Маслины же попадались во всех помещениях отделения - под столами, под креслами, под юбками секретарш, да что там под юбками - прямо под носом смотрящего за милицией (от Мишки Япончика), имевшего самый проветриваемый кабинет, нашли целую полянку маслин. Однако пистолеты, заряженные этими маслинами, выстреливали таки маслят, и стрелки с ума посходили, имея в подвернувшемся случайном прохожем вместо конкретных, с кулак, дыр - жалкий пейнтбол.
Все смешалось в седьмом отделении. Маслята оказывались маслинами, маслины - маслятами, маслинята же беспрепятственно шмыгали туда-сюда, и вся эта немыслимая маслятина порождала нервозность и неразбериху. И не диво, что у ментов ум за разум зашел и не вышел.
Так что все разборки ментовские (как меж собой, так между собой и бандитами), перестрелки с прохожими и стрельбу по гусям временно пришлось прекратить.
Блокировав милицейскую деятельность, захватчики совсем распоясались. Почувствовали себя хозяевами города.
Так, слесаря Филимонова прямо у здания городского суда окликнули какие-то подберезовики и предложили ему закурить. Когда же он отказался: мол, не курю и вам не советую, его, в ответ на совет свалили и сильно избили, применив короткие увесистые дубинки и ботинки армейского образца.
Семисветова, певчего, наоборот, окружили и воздали ему хвалу, водя вокруг него хоровод и распевая: 'Славься, славься, Семисветов, семицветик дорогой'. И так вскружили ему голову, что шея у него теперь - что спираль, закрученная по часовой стрелке.
Прорицатель Трофим Терентьевич (Тетёхин), как всегда туманно и обиняками, предрек: мол, ядрена-мать, мол, гриб до самых небес, мол, мать-ядрена-энергия, если, конечно, не удержавшись, рвануть. - Если бы, да кабы, да во рту росли грибы, - не веря в такую чушь, поддразнила его Айседора. Ну, так они у нее и выросли - вместо зубов.
Плотник Петров обнаружил у себя подмышкой мицелий.
Блондинку прижали в темном углу пьяные валуи, в сущности представляя собой половые органы. И только ссылка на герцога Валуа спасла ее от всяких последствий.
Лишь леди Памелу грибы конкретно побаивались. Роняя шляпы, шарахались от нее.
Вдобавок ко всему, некоторая часть горожан, принявшая грибное питание, а с питанием - веру, выродились в грибоедов. Повязанные грибной евхаристией, отравленные грибной сущностью, вступившие в симбиоз с этой подлой растительностью, они настолько мутировали, что перестали узнавать и понимать сограждан, представляя собой ОПГ. Эти Особо Поганые Грибоеды становились час от часу сплоченней и агрессивней, и уже не скрывали свой подлости от горожан. У них даже стали появляться вокруг голов то ли кольца Сатурновы, то ль сатанинские нимбы, напоминая шляпы опят. Грибоед есть то, что он ест.
Да что грибоеды, когда огурцы и прочее огородное барахло обзавелось шляпками, с яблонь и груш свисали, словно сопли, сморчки, а трюфели корнеплодами и клубнями прорастали вглубь, забивая водопровод и канализацию.
За городом громоздились грибные горы, загораживая горизонт. И даже поверх этих гор вырастали еще горы, покрытые мхом и красивой плесенью, образуя квази-Кавказ. И казалось, конца не будет сему нашествию, пока вся материя мира не превратится в грибы. Однако леди Памела - хотя мысли ее были заняты Дёмой, солдатским его подвигом - облетела окрестности и отчасти успокоила население, сообщив, что грибная экспансия за пределами зоны влияния дракона отсутствует.
Грибоеды к концу дня окончательно обнаглели, используя в своих интересах все известные методы политического давления на горожан - от коррупции и грибного лобби до попыток развязать террор. Говорили, что даже милиция единым мицелием с ними повязана. Насчет милиции народ не очень-то и сомневался. С милицией в ее нынешнем взлохмаченном состоянии все может быть.
Тем не менее, градоначальник призвал горожан воздержаться от ужаса.
- Надо, наконец, констатировать, - констатировал он, - что это нашествие само собой не прекратится, а потребует нашего ожесточенного сопротивления. Пора от отдельных стычек с грибами и грибоедами перейти к организованным действиям против них.
- Зимой-то, поди-ка, и без нас вымерзнут, - сиплым голосом сказал Семисветов. Вряд ли придется ему теперь этим голосом петь.
- Нам и трех дней не устоять, задавят совсем, - возразил Фомич. - Грибоеды уже начали занимать банки, бары и бани. Мы же начали занимать больницы. И они в скором времени все места в муниципалитете займут. А нам что? Занимать места на смиренном кладбище?
- Живут же люди... - позавидовал Семисветов их свободе и сытости.
- Свобода - это не безмятежная сытая жизнь, это чаще всего наоборот, - сказала Памела.
Семисветов стал замечать за собой, что тоже начинает Памелы побаиваться. Поэтому он замолчал и в течение всего заседания ни слова уже не произнес.
- Противника надо понять, чтобы побить. Какова их главная цель? Что им нужно? - сказал Филимонов.
- Известно чего... - пискнула Блондинка, переглянувшись с Марго Королёвой.
- Вы уж, мужчины, что-нибудь, да придумайте, - сказала Марго.
- Что ж их, косой что ль косить? - спросил кто-то.
- Наехать на них паровым катком, - предложил слесарь.
- Использовать против них ужас, - сказал Петров, сам недалекий от этого.
- Толом или тротилом рвануть, - выдал привычную формулу Камаринский.
- Каток и коса - это понятно, - резюмировал первые высказывания Фомич. - Тротилом ты уже раз рванул, чуть не отравил всех к такой-то матери. А вот насчет ужаса я не понял.
- Может, Памела нам объяснит, почему они от нее шарахаются? - сказал Петров, почесывая подмышку.
- Ах, я не знаю, - сказала Памела. - Даже мужчины многие меня побаиваются. Может, в помеле дело. Я все же на Дёму надеюсь. Совсем вы забыли про него, господа.
- На Дёму надейся, а сам не плошай. А вдруг его подвиг затянется на неделю?
- Натравить на них грибоедов, - предложил Микоян.
- Грибоедов... - сказал Петров. - Пойди их пойми. У них же туман в головах. Они ж практически зомби. Они еще хуже грибов, считая прочих за дураков, а себя умными. Сколько уже горя от их ума.
- Я червей-грибоедов имею в виду. Странно, что средь всей этой массы мне еще не попалось ни одного червивого.
- А не получим в результате этого другую напасть в добавок к собственной мафии? Наподобие наших грибоедов, только червеобразных? - засомневался плотник.
- Не знаю. Но если хотите - рискнем. У меня есть их немного, живут в колбе с грибной трухой. Может, выпустить часть?
- А если их натравить друг на друга? Опят на маслят, подосиновиков на опят. Стравить классы. Лбами столкнуть губчатых и пластинчатых. Разделяй и властвуй, - сказал наторевший в предвыборных передрягах Фомич.
Заседали почти до утра. Всех методов борьбы с грибами и присными - от огнемета до макиавеллизма - набралось около сорока. Решили, как рассветет, некоторые из них использовать.
* * *
В слове утро слышится что-то утраченное - не сон ли? Однако сновидения Дёма не помнил. Осталось от него только тревожное ощущение.
Он проснулся, а проснувшись, прислушался. Воздух полнился пеньем пернатых, воробьи купались в купах дерев. Он еще полежал, расслабившись, наслаждаясь поднебесной акустикой.
От реки слышался плеск. Это Аркадий совершал утреннее омовение. Дёма присоединился к нему. Молоко было уже теплое, словно парное
- А я смотрю, что за рыбешка плещется, - раздался вдруг голос сверху. - А это не рыбешка, это ребятишка такой. Резвятся с нашим Аркашкой наперегонки. Интуризмом интересуетесь?
Вопрос относился к Дёме, застав врасплох. Он поднял голову на собеседника, растерянно, но и с долей угрозы, пробормотав:
- Мы люди военные...
- Во-она как, - сказал собеседник.
Он стоял в десятке метров от киселя, на крутом берегу, прямо над ночным пристанищем плотоводцев. Несомненно, это был хам, одетый в набедренную повязку. Общий облик его был свиреп. Волосы головы переплелись с бородой. На лице ничего почти не было видно. Даже нос прятался в волосах. И из всех этих зарослей выглядывал налитый кровью глаз - один, но жуткий до чрезвычайности. Заплатка на другом глазу добавляла еще свирепости. Утешало лишь то, что в руках у него ничего не было.
Однако это было преждевременное утешение. Одноглазый обернулся через плечо, негромко свистнул, и тут же из кустов на песчаную полосу высыпала целая орава хамов общей численностью до 14-и сволочей. И у каждого что-нибудь да было в руках. Сучья, колья, дубины - предметы деревянного века, и только один был с ржавой совковой лопатой, а еще один с - бивнем какого-то взрослого млекопитающего. Последним спрыгнул на песок и одноглазый, бывший за главаря.
- Бить будете? - догадался Аркадий.
- А ты думал что? Окружим и станем дружить? - сказал одноглазый.
Отбиться от них, стоя по колено в киселе, казалось проблематичным. Аркадий сказал:
- И откуда вы здесь взялись? - В голосе его прорывалась досада. - Словно ночные кошмары, выпущенные из ночных горшков.
Безобразный образ врага вполне соответствовал сказанному.
- К ПУПу путь держите? - спросил одноглазый, не обратив внимания на метафору.
- В другое место отогнать дракона хотим, - примирительно сказал Аркадий. - Вам же без разницы.
- Ты меня очаровал, - сказал одноглазый. - Я же тебя разочарую. Мы ж ему шею узлом завязали. Так что он вряд ли теперь сможет куда-то летать. Ох, и хохотал я над вами, видя вас на плоту. Весь смех высмеял. Таперича хоть кричи.
Аркадий нахмурился, но промолчал. Их было двое против пятнадцати.
- А это ваш, значит, плотик? - продолжал предводитель.
- Наш. А что?
- Похож на обломки корабля дураков.
Аркадий и тут промолчал. Дёма оценивал диспозицию.
- Солдатик, слышь, - обратился главарь к Дёме. - Сделай нам одолжение. Неохота мне в эти кислые киселя лезть. Скрути и сдай его нам, а мы тебе благодарность выпишем.
Дёма, конечно, не откликнулся на это нескромное предложение.
- Или благодати отвалим тебе, сколь хошь. От самого неба по самое небалуй.
Меж тем, четверо хамов отделились от группы и принялись стаскивать плот в реку. Вернее, стаскивали трое, а четвертый пытался им это действие запретить.
- Разрешите подумать, - сказал Дёма, вычитая из пятнадцати тех троих, что отчалили. Четвертый, пометавшись по берегу, кинулся в реку и тоже влез на плот, отчего тот угрожающе накренился. Дёма и его вычел.
Очевидно, дисциплины в этом воинстве не было никакой. Однако готовность к действию наличествовала. Хам, тот, что с лопатой, снял ее с плеча и взял на перевес. Лопата была ржавая, с присохшими навозными комьями.
'Глупо быть убитым такой лопатой', - подумал Дёма
- Убитым иль не убитым, это как решит Хамитет, - угадал его мысли одноглазый хам. - В крайнем для вас случае лопату используем по назначению. Закопаем вас этой лопатой на бережку. Прямо в кисель.
- Мы же договорились, - несколько струхнул Аркадий, - что не будем никого не убивать.
- Эт-так, - хладнокровно подтвердил одноглазый. - Да что-то скучно без этого.
- Есть расы без чувства юмора, - сказал Дёма. - Они веселятся, когда голову кому-то режут.
- Бескультурье, - буркнул Аркадий.
- Так уж и бескультурье... - возразил предводитель. - Есть и клуб, и клумба при нем. А галстук - так его за бородой не видно
- Дурень несчастный, - не выдержал и выругался Аркадий.
- Это кто несчастный? - взвился вдруг одноглазый. - Да вам же деваться некуда будет, начни я несчастным быть.
Дёма почувствовал выброс адреналина, как всегда перед схваткой. Руки налились силой гудящей. Чувства его обострились, сигнализируя, что организм к бою готов.
Хам с бивнем смерил Дёму презрительным взглядом.
- Ты чо так взъерошился? И не таких, бывало, бивнем бивал, - сказал он и сделал выпад бивнем в сторону Дёмы.
Но он не учел, что перед ним был не условный противник в условном бою, а Дёма, который этим бивнем воспользовался, ухватив за острый конец и одним рывком высвободив себя из киселя.
Битва была недолгой. Крики победы и пощады слились, поделив мир на ликующих и скорбящих, а потом почти все стихло. Лишь потрескивали кусты на пути стремительно удалявшихся во всех направлениях хамов. Дёма с Аркадием остались на песчаном пляже одни.
- Зачем ты одноглазого отпустил? - спросил Дёма.
- Что ж нам его с собой тащить?
- А как же шея дракона? Кто развяжет ее?
- Да блефуют они. Невозможно ему шею узлом завязать. Да и нет у него шеи. Так, перешеек между туловищем и башкой.
От реки доносились сдавленные возгласы, плеск. Это плот, пущенный вплавь, ныне тонул, вертикально погруженный в молоко на три четверти. Лишь край его торчал над поверхностью, за который цеплялись, крича, четверо.
- Вот сволочи, - выругался Аркадий. - Готовым не могут воспользоваться. Непременно сломают или утопят или сожгут.
- Как его утопить можно? - удивился Дёма. Плот мог выдержать восьмерых. Но при том, очевидно, условии, если это не хамы.
- Все можно в умелых руках, - буркнул Аркадий.
Живописная группа из четырех бород и разваливающегося плота скрылась за поворотом реки.
- Что делать будем? - спросил Дёма.
- Либо новый плот вязать, либо бережком припустим.
- Сколько берегом ходу?
- Часа полтора.
- А вязать плот?
- Примерно столько же.
- Рискнем?
Хамы, будучи биты, могли представлять еще более серьезную угрозу, чем в первый свой рейд. Могли накинуться из кустов, используя элемент внезапности. Могли народу побольше собрать. А если одного битого за двух небитых считать, то наберется порядочно.
- Рискнем, - сказал Прометей.
Они пробовали двигаться берегом, но ноги утопали в киселе. Под обрывом, где был песок, путь преграждали свисавшие ветви и корни, торчащие из земли. Кустарник то и дело сбегал вниз, и приходилось его обходить опять же по киселю. Да и река все ближе прижималась к обрыву. Ноги вязли.
- Надо подниматься наверх. Так мы до полудня не доберемся, - не выдержал Аркадий.
Цепляясь за корни, торчавшие по склону обрыва, они поднялись.
Лес, хвойный по преимуществу, вплотную подступал к краю обрыва. Кое-где по стволам взбирались к солнцу незнакомые Дёме вьющиеся растения. Да и деревья, хоть и были похожи на сосны, отличались размером шишек и игл. Росли густо. Казалось, что этот мир дик, неизведан и полон неясных сил.
Однако вдоль берега вилась еле заметная тропа. По ней и двинулись. Приходилось то и дело отводить ветви руками, да успевать под ноги смотреть, преступая через корни, валежник, хворост, сломанные ветви, упавшие на тропу.
- Звери здесь есть? - спросил Дёма. Кроме ремня да обломка копья другого оружия при нем не было.
- А как же: волки, медведи. Но они без повода не накинутся. Хамы - да. Эти так просто от нас не отстанут. Знают, куда идем. Надо спешить, пока они не опомнились.
Путники наддали ходу.
- Этот одноглазый - предводитель у них, - успевал сообщать Аркадий. - Зовут Невзор, ибо глаза нет. Тот, который бивнем махал - Селяныч.
- Ты говорил, не бывает у них отчества.
- Ни отчества, ни отцовства. Ибо женщину, предназначенную для зачатья, пускают по кругу, чтоб никто не знал, кто отец.
Неспешно тащились змеи через тропу, извиваясь, никого не боясь. Кто-то верещал в кустах, наполняя воздух страхом и болью. В этих дебрях недобрых таилась своя жизнь, поминутно заявляя о себе чьей-то смертью.
- Тс-сс..
Дёма прислушался. Слева повторилось курлыканье. Ничего будоражащего в этих звуках не было. А наоборот, слышалось нежное, переливчатое. Но Аркадий сказал: